Изменить стиль страницы

Глава 2

Ты злой, Джексон Пирс

img_4.png

Джексон

Звук захлопнувшейся металлической двери эхом отражается от бетонных стен ― глухой звук, в котором чувствуется завершенность. Мой взгляд встречается со взглядом Уэйна, и я просто качаю головой, в раздражении отталкиваясь от прутьев.

Этот гребаный мудак действительно посадил меня в тюрьму.

Я не думал, что у него хватит смелости сделать это, и он, черт возьми, доказал, что я ошибался.

Эмма вздыхает позади меня, и когда я поворачиваюсь к ней лицом, она скрещивает руки на груди, плотная ткань ее изумрудно-зеленого свитера облегает ее так, что невозможно не смотреть. Но, с другой стороны, когда это я не смотрел на Эмму Уортингтон?

Ее невозможно не заметить. Даже если она мой враг с рождения.

Ее длинные светло-медовые волосы шелковистыми локонами ниспадают до талии. Красные губы слегка поблекли, но от этого не стали менее привлекательными для поцелуев. Ее ярко-голубые глаза обрамлены длинными, густыми, темными ресницами, которые целуют ее веки.

Она не просто красива. Она из тех, кто высасывает весь воздух в комнате, как только входит в нее.

Черт, я ненавижу то, что она меня привлекает. Она ― последний человек, которого я должен хотеть, но… Я ничего не могу с собой поделать. Не то чтобы я признался в этом кому-то вслух. Нет, это дерьмо останется запертым в моем мозгу, где ледяная принцесса не сможет использовать мою слабость как оружие против меня.

Она бы точно так поступила.

― Ты ведь знаешь, что это все твоя вина, верно? ― сердито говорит она, прислонившись к задней стенке бетонной камеры. Плохо, что сама камера размером с небольшой чулан, и здесь есть только одна скамейка, которая стоит в стороне, длиной примерно в несколько футов.

Очевидно, что это место строили не для комфорта. Но, наверное, тюремная камера и не должна быть удобной.

― Моя вина? ― Я усмехаюсь. ― Извини, ледяная принцесса, но если бы ты не пыталась драться со мной из-за проклятой рождественской игрушки, то нас бы сейчас здесь не было. Ты могла бы сидеть в своем особняке, потягивать дорогое вино, сжимать в руках жемчуг и делать вид, что мир идеален.

Она смеется, это звучит натянуто и лишено какого-либо веселья. ― Я знаю тебя, Джексон Пирс. Я совсем не удивлена, что ты опустился так низко. Дай угадаю, это какой-то сложный план, чтобы испортить нашу вечеринку? Покупка игрушки, которая тебе даже не нравится, чтобы мы не смогли ее получить. Похоже, это очень в духе твоей семьи. Это очень по-пирсовски. Ты узнал, что мои родители теперь поручили организацию вечеринки мне, и ты решил сорвать мне праздник. Трахнуть меня, да?

Господи. Ну вот, блядь, и все.

Все возвращается к этим богом забытым вечеринкам. Каждый раз, черт возьми.

Уортингтоны и Пирсы уже много лет враждуют из-за конкурирующих городских рождественских вечеринок, поэтому наша взаимная неприязнь всегда усиливается в праздничный сезон.

Но с чего все началось?

С того, что наша семья никогда не получала приглашения на ежегодную рождественскую вечеринку, проводимую уже несколько поколений подряд, в то время как все остальные жители города были приглашены. Мои родители только что переехали в Клубничную Лощину. Недавно приехали в город и не были приглашены на рождественскую вечеринку. Очевидно, что Уортингтоны не хотели видеть на своем празднике приезжих. Это был очень холодный прием в их новом городе, и поэтому на следующий год мои родители устроили свой собственный праздник в тот же самый день и не пригласили Уортингтонов. С этим Уортингтоны так и не смирились, тем более что теперь полгорода ходит на наши вечеринки. И это продолжается с тех пор по сей день ― зуб за зуб.

Так и родилась эта совсем не дружелюбная вражда.

Незрело и чрезмерно? Определенно.

Банально?

Наверное, да, но в маленьком городе все по-другому.

По правде говоря, я понятия не имею, почему они не пригласили моих родителей, но они подчеркивали свое пренебрежение к моей семье при каждой возможности. С того самого первого года наши семьи поставили перед собой задачу «превзойти» друг друга в проведении праздничных вечеринок. Обе семьи прилагают огромные усилия, чтобы сделать свою вечеринку лучше ― лучше еда, лучше веселье, лучше традиции.

С годами напряжение между нашими семьями только усиливалось, и где-то на этом пути к взаимным оскорблениям добавилось немного саботажа. Мы с братьями и сестрами участвовали в… некоторых розыгрышах Уортингтонов при их приготовлениях к вечеринке, что стало нашей юношеской традицией, которой мы до сих пор наслаждаемся, будучи взрослыми. Однажды мой брат Джеймсон засыпал углем их почтовый ящик, а в старших классах мы воткнули вилы у них во дворе в день вечеринки. Мы крали рождественские украшения, которые, конечно, потом возвращали, и, возможно, даже лепили неприличных снеговиков у них во дворе, будучи подростками. Уортингтоны всегда отвечали нам по-своему. Они несколько раз пытались аннулировать разрешение на проведение вечеринок, посылали городскую полицию из-за жалоб на шум, а мистер Уортингтон даже дошел до того, что использовал свои связи в электрической компании, чтобы однажды отключить нам электричество.

На данный момент почти весь город должен был выбрать сторону, и это делало праздники напряженными до предела.

Это просто смешно, когда говоришь об этом вслух. Две семьи устраивают вечеринки, чтобы затмить друг друга. Например, копируют темы друг друга, чтобы посмотреть, кто сделает это лучше. Или кто сможет привлечь больше жителей города, предложив лучшую еду и открытый бар. Ничто не считается чрезмерным для достижения цели, и именно в этом заключается проблема.

Так получилось, что в этом году эстафета перешла от наших родителей к нам. Поэтому, конечно, в первый же год, когда мы отвечаем за организацию этой чертовой вечеринки, мы оказываемся в тюрьме из-за гребаного щелкунчика.

Но что касается меня?

Мне плевать на эту дурацкую вражду с Уортингтонами. Ну, не совсем. Единственное, что имеет для меня значение, ― это мама, а ее, к сожалению, волнует эта дурацкая вражда и эпические мероприятия, что, в свою очередь, заставляет меня притворяться, будто меня очень беспокоит, что нас не приглашают на их пышные вечеринки с коктейлями, где одно только шампанское стоит больше, чем моя компания зарабатывает за месяц.

Если бы моя семья не была так сильно заинтересована в этом, мне было бы наплевать. Но должен признать, что мне нравится издеваться над Эммой Уортингтон, сводить ее с ума так же, как сводит она меня. Я хочу нажимать на все кнопки, которые у нее есть, просто чтобы вывести ее из себя.

Мне всегда нравилась эта… игра между нами. Это восхитительное напряжение, от которого мой член становится твердым.

Она думает, что это связано с тем, что наши семьи ненавидят друг друга. Но на самом деле я не ненавижу Эмму Уортингтон. Я просто хочу засунуть свой член ей между губ, чтобы она замолчала.

― Не льсти себе, думая, что меня это так волнует. Не все связано с тобой. Я знаю, трудно представить, что мир не вращается вокруг тебя, но уверяю тебя, это не так, ― говорю я ей, не обращая внимания на ее усмешку, когда прохожу мимо нее к бетонной скамейке и сажусь. Я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь спиной к решетке и закрываю глаза.

Как бы мне ни нравилось играть с ней, мне не очень нравится торчать в тюремной камере, где слабо пахнет плесенью и мочой.

― Это будет самая длинная ночь в моей жизни, ― бормочет она, скорее для себя, чем для меня, я думаю.

Я хмыкаю в ответ, но глаза не закрываю. ― Я тоже застрял здесь с тобой, Эмми.

Эмма. ― Я слышу раздражение в ее тоне, и это заставляет мои губы растянуться в ухмылке. ― Боже, какая же ты заноза в заднице.

Приоткрыв один глаз, я вижу, как она переминается с ноги на ногу, и мой взгляд падает на ее ноги. На ней нелепые черные туфли на каблуках, которые совершенно не сочетаются с тем количеством снега, которое сейчас лежит на земле.

― Ты ведь знаешь, что есть еще одна сторона этой скамейки, на которую ты можешь сесть? ― говорю я, жестом указывая на место рядом с собой. ― Я не кусаюсь. Ну… смотря кого спрашивать.

― Ты отвратителен, и все это место воняет мочой. Я не сяду здесь ни на одну поверхность.

Я пожимаю плечами, откидывая голову назад. ― Как хочешь.

На несколько минут между нами повисает тишина, хотя я ожидал, что она ответит на мои слова какой-нибудь колкостью.

― Ты действительно собираешься просто сидеть здесь… и не предложишь мне свою рубашку или что-нибудь еще, чтобы я могла хотя бы присесть, да? Так поступил бы джентльмен, Пирс.

Тяжело вздохнув, я сажусь, провожу рукой по волосам и встаю со скамейки. В два коротких шага я сокращаю расстояние между нами, моя рука упирается в стену камеры рядом с ее головой, и я смотрю на нее сверху вниз. ― И почему у тебя сложилось впечатление, что я джентльмен?

Шокированный взгляд ее широко открытых глаз делает меня чертовски счастливым, а ее пухлые губы то открываются, то закрываются. Как будто она хочет что-то сказать, но пытается найти подходящее оскорбление, чтобы ответить мне.

Впервые, может быть, за всю историю, я заставил Эмму Уортингтон замолчать.

К сожалению, для меня, не своим членом, но победа есть победа.

― Ты ― мудак, ты знаешь это?

― А ты претенциозная ледяная принцесса, но я думаю, что это пустая трата времени ― повторять то дерьмо, которое мы уже знаем, не так ли?

Ее губы сжимаются, а затем складываются в хмурую гримасу, когда она смотрит на меня сквозь густые ресницы. Она невысокого роста, но благодаря ее смешным каблукам между нами всего несколько сантиметров. Я опускаю голову, чтобы ответить на оскорбление, которое она произнесет, а она слегка приподнимается на носочках, чтобы сравняться со мной ростом.

Называйте это как хотите, но мне кажется, что она хочет, чтобы я поцеловал ее так же сильно, как я хочу сделать это прямо сейчас.