Потом она еще раз обошла вокруг клуба, долго стояла в бурьяне, глядя на крыши домов, в синеву неба. И вдруг с досадой подумала: «Запустение какое!.. И о чем только здешняя молодежь беспокоится!» Она никого еще как следует не знала в Гремякине, но готова была задать этот вопрос первому встречному, будь то парень или девушка.
Не дождавшись Жукова возле клуба, Марина отправилась в контору, но там его тоже никто не видел. День начинался с неудач, и настроение у девушки портилось. Она заглянула в магазин, в школу, в механическую мастерскую — бывшего завклубом нигде не было. Должно быть, и сегодня он уехал на автобусе.
«Уйду на Лузьву и просижу там на песочке целый день!» — внезапно решила Марина, чувствуя, как ее начинает охватывать глухая тоска.
Через полчаса она уже была на берегу реки.
Вдруг пошел дождь, серебристый и звонкий; Лузьва сразу зарябила, будто в нее вколачивали тысячи гвоздей, вколачивали быстро, торопливо, наперегонки. Мальчишки, загоравшие на песке, похватав рубашки и штаны, пустились через луговину к ближайшему сараю; мелькали их мокрые загорелые ноги, вразнобой раздавались голоса:
— Дождик, дождик, перестань! Я поеду во Рязань!..
Марина и не думала выбираться из воды; она любила купаться в дождь, и эта любовь сохранялась в ней, может, с той поры, когда была вот в таком же возрасте, как и убегавшая к сараю ребятня. Во время дождя в воде всегда казалось теплее, чем на берегу, да еще почему-то хорошо думалось и мечталось.
Шум в склоненных над Лузьвою ивах сделался теперь сплошным; гвозди вокруг Марины втыкались в воду так часто, что рябило в глазах. Она доплыла до середины реки и дальше не поплыла, все смотрела и смотрела на бегущих мальчишек, стараясь угадать, кто же скорей укроется под крышей сарая. Первым добежал нескладный тонконогий паренек, который пробовал ходить на руках по песку, но у него никак не получалось.
«Молодец, всех обогнал!» — похвалила тонконогого Марина, может быть, потому что девчонкой бегала быстрее многих мальчишек.
Пока она купалась, шум дождя то слабел, то опять крепчал. Ребятишек возле сарая уже не было видно — разбежались кто куда. С дороги свернул грузовик с кирпичом и остановился под ивой. Шофер распахнул дверцу кабины, не вылезая, стал наблюдать за купальщицей. Даже издали хорошо была видна его белозубая улыбка на загорелом продолговатом лице. Он смотрел пристально, будто хотел, чтобы девушка непременно заметила его улыбку.
«Вот тип!.. Чего ему надо?» — подумала Марина и поплыла к другому берегу.
А шофер то ли позавидовал купальщице, то ли был самонадеянным смельчаком, быстро разделся, выскочил под дождь, попрыгал на одной ноге и с разбегу бросился в воду. Марина успела заметить, что он высок, голова маленькая, подстриженная ежиком. Через две-три минуты он поравнялся с ней, зафыркал, как морж. Дождь перестал мгновенно, лишь с ив все еще капало в реку, булькало, звенело.
— Здравствуйте! — весело сказал он. — А я еду, вижу — кто-то в дождь купается. Дай, думаю, тоже окунусь.
— Что вам надо? — спросила Марина, решив поскорее выбраться на берег.
Он поплыл рядом, то и дело заглядывал ей в глаза.
— Познакомиться с вами хочу. В вагоне знакомился, на рынке тоже, даже на похоронах, не говоря уже о кино и танцах, А вот в воде — ни разу. Вы — киномеханик, заведующая клубом? Слыхал. Слыхал, вместо Жукова?..
Трудно было понять, говорил ли он всерьез или шутил. Лицо и шея у него были бурые от загара, а плечи белые, но он не стеснялся этого, как не стеснялся своей нескладности, худобы. За день им было сделано несколько ездок по нелегким районным проселкам, он устал от напряжения и духоты в кабине, теперь же он забыл об этом, весь отдался новым ощущениям. Марина присматривалась к нему, молчала.
— Хотите, нарву вам кувшинок? — предложил он, явно стремясь добиться доверия девушки.
И, не дожидаясь ее согласия, он зашагал по воде, как журавль, в то место, где ярко желтели цветы.
Под ивой, за грузовиком, Марина оделась, расчесала волосы. После дождя на берегу все помолодело, поблескивало, все впитывало свет и тепло.
— Вот вам от шофера Ильи Чудинова! — подойдя, сказал парень и положил кувшинки у ее ног.
Марина поблагодарила, но тут же, спохватившись, сказала, чтобы он не подумал бог знает чего:
— Вам что же, некому в Гремякине цветы дарить?
Илья слегка насупился. Он натягивал на себя темно-синий комбинезон, который был ему коротковат.
— Ага, некому, — сказал он мрачновато. — Пока служил в армии, всех хороших девчат порасхватали. А кому попало дарить не хочется… Служил я в Туркмении. Пески, жара, безводье да верблюды. Вернулся в Гремякино и сразу в лес за грибами пошел. Истосковался по нашенской природе. Теперь вот шоферую, кирпич для стройки вожу…
Что-то он недоговаривал, скрывал, но, возможно, и нельзя было сразу все рассказать незнакомому человеку. Марина понимала: пред ней вдруг приоткрылся уголок чужой жизни, пока еще мало понятной ей. Ведь это был тот самый шофер, о недостойном поступке которого она уже слышала от гремякинцев. Так вот он какой!..
— Знаете что? — внезапно прервал паузу Илья. — Давайте-ка после купания, того… выпьем малость. У меня есть про запасец.
Он порылся в кабине, достал четвертинку, кусок колбасы, хлеб, огурцы, все это протянул Марине, подбадривая ее нагловатой улыбкой. Она решительно запротестовала:
— Нет, что вы? За кого меня принимаете?
— Жаль. Думал, вы смелая. А вы, видать, как все…
Илья больше не упрашивал ее, выпил сам, бутылочку зашвырнул в кусты и смачно захрустел огурцом. Марина не смогла скрыть разочарования: было что-то навязчивое, деланное в поступках парня, в его манере держаться, разговаривать…
— Осуждаете? — колко усмехнулся он. — Не бойтесь, аварии не будет. Последнюю ездку сегодня сделал… А может, в контору сообщите, как Илья Чудинов четвертинку опорожнил на берегу Лузьвы? Так это ж я после купания! И потом — чтоб скучно не было, для разнообразия в нашей гремякинской жизни…
Теперь Илья заметно хорохорился, храбрился, как бы от кого-то защищаясь. Марина негромко сказала:
— Я никого толком еще не знаю в Гремякине.
— Узнаете. Все узнаете. У нас — не город, каждый виден как на ладони. Пока я служил в армии, гремякинское житье сильно изменилось. Один бригадиром стал, другой — построился, у третьего пацан появился… А я как вернулся из армии домой, как сел за баранку, так, видать, и буду шоферить до гробовой доски.
Умолкнув, будто все уже высказал, Илья стал готовиться в дорогу: обошел грузовик, стукнул каблуком по скату, заглянул в мотор.
— Наверное, разжалобил вас? — настороженно глянул он на Марину. — Так это я так, для разнообразия. И не думайте, что я неудачник какой-то…
— А я и не думаю! — успокоила его Марина. — Просто познакомились, поговорили.
— Во-во, поговорили, это верно.
Они немного помолчали. Солнце искрилось на реке, в ветвях деревьев, в траве. Илья оглянулся, к чему-то прислушался и, заулыбавшись, вдруг признался Марине, что собирается поднакопить денег и тогда купит аккордеон, как у Жукова. Он как-то подобрался, расправил плечи, вскинул голову.
— Мне бы только научиться играть. Жукова просил, тот гонорар требовал в виде водки. Угостишь его — объяснит, покажет. Вот и освоил я песню «Пусть всегда будет солнце».
— Можно на курсы баянистов пойти, — посоветовала Марина.
— Меня не пошлют.
Опять возникло молчание. У Марины так и вертелся на языке неотложный вопрос, она участливо выдохнула:
— Из-за того случая с пастухом? Почему не хотите извиниться перед ним? Виноваты ведь вы…
— А-а… Уже узнали?
Похоже, Илья сразу утратил интерес к разговору, забрался в кабину; загудел мотор. Подобрав кувшинки на траве, Марина шагнула на тропку. Грузовик не отъезжал, в открытую дверцу за ней наблюдал шофер, и когда она оглянулась, он вдруг крикнул прежним беспечным голосом:
— Учтите, будут в клубе танцы, вас первую приглашу!
Марина пожала плечами. Что она могла ему ответить?..
Тетка Лопатиха развешивали во дворе выстиранное белье, Марина помогала ей. У крыльца бродили куры, петух-красавец чутко откликался тревожным предупредительным клохтанием на каждый звук из окна, где готовился к отъезду Жуков. А на крылечке сидела дымчато-серая кошка Барыня и, умываясь, зазывала во двор гостей.
— Кого это она к нам приманивает? — сказала Лопатиха и кинула взгляд за калитку.
По улице шел сторож Блажов, в шляпе, с корзинкой на палке, перекинутой через плечо.
Марина тоже узнала старика и на некоторое время забыла о Жукове, с которым только что познакомилась. Тут, во дворе, о нем просто не думалось. И дом с красивым крылечком, и густолистые яблони вдоль выкрашенного забора, и плитка под тенистым навесом — все пришлось ей по душе. Ей уже нравилось заходить в этот ухоженный, чистый двор, открывать высокую калитку, взбегать на пахнущее сосной крылечко. И очень нравилось вот так, как сейчас, помогать хозяйке по дому…
А в комнате Жукова по-прежнему было неспокойно, скрежетали о пол сдвигаемые стулья, что-то падало, раздавался топот. Лопатиха прислушивалась к этим звукам, качала головой, но выдерживала характер — не мешала собираться уезжавшему квартиранту.
Когда полчаса назад Марина постучалась к Жукову и в открытую дверь отозвалось: «Войдите!», она увидела крепко сбитого статного молодого человека лет двадцати пяти, черноволосого, с удлиненными височками, как у опереточного артиста. Такие красивые парни девушкам всегда нравятся. Он очень торопился, был зол и не скрывал своей злости. Беседовать с Мариной он не стал, лишь сунул ей в руку ключ от клуба и с ухмылкой произнес:
— Получайте ключи от счастья! Кстати, кто автор романа с таким названием? Не знаете? Была такая писательница — Чарская. Еще до революции. Запомните. Пригодится, когда будете проводить викторину для сельской интеллигенции.