Глава 25

Лэндон

Другой день, та же непоправимая потребность испортить мир и смотреть, как он рушится и горит.

Волна враждебности устремляется в мою сторону, пытаясь – но безуспешно – проникнуть в мою кожу со всех сторон. Яркие взгляды и ухмылки отскакивают от моего внешнего фасада, как резиновые стрелы.

Никто из них нихрена не значит для меня.

Единственная, кого я удостаиваю своим пристальным вниманием – это девушка в черном платье, обтягивающем ее изгибы во всех нужных местах. Кожаный чокер обхватывает ее нежное горло, а в косички вплетены мои любимые голубые ленточки.

На меня смотрят вызывающие, гордые глаза цвета синих полевых цветов. На мгновение, в течение доли секунды, когда я совершил свой эффектный театральный выход, эти глаза были ошарашены, затем эти же эмоции превратились в ужас, но сейчас в них плещется неодобрение.

Я могу справиться с неодобрением.

Даже с ненавистью.

Я умею справляться с антагонистическими ситуациями и не уйду, пока не верну благосклонность моей музы. Я не понимал, как сильно по ней скучаю, пока не прослушал запись ее голоса несколько раз.

И я не знал, что способен скучать по кому-то.

Метод, который я придумал, может быть в лучшем случае спорным, а в худшем – самоубийственным, но мне нужно поставить точку перед всем миром.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — Джереми, бесполезная пространственная масса, крепче вцепился в Сесили и приготовился к атаке всем телом.

На самом деле, все они делают то же самое, включая моих родных брату и сестру. У них нет ни одной верной кости в теле. Единственный, кто деликатно говорит о своей потребности покалечить меня – это Киллиан, но он держит Глин так близко, как будто должен защитить ее от меня – ее собственной плоти и крови.

Глин и Сесили выглядят более опечаленными, чем старушки, потерявшие пенсию и всерьез рассматривающие возможность похоронить себя заживо. Выражение лица Брэна становится полным боли, как тогда, когда он смотрел, как меня режут за его хрупкую честь.

Другая крайность – не кто иной, как Николай. Среди множества противоречивых и совершенно ошеломляющих реакций на мое божественное присутствие он единственный, кто не смог скрыть ни капли враждебности и позволил ей захлестнуть язык тела и маниакальное выражение лица.

— Я думал, что это день рождения и все приглашены, — легкомысленно говорю я, игнорируя разгорающуюся вдалеке мировую войну.

— Это не так, — прямо говорит Киллиан.

— Кажется, теперь это так, — я подхожу к Мие, которая все время наблюдала за мной, как будто я статуя, а не их создатель. — Кроме подарка в виде моего присутствия, у меня есть для тебя еще кое-что, но я бы предпочел сделать это наедине…

Не успеваю я сделать второй шаг, как Николай врезается кулаком в мое прекрасное лицо.

Из забитого горла вырывается кашель, и я сплевываю на пол металлическую жидкость, наполняющую мой рот. Первый инстинкт – выпленуть ее в поганое лицо Николая, но это не поможет мне в том деле, которое я пытаюсь решить

— Лэн… — Глин вырывается из рук своего парня и подбегает ко мне.

Может быть, я ошибался, и, в конце концов, у нее есть какое-то подобие преданности мне.

Она останавливается в нескольких шагах от меня, как будто боится подойти ближе.

— Просто… уходи.

Я беру свои слова обратно. Она просто не хочет драмы в доме своего ничтожного дружка и, вероятно, боится за жизнь его кузена.

Что вполне оправданно, поскольку если бы он не был братом моей музы, то уже бы сейчас был загнан на стену моими кулаками. А потом, возможно, был бы отправлен в психиатрическую клинику, в которой так нуждается.

— Я не для того подкупал некомпетентных охранников, чтобы просто уйти, — мой взгляд встречается с испуганным взглядом Мии.

Она сделала шаг вперед, и одна из ее рук сжалась в крепкий кулак. Какая-то часть меня взлетает от мысли, что она беспокоится обо мне, в конце концов, но вскоре все рушится и сгорает, когда она хватается за руку своего брата.

— Он того не стоит, Нико.

Вот что она показывает – с невозмутимым выражением лица, могу сказать.

Она только что сказала, что я того не стою? Я? Лэндон, мать его, Кинг?

Николай, очевидно, не согласен и определенно думает, как и все остальные, кто не Мия, что я вполне стою этого, поскольку он снова поднимает кулак.

Киллиан незаметно уводит Глин из центра событий, так что она снова оказывается в его коконе защиты.

— Тайм-аут, — я поднимаю руку перед Николаем. — Прежде чем ты продолжишь свои попытки изменить мои черты лица, позволь мне прояснить один важный момент. Я нахожусь в процессе ухаживания за твоей сестрой, и любые попытки испортить мое лицо не сыграют в пользу этой задачи.

Все ошеломленно молчат, включая Николая, кулак которого так и завис в воздухе. Мне нравится называть это эффектом Лэндона – очень мощно и приятно наблюдать.

Мия – первая, кто приходит в себя и одаривает меня сиянием всех сияний; губы поджаты, а глаза пылают огнем.

У нее самый святой вид, на который я когда-либо натыкался, а я отнюдь не религиозный человек.

— Я тебя, блять, убью, прежде чем ты ее хоть пальцем тронешь, — Николай бросается вперед.

— О, уже тронул.

Еще одна пауза.

Еще множество прекрасных, одурманенных выражений, которые являются результатом моих слов.

— Что, черт возьми, ты только что сказал? — на этот раз у Николая хватает терпения говорить медленно.

— Я сказал, — я сокращаю расстояние между нами так, что мы оказываемся глаза в глаза. — Трогательная часть уже произошла. На самом деле, наше свидание включало в себя не только прикосновения, но я избавлю тебя от подробностей, поскольку ты ее брат.

— Ты, блять… — он наваливается на меня, и я уже собираюсь позволить ему повалить меня на землю, чтобы Мие было неповадно, но Брэн делает шаг в мою сторону и принимает удар на себя.

Мой брат отшатывается назад и падает мне на грудь.

Смена событий происходит так стремительно, что всем требуется некоторое время, чтобы смириться с новой переменной в уравнении.

Моим идиотским братом.

Я хватаю его за руку, чтобы он не упал набок, и осматриваю рану на нижней губе и кровь, которая хлещет из нее.

Ублюдок, который был бы мертв, не будь у него кровного родства с Мией, хорошо его отделал. Брэн несколько раз трясет головой, как будто борется с сотрясением мозга. Если я нормально отношусь к насилию и стремлюсь к нему при любой возможности, то Брэн буквально брезгует кровью.

Я достаю салфетку и помогаю ему вытереть это дерьмо с губы, пока он пытается устоять на ногах.

Николай не двигается, его челюсть щелкает, а мышцы напрягаются до тех пор, пока не вздуваются вены. Киллиан, Джереми и Мия оттаскивают его назад, и, в отличие от того, что я ожидал, он не сопротивляется.

Вместо этого он устремляет свой взгляд на сестру.

— Это правда?

Она замирает, и все попытки успокоить брата прекращаются.

— Мия, то, что этот ублюдок сказал, правда? — снова спрашивает он, и в его голосе звучит напряжение, достаточное для начала ядерной войны. — Ты спала с ним?

Меня встречает выражение, которого я никогда не видел на лице Мии. Выражение, которое, как я теперь понимаю, я не хочу больше видеть на ее нежных чертах.

Стыд.

Сначала я не стою этого.

Теперь ей чертовски стыдно за меня.

Она переводит взгляд на меня, и, хотя я был занят тем, что пытался остановить кровотечение на разбитой губе Брэна, я встречаюсь с глазами, которые преследовали меня каждое мгновение.

Давай, соври, Мия. Давай, отрицай все и притворяйся, что это все гребаная иллюзия.

— Это не то, что ты думаешь, — показывает она.

— А что он думает? — я прижимаю салфетку ко рту Брэна и затыкаю ему рот рукой, а затем делаю шаг перед ним так, чтобы оказаться лицом к лицу с Мией

— Заткнись, — ее движения резкие, нескоординированные и намекают на полную потерю контроля.

Хорошо.

Может быть, так она сможет понять, что такое разочарование, когда тебя отталкивают в сторону и выбрасывают, как использованный презерватив.

— Я с удовольствием заткнусь, но только если ты скажешь правду и ничего кроме правды.

Жидкие глаза цвета бурного моря пристально смотрят на меня, как будто я следующая цель в ее списке.

— О чем он говорит? — на этот раз спрашивает Киллиан, и выражение его лица мрачнеет.

Учитывая его псевдобратские отношения с Мией, его грусть приносит мне огромное удовлетворение. Каково это – быть на моем месте, ублюдок?

Мия снова бросает на меня взгляд, прежде чем показать.

— Это была всего лишь уловка, которая ничего не значила. Теперь все кончено.

Я собираюсь задушить это маленькое дерьмо до смерти.

Но потом, в еще функционирующей логической части моего мозга, я понимаю, что она специально говорит все эти унизительные вещи.

Я позволил себе ухмылку, надеясь, что кровь сделает ее более жуткой.

— Я неуважительно не согласен. Это была не просто уловка, и она еще далека от стадии «кончено». Мы с Мией пришли к небольшому разногласию по поводу приоритетов и моей пресловутой склонности к анархии. Несмотря на мое драматическое вступление, я здесь не для того, чтобы разжигать дерьмо. Напротив, я пришел предложить давно назревшее перемирие между нашими клубами.

— Даже если ты будешь погребен под землей, — рычит Николай.

— Я бы не стал так быстро исключать этот вариант, — я встречаюсь взглядом с Мией. — Этот редкий шанс будет очень удачным для нас обоих, если ты просто попробуешь.

— Моя сестра не продается.

— Я никогда этого и не предполагал. В отличие от того, что она сказала, Мия приходила ко мне каждый вечер. В наших ночных свиданиях не было никакого принуждения.

Глаза Николая снова переходят на нее, и она выглядит краснее спелого помидора.

— Будет перемирие или нет, я никогда не вернусь к тебе.

— Никогда не говори никогда. — Я собирался добавить муза в конце, но я не в настроении, чтобы расширенная аудитория совала нос в мои дела.

Достаточно того, что я сделал это публичное проявление привязанности.