Глава 16

Брэндон

Может, мне стоит уйти.

Эта мысль приходит мне в голову уже в десятый раз с тех пор, как я приехал в пентхаус Николая.

Оставив свою Теслу на парковке, я подумывал о том, что не стоит вторгаться в его дом. Это просто невежливо.

Но был и другой вариант – ждать в холле, где любой может войти и увидеть меня.

А это недопустимо.

Войти внутрь было безопаснее. Если он разозлится из-за этого, тогда, что ж, ему стоило сменить код.

Или не просить меня приходить сюда по десять раз в день, как мантру.

И все же мне не по себе, когда я сижу на диване, и мое беспокойное дыхание прерывается лишь скрипом кожи подо мной.

Его квартира просто огромна по сравнению с остальными квартирами на острове и, несомненно, считалась бы пентхаусом где-нибудь в Лондоне.

Обстановка современная, элегантная и чистая. Все в идеальном состоянии, а украшения кажутся нетронутыми, возможно, потому что это новое здание. Не думаю, что он живет здесь большую часть времени, учитывая отсутствие жизни в этом месте.

Чувствуя, что мне становится немного душно, я стягиваю с себя куртку и аккуратно кладу ее на подлокотник кресла. Я бы предпочел повесить ее на вешалку, но не хочу, чтобы он чувствовал, что я нарушаю его пространство.

Я также разулся при входе, чтобы ничего не испачкать.

На днях я был слишком занят, чтобы помнить о хороших манерах. Не то чтобы сегодня я был в лучшем расположении духа, но его здесь нет, так что…

Я провожу рукой по лицу и смотрю на пасмурное небо сквозь прозрачный потолок. Что я делаю, серьезно?

Это неизбежно приведет к катастрофе, которая, несомненно, подтолкнет меня избавиться от боли.

Это будет больно. Снова.

Это заставит черные чернила погрузиться в меня и затечь в самые темные уголки моей души.

И все же я не могу пошевелиться.

Да и не хочу.

Я поднимаю телефон и смотрю на сообщения, которые отправил Николаю. Грудь сжимается, когда я вижу, что он прочитал их, но не ответил.

Что это значит?

Он никогда не игнорирует мои сообщения, не считая тех случаев, когда он стал моим призраком. Сегодня утром он впервые не приставал ко мне, несмотря на мое ворчание и попытки оттолкнуть его. Более того, он вообще не появился.

Может, ему надоело преследовать меня? Он определенно не выглядел настолько заинтересованным во мне, когда Джереми был перед его носом между раундами боя.

Черт возьми.

Я прикрываю глаза рукой. Что, блять, со мной не так? Почему я не могу выкинуть из головы образ Джереми, так интимно прикасающегося к нему?

На самом деле, это была одна из причин, по которой я покинул бойцовский клуб. Первая заключалась в том, что я не мог смотреть, как его бьет Киллиан. Даже если он бил в ответ в два раза сильнее.

Тиканье в моей голове усиливается, заставляя вжаться в спинку дивана.

Тик.

Он не придет.

Тик.

Зачем ему это? Ты никому не нужен.

Тик.

Ты выглядишь жалко. Просто уходи уже.

В глубине моего черепа начинает зарождаться мигрень, пока демоны бесчинствуют, выплескивая свою ненависть и без умолку рассказывая, что они обо мне думают.

Я знаю, что должен уйти. Знаю. Но по какой-то причине остаюсь на месте.

Реальность ситуации прорывается сквозь меня без предупреждения.

Я не хочу уходить.

Лифт издает звук, и адреналин бурлит в моей груди.

Успокойся. Так сильно отчаялся?

Не уверен, что это сработает, потому что, когда я встаю, мои ноги едва удерживают меня в вертикальном положении. Кожа покрывается мурашками, когда я чувствую его подавляющее присутствие, но потом я вижу его, и мои губы приоткрываются.

Брызги крови покрывают некоторые татуировки на его груди и украшают красивые черты. Волосы собраны в беспорядочный пучок, а пряди выбиваются из него и обрамляют лицо с блеском дикости.

Я не видел его таким взбешенным со времен инициации. Но даже тогда он был скорее напористым и игривым, чем… опустошенным.

Его глаза нехарактерно пустые, синие, такие темные, что я не могу разглядеть в них Николая, которого узнал за последние пару недель.

— Привет, извини, я позволил себе… — я едва успеваю произнести эти слова, как он прижимается своим телом к моему.

Дыхание вырывается из моих легких, и мы оба падаем на диван. Я поднимаю руку, чтобы попытаться обрести равновесие, но он хватает меня за запястья, удерживает их над головой и просовывает свое колено мне между ног, заставляя их раздвинуться.

— Николай, что ты…

— Закрой. Свой. Рот, — он прикусывает мою нижнюю губу с каждым словом, вызывая у меня дрожь.

Моя голова кружится, дрожь распространяется по коже и заканчивается в моем члене.

Неужели я могу так возбудиться от простого поцелуя. Это даже не полноценный поцелуй.

Блять.

Я существую в его близости, а затем на грани.

Он прикасается ко мне, и я загораюсь.

Вот почему я сделал все, что в моих силах, чтобы сохранить между нами дистанцию. Вернуть контроль над своей бесстыдной реакцией на него.

Но Николай не понимает, что такое дистанция.

Его зубы кусают грубее, чем обычно, и покалывания взрываются на коже, зажатой между ними.

Но мне нравится такая боль. Эта боль не ментальная и не эмоциональная. Эта боль означает, что я здесь, а не поглощен черными чернилами или затянут отвратительной тошнотой.

— Кто она такая, черт возьми? — рычит он мне в губы, его грубые слова вибрируют на моей коже.

Я пытаюсь очистить голову, что в данных обстоятельствах невозможно.

— О ком ты?

— Девушка, которая бросалась тебе в объятия во время моего гребаного боя.

— А… Ава?

— Ава. Ее имя чертовски красиво смотрелось бы на могильном камне.

— Что за… — я немного протрезвел и попытался высвободиться из его хватки. Его пальцы впиваются в мою кожу, не давая пошевелиться.

Господи. Мне всегда нравилось, какой он большой, но это неудобно, когда мне нужно сбросить его с себя.

— А ты быстро нашел замену Кларе, — он рычит ее имя как ругательство и кусает меня за челюсть, горло и адамово яблоко. — Но я сделаю так, что они все исчезнут. Запомни мои гребаные слова.

Я стону от каждого укуса, мой член утолщается, пока не упирается в брюки. Почему мне так нравится, когда он груб?

— А… Ава… моя подруга детства. Ты… видел ее во время той игры в пабе.

Он резко поднимает голову, глаза мерцают, а брови нахмурены. Мне все еще не нравится выражение его лица, но оно немного смягчается, суровое, но узнаваемое.

— Так вот где я ее видел. Она не замена Кларе?

— Что? Конечно, нет. Мой кузен убьет меня.

— Я, блять, убью его или любого, кто посмеет прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Я сглотнул комок в горле, разглядывая его дикие черты, и мои губы приоткрылись, когда я понял, что он говорит серьезно.

Это должно оттолкнуть меня, заставить снова бежать, но мой член стал твердым как камень, и я в бреду.

Мои легкие наполняются его запахом – мяты, крови и всего мужского. Он свербит и звенит внутри меня с непреодолимой силой.

Никто никогда не говорил мне подобного. Никто никогда не был настолько одержим мной, чтобы вести себя так, будто готов приложить все усилия, чтобы защитить меня.

Мне даже не нужна защита или эта токсичная связь.

Но реальность, которую я пытался игнорировать, врезалась в меня.

Я хочу его.

Я чертовски хочу его. Так сильно, что мне становится больно.

Поэтому я поднимаю голову и захватываю его губы в карающем поцелуе. Я просовываю язык в его рот и чувствую металлический привкус крови. Чувствую вкус отчаяния. Ноющей похоти.

Я трахаю его рот так же сильно, как он трахал меня.

Постоянный страх рассыпаться на части исчезает, когда он отдает в ответ так же яростно, как принимает, лишая меня дыхания.

Постоянная боль, которой я дышу изо дня в день, рушится и рассыпается, как это происходит каждый раз, когда Николай прикасается ко мне. Внутри меня уже не так пусто и пустынно, и я могу дышать воздухом, который не пропитан черными чернилами или мерзкой тошнотой.

Это напугало меня до смерти в первый раз и каждый последующий, но теперь мне плевать на последствия удовольствия.

Если страх и боль – это цена, которую я должен заплатить за то, чтобы еще раз попробовать его на вкус, то так тому и быть. Я вырываю руку из его хватки и погружаю в его волосы, разрывая резинку и позволяя прядям вырваться на свободу.

Он прав. Мне чертовски нравится целовать его.

Но больше всего мне нравится, как он целует меня. Жестко и властно, но в то же время всепоглощающе страстно.

Его язык скользит по моему, а пальцы впиваются в мою челюсть, чтобы он мог контролировать поцелуй.

Я опьянен.

Очарован.

В абсолютном, блять, безумии.

Как простой поцелуй может быть таким приятным…?

Он с рычанием отрывает свои губы от моих, и я издаю протестующий звук.

— Я собираюсь, блять, разрушить тебя так же сильно, как ты разрушил меня, мой цветок лотоса. Я так глубоко проникну под твою кожу, что ты никогда, блять, не сможешь от меня избавиться.

По какой-то причине это заставляет меня улыбаться.

Я всегда придерживался правильных взглядов. Идеальные оценки. Идеальные манеры. Идеальный имидж. Меня никогда не тянуло к опасности. Я никогда не хотел жить за пределами своего маленького пузыря. Никогда не переступал черту.

Но потом этот человек пробил бульдозером мои стены, и теперь я распадаюсь на части.

Мои пальцы крепко сжимают его волосы.

— Заткнись и трахни меня.

В его прежде мертвых глазах вспыхивает искра, и он рычит:

— В спальню. Сейчас же.

Он тащит меня за руку, но как только я встаю, его рот снова захватывает мой, и мы спотыкаемся о стол, прерывая поцелуй только для того, чтобы сорвать друг с друга одежду по пути в спальню.

Или, скорее, мою одежду. Я слишком одет, черт возьми.

К тому времени как мы добираемся до его комнаты, мы наконец-то обнажены. Я хочу изучить его великолепные мускулы и татуировки, но он прижимается грудью к моей и подается бедрами вперед, потираясь о мой твердый, утолщающийся член.

Я стону ему в губы.

Звук обрывается, когда он толкает меня на кровать и садится сверху. Он целует меня в горло, ключицы и грудь.