Глава 18

Гаврил

Я скрежещу зубами, когда Камилла входит в класс, даже не взглянув в мою сторону. Невозможно подавить жажду крови, которую она разожгла во мне, и все же с тех пор, как мы трахнулись, она не обращала на меня внимания.

Я думал, что это девственница подсаживается на того, трахнул ее первый раз, а не наоборот. Прочищая горло, я заставляю себя отвлечься от проклятия моего существования и достаю учебник по анатомии. Прошла целая неделя с тех пор, как мы зашли слишком далеко, а потом она сбежала, слишком напуганная, чтобы посмотреть правде в глаза.

Что она такая же облажавшаяся, как и я.

Я пытался дать ей понять, что она не сможет так легко убежать от этого в кафетерии тем же вечером после того, как лишил ее девственности, но она явно не восприняла меня всерьез. С тех пор у меня не было возможности застать её одну.

Я показал ей свое истинное лицо и то, что меня заводит, и факт в том, что она наслаждалась каждой чертовой секундой этого, пока не выветрились эндорфины. А потом она бросила один взгляд на меня, на мою кожу, измазанную ее кровью, и убежала, как испуганный кролик от волка, который хочет оторвать ему голову. Спаслась бегством после того, как я порезал ей кожу, уносясь прочь от обезумевшего, изголодавшегося по крови зверя, который хотел поглотить её. Какая-то часть меня хотела зайти дальше и оставить ее сломленной безвозвратно.

Я встаю, когда звенит звонок и последние ученики занимают свои места, стараясь не слишком зацикливаться на Камилле, так как с того дня она даже не смотрит мне в глаза. Это сводит меня с ума, потому что всё, о чем я могу думать, — это Камилла и то, каким идеальным был наш сеанс траха в подвале. Я хочу повторения, но после того, как она взбесилась, почти уверен, что этого никогда не произойдет.

Игнорируя свой внутренний монолог, я делаю глубокий вдох и фокусируюсь на текущей задаче. Мне все еще нужно преподавать, даже если я больше не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нее, особенно когда она сидит в нескольких футах от меня в начале класса.

— Кто может сказать мне, в чем заключается функция почек? — Спрашиваю, пытаясь сконцентрироваться на уроке, который должен вести, а не на студентке, которая избегает меня, как чумы.

Наталья поднимает руку.

— Да, Гурин?

— По сути, почки работают как фильтр, выводя из организма любые токсичные вещества. — Она пожимает плечами. — Но они также работают и в обратном направлении, возвращая жизненно важные вещества в кровоток.

— Правильно. А что произойдет, если у человека повреждены или удалены почки?

Рука Натальи снова взлетает вверх.

Я сжимаю челюсть.

— Гурин?

— Если обе почки будут повреждены или удалены, это приведет к смерти. Так как организм больше не сможет выводить токсины, что в конечном итоге приведет к повреждению других органов. Тем не менее, человек может выжить, если ему назначат диализ, но это достаточно сложно при наличии только одной функционирующей почки. Если повреждены обе, то, скорее всего, пациент умрет довольно быстро.

— Верно, — говорю я, переводя взгляд на Камиллу, которая избегает смотреть на меня. — Теперь я хочу, чтобы вы написали эссе о том, какой орган, по вашему мнению, является самой легкой мишенью в бою и как бы вы поступили, чтобы остановить его функционирование. Будь то с помощью яда, нападения с ножом или любым другим способом, который вы можете придумать. — Я оглядываю классную комнату. — Выберите жизненно важный орган с самым быстрым и эффективным способом уничтожения и убийства вашего противника.

Некоторые ученики ворчат, как всегда, когда задают сочинение. Но у меня не хватает терпения стоять перед классом и все время говорить об органах, когда Камилла Морроне даже не смотрит на меня.

Я знал, что было ошибкой связываться с кем-то настолько невинным, даже если понимал, что она мазохистка. Нужно быть мазохистом определенного типа, чтобы смириться с моим уровнем испорченности. А я позволил своей жажде крови взять верх, навсегда отпугнув ее от себя.

Я должен быть рад. В конце концов, после секса я редко хочу повторения, но с Камиллой это все, о чем я могу думать. В глубине души я знаю, что это потому, что, хотя Камилла была девственницей и совершенно не подозревала о своей склонности к боли, я никогда не был с женщиной, которая так соответствовала бы моему ритму как она.

Возможно, страх и оттолкнул ее от меня, но не потому, что она испугалась, а потому, что ей не понравилось то, что она узнала о себе. Ей трудно смириться с тем, что она получала удовольствие от таких первобытных, развратных наслаждений, на которые я открыл ей глаза.

Я сажусь за свой стол и беру верхнее эссе из стопки сочинений младших классов с урока пыток, которые мне нужно проверить. Однако с трудом могу сосредоточиться на словах передо мной, поскольку все они, кажется, сливаются воедино. Такими темпами я ничего не успею сделать, и во всем будет виновата Камилла.

Никогда в жизни я не был так зациклен на другом человеке. Я крепче сжимаю карандаш в руке, и стискиваю челюсть, желая стереть из памяти восхитительные образы ее обнаженной и окровавленной. Он ломается пополам, вырывая меня из гневного тумана, в который я погрузился.

Блядь.

Камилла наклоняется к Наталье, и я срываюсь, понимая, что мне нужно поговорить с ней после занятия, пока я не сошел с ума.

— Что именно такого важного Вам нужно обсудить во время моего урока, мисс Морроне?

Она поворачивает голову в мою сторону и ее глаза расширяются.

— Прошу прощения, сэр. Я просто задала Нат вопрос о задании.

Я встаю и подхожу к их столу.

— Кто дал задание?

— Вы.

Я киваю.

— Так что, если у Вас есть вопрос по заданию, кому Вы должны задавать его?

Ее губы сжимаются, когда она смотрит на меня.

— Вам.

— Именно. Теперь, что за вопрос?

Ее щеки заливает темно-красный румянец, пока она таращится на меня.

— Это неважно. Нат уже ответила.

Я сужаю глаза.

— Значит, Вы солгали про вопрос, связанный с заданием?

Она качает головой.

— Нет, я же сказала Вам…

— Я видел, как Вы говорили, мисс Морроне, но мисс Гурин не произнесла ни слова в ответ, прежде чем я вас прервал. Так что либо Вы лжете, либо у Вас каким-то образом развились телекинетические способности.

Класс хихикает над этим.

Ее плечи опускаются, и она тяжело вздыхает.

— Ладно, я солгала.

— Останетесь после занятия.

Я отворачиваюсь и возвращаюсь к своему столу, чувствуя облегчение от того, что она дала мне возможность остаться с ней наедине. Я заставляю себя сосредоточиться на сочинениях на столе и выкинуть Камиллу из головы, хотя бы до конца урока.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем звенит звонок и все ученики встают, за исключением Камиллы. Я наблюдаю за тем, как она хмурится над своим эссе, избегая смотреть на меня.

Я смотрю, как студенты выходят из класса, ожидая, когда последний отвалит и оставит меня наедине с моим не таким уж невинным завоеванием. Как только дверь со щелчком закрывается, я позволяю себе вернуть свое внимание к Камилле.

Теперь она смотрит на меня отсутствующим взглядом, ожидая, что я заговорю.

Я не произношу ни слова, когда встаю и иду к ее столу.

Ее глаза расширяются от страха, чем ближе я подхожу, и садист внутри меня наслаждается этим. Оказавшись в сантиметре от ее стола, я останавливаюсь и скрещиваю руки на груди.

— Что Вы можете сказать в свое оправдание, мисс Морроне?

Ее глаза сужаются.

— Я уже извинилась за то, что разговаривала на уроке.

— И что именно ты говорила Наталье?

Она качает головой.

— Это неважно.

— Я хочу точно знать, что ты сказала, Камилла.

Её горло подрагивает.

— Просто констатировала, что урок был скучным до чертиков.

Я рычу на это.

— Правда?

Она кивает.

— Да, сэр.

— Что ж, возможно, мне нужно сделать его немного более захватывающим. — Я провожу рукой по челюсти. — Немного практичнее. — Я разворачиваюсь и направляюсь к двери в подвал. — Следуй за мной.

Когда не слышу ее шагов, я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо.

— Я не могу спуститься туда, только не после того, что…

— Ты можешь и ты сделаешь это. Или я потащу тебя вниз, брыкающуюся и кричащую.

Она пристально смотрит на меня, словно оценивая, правду я говорю или нет. Наконец, она сдается и встает, нерешительно следуя за мной.

Я открываю дверь подвала и спускаюсь в темноту, возбуждение покалывает внутри меня.

Она у меня именно там, где я хочу. Меня не волнует, что она этого не хочет. Я зашел слишком далеко.

Я предупреждал ее не играть со мной, но она была непреклонна. Теперь ей придется иметь дело с последствиями.

Оказавшись в подвале, я оборачиваюсь.

— Снимай одежду, всю до единой.

Она сердито смотрит на меня.

— Я же сказала, что не хочу…

— Сейчас же, Камилла. Я предупреждал тебя, во что ты ввязываешься, а ты продолжала настаивать. Снимай одежду, пока я не срезал ее с тебя.

Идея не такая уж непривлекательная. На самом деле, какая-то часть меня хочет, чтобы она бросила мне вызов, только чтобы я мог достать нож.

— Ты — гребаный мудак.

Я с рычанием подаюсь вперед, крепко обхватывая ее рукой за горло.

— Разве так разговаривают со своим профессором? — Приближаю свои губы к её губам на расстояние сантиметра. — Ты будешь делать то, что тебе говорят или да поможет мне Бог. — Я чувствую, как учащается ее пульс под моими пальцами, и это делает меня тверже. — А теперь перестань вести себя как отродье.

Она сердито смотрит на меня и делает глубокий вдох, когда я освобождаю ее горло. А потом расстегивает пуговицы на своей рубашке.

Я слежу за каждым ее движением, ожидая, когда она откроет мне свою прекрасную кожу.

Воспоминания о том, как она капает кровью на нас обоих сводят меня с ума от потребности, и мне приходится использовать всю свою силу воли, чтобы не сорвать с нее одежду и не поглотить ее.

Наконец, она сбрасывает остатки своей одежды в кучу на полу и смотрит на меня.

Она не пытается прикрыться, стоя там во всей своей обнаженной красе, как разгневанная богиня.