ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Свет начинал меркнуть, когда повозка въехала на невысокий холм, с которого открывался вид на колонию ветеранов Камулодунума. Макрон сразу же поразился разнице в масштабах между условной столицей провинции и процветающим городом Лондиниумом. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как он в последний раз видел Камулодунум, вскоре после великой битвы, разыгравшейся в присутствии императора Клавдия. Вражеская столица была взята, и Каратак бежал на запад с тем, что осталось от его армии.

В те времена поселение представляло собой разбросанные круглые хижины, в центре которых находился зал катувеллаунского царя. Единственным примечательным строением была горстка небольших складов у реки, где торговцы из-за моря вели дела с туземцами в течение многих лет до того, как первый римский солдат высадился на туманных берегах. С тех пор рядом с туземным поселением был построен лагерь легионеров, а затем большая его часть была сровнена с землей, чтобы подготовить почву для колонии. Несколько крупных военных зданий остались, но остальные уступили место гражданским постройкам. Квадратные очертания и черепичные крыши римских домов и магазинов резко контрастировали с хижинами племен поблизости. Внизу, у реки, к короткой пристани было пришвартовано несколько небольших грузовых судов, а складов было несколько больше, чем когда Макрон был там в последний раз. Над колонией возвышались деревянные леса и деревянные конечности кранов вокруг нескольких строительных площадок, самой большой из которых был храм, посвященный Клавдию. Он не будет закончен еще много лет, размышлял Макрон, отмечая, что работы продвинулись только до фронтона и стены, опоясывающей храмовый комплекс. Такими темпами самое грандиозное римское сооружение на острове будет завершено уже после того, как колония станет не более чем провинциальным захолустьем.

— Это оно? — с пренебрежением потребовала ответа Петронелла. — Это Камулодунум?

— Даже Рим был построен не за один день, любовь моя.

— Может и нет, но он не больше четверти Лондиниума.

«Примерно где-то так и есть», — подумал Макрон. Он разделял ее чувство разочарования, хотя и не признался бы в этом жене. Она и так была достаточно критична, и без его дополнительного поощрения.

Он крепче сжал поводья, и они поехали по дороге вниз по склону к воротам, ведущим в колонию. Ворота были построены еще во времена лагеря и имели две узкие арки. По обе стороны от них тянулся короткий участок стены, по оценке Макрона, не более семи метров, а ров, когда-то окружавший лагерь, давно засыпали и местами застроили. Снег скрыл все остальные следы, так что общее впечатление было таким: крепость едва начата, а затем заброшена. Несмотря на то, что любой, кто приближался к поселению, мог просто обойти стены по обе стороны от ворот, на вершине сторожки все еще стоял часовой в красном плаще, а еще двое стояли в укрытии открытых ворот. «Старые привычки умирают с трудом», — одобрительно подумал Макрон. Ветераны, составлявшие большую часть колонии, придерживались ритуалов своих военных дней.

Макрон осторожно натянул поводья, когда они подъехали к воротам, и к ним подошел один из стражников. Его лицо было сильно осунувшимся, а подбородок покрывала седая щетина. Между складками плаща Макрон разглядел тусклый блеск чешуйчатых доспехов и рукоять короткого меча.

— Что ты тут делаешь в этот холодный день, друг мой? — окликнул часовой, подойдя к повозке.

— Дела в колонии. Где я могу найти магистрата?

— Дела говоришь, да? — Часовой многозначительным взглядом оглядел Петронеллу.

— Она может сама за себя ответить, — сказал Макрон.

— Он прав! — рявкнула Петронелла. — Я его жена.

— И кто же этот «он»? — усмехнулся часовой.

— Центурион преторианской гвардии Луций Корнелий Макрон.

Часовой сделал шаг назад и отсалютовал.

— Мои извинения, господин. Моя госпожа.

— Поздновато для этого, — сказал Макрон. — Просто скажи мне, где я могу найти магистрата.

— В штаб-квартире, господин. Там заседает сенат колонии.

— У них сейчас проходит заседание?

— В некотором роде, господин.

Макрон кивнул в знак благодарности, натянул поводья, и повозка с грохотом въехала в ворота. На дальней стороне он увидел, что сетка улиц была четко очерчена подорожными столбиками, но едва ли половина территории в границах старого военного лагеря была застроена. Это были почти все одноэтажные здания, смесь домов, магазинов и других построек, расположенных на большом открытом пространстве, которое, похоже, было определено как форум колонии.

— Я видела мелкие послеления в Апулии, которые выгядели более развитыми, чем этот, — прокомментировала Петронелла.

Макрон проследовал по главному маршруту, пересекающему колонию, и направился к большому зданию в самом центре поселения, недалеко от места строительства храма. От большинства зданий поднимался древесный дым, и в холодном воздухе висел едкий привкус. Еще один ветеран стоял на страже у входа в здание штаба, а изнутри доносились радостные возгласы и крики.

Макрон остановил повозку и вложил поводья в держатель и соскользнул со скамьи. Ягодицы болели, и он потер их, разминая спину и плечи.

— Поможешь мне спуститься?

Он повернулся к жене с виноватым выражением лица и поддержал ее руку, когда она опустилась рядом с ним. Взяв поводья, он перекинул их через столб с одной стороны от входа, который обрамляла пара простых известняковых колонн, поддерживающих простой антаблемент.

— Оставайся у повозки, — приказал он Петронелле. — Я ненадолго. Я найду нам место, а завтра мы уж со всем разберемся.

— Остаться у повозки? — Петронелла нахмурилась. — Здесь холодно.

— Тогда двигайся. Это поможет тебе согреться, пока я не вернусь. — Макрон повернулся к часовому, который наблюдал за коротким разговором со слабо скрытым весельем. — Я центурион Макрон. У меня есть дело к магистрату.

Часовой склонил голову в неформальном приветствии и махнул Макрону рукой. Ему не нравилось оставлять Петронеллу на холоде, но женщинам не разрешалось входить в сенат любого римского города, поселка или колонии.

Небольшой вестибулум с прищепками для плащей и вещей вел в главный зал административного здания, где когда-то офицеры и солдаты собирались под навесом черепичной крыши, возвышавшейся над головой. Теперь это помещение было отдано под полукруг скамеек в одном конце, где заседал и обсуждал дела правящий сенат колонии. Скамьи были пустынны. В другом конце, собравшись вокруг большой железной жаровни и сидя за столами и скамьями, собралась небольшая толпа мужчин, одетых в выцветшие военные туники и другие одежды различных оттенков. На столах стояли кувшины и кубки с вином, а также остатки трапезы. Несколько рабов, местных жителей по покрою одежды и татуировкам на открытой коже, убирали со столов и складывали свежие поленья у мангала. Старые солдаты напевали незнакомую Макрону песню, когда он направился к ним, откинув складки плаща на плечи.

— Кто это? — воскликнул один из них. Окружающие прекратили петь и посмотрели на Макрона с неопределенным выражением любопытства. Остальные продолжали свои какофонические усилия, не обращая внимания на новоприбывшего.

Макрон остановился возле человека, который первым заметил его, и наклонился, чтобы говорить так, чтобы его было слышно над грохотом, который эхом отражался от стен зала. — Кто из них магистрат?

— Рамирий? Вон тот высокий. Справа от жаровни.

Взгляд Макрона последовал в указанном направлении. Он увидел гигантского человека в солдатской тунике и портупее увешанной фалерами на торсе. У Рамирия было широкое лицо, тяжелая челюсть и темные вьющиеся волосы. Он поднял кувшин с вином и усмехнулся, обращаясь к собравшимся.

— Смотрите, парни!

Он расставил ноги в стороны и выгнул спину, поднеся кувшин к губам, и начал пить, его горло пульсировало с каждым глотком. Вокруг него остальные ликовали и топали ногами, их крики нарастали, пока Рамирий с размаху не опустил кувшин и не поднял его, чтобы последние капли брызнули на камни. Затем он раскинул руки и выпятил грудь в триумфе, а остальные мужчины выкрикивали его имя.

Макрон подождал немного в сторонке, а когда аплодисменты стихли, направился к старшему чиновнику колонии. Как только Рамирий увидел его приближение, он поднял палец.

— Кто этот парень?

На этот раз все повернулись посмотреть, и разговоры утихли, поскольку они с любопытством рассматривали Макрона.

— Как тебя зовут и что ты здесь делаешь, дружище? — потребовал ответа Рамирий. — Разве ты не знаешь, что прерываешь заседание совета колонии?

Это замечание вызвало несколько смешков, и Макрон заставил себя улыбнуться, отвечая. — Я слышал. Похоже, что мои политические взгляды схожи с вашими.

Некоторые из присутсвующих подняли свои кружки в его сторону и усмехнулись.

— Меня зовут Луций Корнелий Макрон, бывший центурион преторианской гвардии. — Он подошел к Рамирию и протянул руку. После недолгих колебаний другой ветеран сжал его предплечье.

— Добро пожаловать, брат. Ты далеко от Рима.

— Лучшее место чтобы быть от Рима подальше. Вот почему я решил получить свой земельный надел здесь, в Британии.

— Здесь? В Камулодунуме?

— Почему бы и нет? Разве можно придумать лучшее место для старого солдата, чем как среди бывших товарищей в военной колонии? Лучше, чем коротать дни в компании толстых торговцев и изнеженных богачей в каком-нибудь приморском городке в Кампании.

— Как скажешь. По крайней мере, там местные жители не стремятся воткнуть нож тебе в спину, как только ты ослабишь бдительность. Пробудешь тут пару лет, и ты будешь готов продать свою мать, за место в Геркулануме.

— Не искушай меня. — Макрон вздохнул. — В любом случае, мы уже приехали.