Глава 15
Николас
Я перестаю дышать, когда вижу это в ее глазах. Боль. Ясная и честная боль, причиненная мной. Я так чертовски зол на себя за то, что с ней сделал.
— На днях я разговаривала со своей подругой Кейденс о прощении.
Прости мои грехи, София. Пожалуйста, прости меня, черт возьми.
— Тебе это помогло? — я задерживаю дыхание после того, как спрашиваю. Молю Бога, чтобы ее подруга не была одной из тех женщин, которые винят мужчину в проступках до тех пор, пока его сердце не перестанет биться. Если мне придется ходить по этой Земле следующие шестьдесят лет, зная, что София где-то там, а не рядом со мной, я буду мертв внутри.
— Разговоры с ней всегда помогают мне, — ей удается слегка улыбнуться. — Она очень разумная.
— Что она сказала о прощении?
София крепче сжимает бокал с вином.
— Она сказала, что я простила тебя еще несколько недель назад. И она права.
— Правда? — хрипло спрашиваю я.
— Если бы я увидела некоторые из своих дизайнов на подиуме на Неделе Моды, я бы сошла с ума, — ее голос ровный и размеренный. — Я бы дважды подумала, прежде чем обвинять в случившемся своего любовника, но, возможно, это только у меня так.
— Ты больше, чем моя любовница, — ненавязчиво поправляю я ее. — То, что между нами – это нечто большее.
— Если ты мне не доверяешь, то между нами ничего не может быть.
Мой желудок сжимается. Она права. Отношения не могут существовать без доверия.
— Я доверяю тебе. Доверяю тебе больше, чем кому-либо другому в моей жизни.
— Ты доверяешь мне достаточно, чтобы поговорить о своих чувствах? — она изучает мое лицо. — Ты не можешь снова так набрасываться на меня, Николас. Если ты это сделаешь, я не думаю, что смогу простить тебя во второй раз.
— Я бы не хотел, сделать что-то, за что ты прощала бы меня снова, — я делаю глубокий вдох. — Я не сделаю тебе больно, София. Если ты дашь мне еще один шанс, я все сделаю правильно. Я не собираюсь все портить.
— Ты причинил мне такую сильную боль, — она щиплет себя за переносицу. — Я пообещала себе, что не буду плакать из-за этого. И сдержала свое обещание, но я так зла на тебя за то, как ты со мной поступил.
— Ты и должна быть чертовски зла, — я тянусь через стол к ее руке, но останавливаю себя. — Мне нужно знать, что я заставил тебя чувствовать. Я хочу услышать все это. Я хочу, чтобы ты заплакала. Мне нужно, чтобы ты накричала на меня, если это поможет, и хочу, чтобы ты напоминала мне каждый божий день, как мне чертовски повезло, что я знаю тебя.
— Возможно, мне придется поговорить об этом через неделю, или две, или, может быть, через год.
Через год? Ее взгляд устремлен в будущее.
— Всякий раз, когда ты почувствуешь необходимость поговорить об этом, скажи мне. Я брошу все, что делаю, и буду рядом с тобой.
Она делает еще глоток вина, слегка морща нос, когда глотает.
— Я не обещаю тебе вечности. Мы не будем торопиться и посмотрим, к чему это приведет.
— Я согласен на все, что ты готова мне дать, — я делаю паузу. — Я хочу быть с тобой. Ты устанавливаешь правила. Я последую им. Все, что тебе от меня нужно – твое.
— Доверие, — она берет меня за руку и переплетает наши пальцы. — Если ты мне не доверяешь, нам не на что опираться.
Я опускаю взгляд на наши руки.
— У тебя есть это и даже больше.
***
— Могу я снова увидеть тебя на этой неделе? — спрашиваю я девушку, когда мы стоим на тротуаре возле бара «Бартлетт». Еще рано. Только девять часов, и будь моя воля, я бы забрал Софию с собой домой, но для этого еще слишком рано.
Ее рот кривится в усмешке.
— Опять здесь или где-нибудь еще?
— Ты хочешь один из сэндвичей с ветчиной Ширли, не так ли? — сухо спрашиваю я. — Я съел один, София. Я говорю тебе сейчас – держись подальше от этого дерьма.
Она большим пальцем указывает себе за спину, на дверь в бар.
— Сердце Ширли разорвалось бы надвое, если бы она услышала, что ты так говоришь.
— Ты права, — соглашаюсь я, поправляя очки на носу. — Я тоже прав. Ты не сможешь съесть ни одного из этих бутербродов. Я тебе не позволю.
— Ты мне не позволишь? — она бросает мне вызов, изогнув правую бровь. — Это что, вызов?
— Нет, это мой гражданский долг, предупредить тебя. Я почти уверен, что получил пищевое отравление, когда ел его в последний раз.
София драматично вздыхает.
— Все не может быть так плохо. По-моему, ты прекрасно выглядишь.
— По-твоему, я хорошо выгляжу? — я подчеркиваю слово «хорошо». — Ты думаешь, я горячая штучка, не так ли?
— С тобой все в порядке, — она скользит взглядом вниз по улице, на встречный транспорт. — Я могу увидеться с тобой в четверг вечером, если тебя это устроит.
Любая гребаная минута любого дня подходит мне.
— Я свободен.
— Чем ты хочешь заняться?
Трахать тебя до потери сознания. Слушать, как ты играешь на пианино. Любить тебя.
Я не говорю ничего из этого вслух.
— Скажи мне хоть что-нибудь, что ты всегда хотела сделать в Нью-Йорке и чего еще никогда не делала.
София изучает мои глаза, как будто что-то ищет там.
— Ты обещаешь, что не будешь смеяться, когда я тебе расскажу?
Я поднимаю руку в воздух.
— Слово скаута.
— Ты никогда не был бойскаутом, Николас.
— Это не имеет значения. Скажи мне, София. Позволь мне подарить тебе опыт, которого у тебя никогда раньше не было.
Она прикусывает губу, чтобы сдержать улыбку.
— Я хочу поплавать на пароме до Стейтен-Айленда.
— Считай сделано.