Уже два дня он не ходил на службу: ждал возвращения господина Ма из романтического путешествия, да и не хотелось заниматься делами. Дин Второй и тот может стать героем, а он, Лао Ли, на своей службе, как птица в неволе. Откроешь клетку - птица побоится вылететь. Два дня он дома. Пусть увольняют. Это лучше, чем уподобиться Чжан Дагэ и всю жизнь прослужить в управлении финансов, снося обиды, как птица, привыкшая к своей клетке, которая, встретив опасность, скорее умрет, чем издаст хоть звук. Петь соловьем, ублажая других, - этого Лао Ли больше всего боялся. Он чувствовал, что Пекин связал его по рукам и ногам, что нужно расправить крылья и взлететь. В столице много замечательных мест, но кто сказал, что Пекин - центр культуры? Если культура отравляет человеческий разум, надо предупредить людей об этой опасности. Лао Ли не любил кофе, от маленькой чашки он не засыпал всю ночь. Но сейчас он решил, что ему просто необходим кофе, горький, черный кофе жизни, чтобы возбудить нервы… А Пекин - это молоко, прокисшее молоко…

С женой он по-прежнему не разговаривал, но это не имело значения. В семье чиновника даже скандалы должны быть тихими, и вообще лучше молчать. Чем тяжелее на сердце, тем противнее жена. Молчит, и прекрасно, по крайней мере, забываешь, что она рядом. Потом, когда похоронят вместе, все будет так же. Гробы сгниют, а кости останутся лежать рядом, такие же безмолвные, и так от века до века. Ладно, потренируюсь, пока жив! Вот если кто-нибудь зайдет к ним, будет неловко, как-никак он чиновник. Наплевать! Пусть приходят, он и другу не побоится сказать все напрямик. К чему лицемерить?

Пришла плоская как доска госпожа Цю, будто затем, чтобы сгустить и без того гнетущую атмосферу в доме. Лао Ли стало тошно, хотелось выгнать ее, но пришлось поддерживать разговор.

- Как вы думаете, господин Ли, не намерен ли господин Цю последовать примеру господина У? - Она выставила напоказ зубы.

- Не знаю.

- Хм, у вас, у мужчин, круговая порука! Но я не боюсь, развод - это хорошо!

«Не боишься? О чем же тогда говорить?» - подумал Лао Ли.

Доска пошла к госпоже Ли. Лао Ли понял, что ему лучше всего улизнуть: чиновнику не положено ссориться с женой коллеги. Он захватил с собой сына.

Куда бы пойти? Ему вспомнилась женщина у северной городской стены. Может, он снова встретит ее? Вряд ли! И потом он все равно ее не узнает, потому что видел ночью. Несчастная девушка, а может, чья-то жена. Отчего она не утопилась? Смелости, должно быть, не хватило. Но продал же он душу этому чудовищу - управлению финансов? Так отчего ей не продавать свое тело? Может, она приносит себя в жертву? Ради старой матери или брата, которому надо учиться?

К Чжан Дагэ идти не хочется: Тяньчжэнь все еще в тюрьме, а из этого негодяя Сяо Чжао никак не выбьешь правды! Никчемный ты человек, Лао Ли.

Купил дыню, накормил сына, и они пошли дальше.