Глава 13

Джорджи оторопело отпрянула. Как так вышло, что она столь нелепо увлеклась? Можно подумать, ее ни разу в жизни не целовали! Она обожала целоваться — но никогда не испытывала ничего настолько всепоглощающего, настолько захватывающего.

— Что?

Харланд распахнул потемневшие глаза, жадные зрачки, расширившиеся от страсти, поглотили темно-карие радужки.

— Наверное, я выжил из ума, — буркнул он, стянул с ее шеи платок и бросил на пол. — Я нестерпимо хочу тебя. Идем в постель. Дай посмотреть на тебя как следует.

Он проложил дорожку поцелуев от подбородка до уха, горячо дышал, отчего возникло ощущение, будто шею покалывали иголками. Джорджи втянула голову в плечи, противясь наслаждению, однако страх уже начал перебарывать желание. Она не допустит, чтобы Харланд ее увидел!

Она принялась вырываться из его объятий.

— Вы сказали, что хотите только поцелуй.

— То было до поцелуя, — пробормотал он ей на ухо, вызывая мурашки. — Ты превосходно целуешься. Мне захотелось продолжить, да и ты чувствуешь то же самое.

— Вы это поняли по одному поцелую?

Она пыталась говорить изумленно, но он точно уловил, что голос дрожал.

— Конечно, — захохотал он. — Сними эти одежды. Идем в постель. Дай посмотреть на твою кожу. Дай посмотреть на великолепную грудь.

«Грудь?»

Она обмерла и резко вырвалась из его рук.

— Что вы сказали?

За секунду желание угасло, сменилось испуганным удивлением.

На миг Харланд принял растерянный вид, словно сам не понял, что произнес, засим он хохотнул:

— У тебя под рубашкой, Феллоуз, перевязана великолепная грудь.

Джорджи потрясенно разинула рот, а негодяй залился смехом.

— И давно вы знаете? — едва слышно справилась она.

— Что ты не мужчина? Не очень давно. Около недели.

— И вы ни словом не обмолвились.

Она поднесла руку к шее, ощутив, как частил пульс.

Харланд приблизился, сократив расстояние, появившееся, когда она вывернулась из его объятий. Она начала пятиться, но за спиной была стена, а Харланд везде, куда ни глянь.

— Естественно, мне стало любопытно, — опасно осклабился он. — Зачем барышне выдавать себя за камердинера в моем доме?

Они молча воззрились друг на друга. Отвечать на вопрос она не намеревалась.

— Что ж, — заговорила она, стараясь выглядеть невозмутимой, — я вас поцеловала.

Поцелуй теперь виделся иначе.

— Да. — Он уперся рукой в стену рядом с ее головой и прильнул ближе. — И у тебя получилось меня распалить.

На миг почудилось, что Харланд поцелует ее вновь, но он лишь всматривался ей в глаза и примолвил:

— Посему я сдержу обещание и не сдам тебя Дансмору.

Она взирала на него с подозрением.

— Но я хочу, чтобы ты рассказала, кто ты такая и зачем ты поступила ко мне на службу.

Держался Харланд спокойно, даже доброжелательно, правда, с намеком на угрозу, доводившим до белого каления. Он улыбнулся, удерживая ее у стены, ожидая выполнения приказа.

— Не могу, — прошептала она.

Веселье сошло на нет, темные глаза похолодели, легкая улыбка исчезла.

— Почему?

Она устремила на него округлившиеся глаза.

— Это тайна. И не только моя.

Единственное, что двигалось у Харланда на лице, — это отбрасываемые свечой тени. Он застыл, стал сдержанным и злым человеком, обладавшим над ней властью.

Джорджи передернуло. Тишина тянулась все дольше.

— Мне все-таки отвести тебя к Дансмору?

— Не выйдет, — вполголоса напомнила она. — Вы дали слово, что не отведете, если я вас поцелую. Вы признали, что у меня получилось вас распалить.

Он безрадостно засмеялся и оттолкнулся от стены, отступив на целый метр. Наконец-то ей удалось глубоко и судорожно вздохнуть. Харланд ничего не заметил. Он хмуро смотрел в пол, стиснув зубы.

Когда он поднял голову, лицо излучало осуждение.

— Ты обманом поступила ко мне на службу. Ты должна объясниться.

В молчании они сверлили друг друга глазами. Джорджи первая отвела взор.

— Я сожалею, что обманула вас. Правда. То, что я притворяюсь мужчиной, не имеет к вам никакого отношения, клянусь. И прошу прощения. Наверное, вы пришли в ужас, узнав, что камердинер у вас женщина. — Она бросила на него встревоженный взгляд. — Лучше мне убраться рано поутру. Неподалеку должна быть гостиница, где можно нанять дилижанс до Лондона.

Харланд издал резкий звук, выражавший изумление.

— Ничего подобного. Ты никуда не поедешь.

Она пыталась одолеть нараставший страх.

— Но вы сказали, что не сдадите меня. Вы пообещали.

Харланд смерил ее обиженным взглядом. Он явно сожалел об опрометчивом обещании, но не находил достойного выхода. Оставалось лишь надеяться, что для Харланда уговор дороже денег.

— Я тебя не сдам. Но пока что и не отпущу.

— Вы не можете меня запереть!

Он открыл рот, будто хотел возразить, но, не произнеся ни слова, отвернулся.

С минуту Джорджи смотрела на его спину, дрожа от разочарования и страха, не в силах измыслить, как поступить. Она должна была лечь с ним в постель, а затем удрать. Можно подумать, это очень сложно.

Она нахмурилась, отгоняя предательские мысли.

Харланд повернулся к ней, приняв спокойный вид, гнев испарился.

— Ты останешься со мной до возвращения в Лондон. Потом уходи и живи своей жизнью.

— Но я не… то есть почему вы хотите, чтобы я осталась?

Он впился в нее взглядом.

— Сейчас не время и не место искать нового камердинера. Что, по-твоему, мне делать?

Джорджи раскраснелась, смутившись своей заносчивости.

— Вы хотите, чтобы я продолжила работать?

— Ты замечательный камердинер, — пожал он плечами. — Хотя довольно неудобно, что ты женщина. Поскольку я не сдам тебя Дансмору, на неделю-другую ты останешься со мной.

Джорджи разрумянилась. Она не верила, что нужна Харланду только как камердинер. Тем не менее, несмотря на сомнения, ей не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на то, что он предлагал. На Рождество она застряла в бедфордширской сельской глубинке. Уехать домой невозможно, где ближайшая гостиница, неведомо. Можно лишь ждать, что рано или поздно подвернется шанс улизнуть.

— Хорошо.

Харланд кивнул. Казалось, они достигли некоего согласия.

— Как тебя зовут по-настоящему? — вдруг осведомился он. — Я больше не намерен звать тебя Феллоузом.

— Джорджи.

— По-настоящему, — сердито изрек он.

— Джорджи. Если точнее, Джорджиана.

— А фамилия?

— Не скажу.

Она думала, что Харланд начнет настаивать, но он лишь наклонил голову.

— Хорошо, Джорджиана.

— Все зовут меня Джорджи, — машинально поправила она.

— Джорджиана звучит приятнее.

Приятнее звучало то, как Харланд лениво, с долгими гласными растянул слоги.

— Я Джорджи, — настояла она.

— Ладно, — пожал он плечами. — Идем в постель.

Она перепугалась, а он изогнул бровь.

— Ты в свою, а я в свою, — уточнил он. — Не знаю, как ты, а я валюсь с ног.

Это абсурд — обижаться на отсутствие интереса.

— Да, конечно. Спокойной ночи.

— Пока ты не ушла, Джорджи…

Она остановилась, вздрогнув от того, сколь интимно имя прозвучало из его уст.

— Да?

— Дай слово, что не сбежишь.

С ответом Джорджи не спешила. Стоило согласиться — соблюдать клятву, данную по принуждению, необязательно. Но откуда-то она знала, что он сдержит обещание, а значит, ей придется сделать то же самое.

Харланд подметил нерешительность — она по глазам поняла — и воспользовался моментом:

— Ты передо мной в долгу.

— Хорошо, — кивнула она. — Обещаю не сбегать. Я останусь до возвращения в Лондон.

— И еще кое-что.

Харланд запустил руку в ее жилет. Она поперхнулась, ощутив, как длинными пальцами он задел перевязанную грудь.

— Что…

Он извлек отмычки и убрал в карман, кинув на Джорджи строгий взгляд.

— Пока мы здесь, ты больше не будешь тайком пробираться в комнаты.

Она поджала губы и удалилась в гардеробную, испытав облегчение оттого, что он смолчал. К счастью, Джорджи так и не пообещала, что выполнит последнее требование.