— Пригласи меня хотя бы на чашечку кофе.

Я смеюсь.

— Ни за что.

Он улыбается, протягивая руку, чтобы поиграть с прядью моих волос.

— В любом случае, у тебя, наверное, есть только та быстрорастворимая дрянь.

Я собираюсь сказать ему, что у меня даже нет «той быстрорастворимой дряни», в моей квартире вообще нет никаких напитков, кроме воды из-под крана и бутылки апельсиновой газировки, но затем его внимание переключается на мой рот. В машине становится жарко, и тема кофе внезапно становится неактуальной.

Его хватка на моих волосах усиливается.

— Я получу поцелуй на ночь, и это не подлежит обсуждению.

Я вздыхаю, сопротивляясь желанию уткнуться лицом в его ладонь. Было бы так легко поцеловать его. Позволить его рукам бродить, где они хотят, а потом позволить им затащить меня на заднее сиденье, когда сексуальное напряжение выплеснется наружу.

— Это тебе дорого обойдется.

Он удивленно качает головой.

— Я уже заплатил тебе миллион баксов, когда проиграл пари. Уверен, этого хватит на все поцелуи в этой жизни.

При упоминании о чеке меня пронзает жгучая злоба.

— Мы оба знаем, что ты заплатил мне не потому, что проиграл пари.

Мое сердце колотится, эхом разносясь в тишине. При воспоминании о том, как я проснулась в пустой постели, у меня саднит в горле. Блять, как я когда-нибудь смогу не чувствовать тошноту, когда об этом думаю? Раф может купить мне розы, за которыми я не знаю, как ухаживать, и позволить съесть три десерта за его счет, но как я когда-нибудь прощу его за то, что он заплатил мне, чтобы я уехала? За то, что признался, что является владельцем Анонимных грешников, в надежде, что это укрепит мое решение уехать?

Раф хмурится, чувствуя перемену в настроении, затем осознание смягчает его выражение лица, когда он проводит большим пальцем по моей скуле.

— Хорошо, сколько?

— Пятьдесят баксов.

Он смеется, бросая бумажник мне на колени.

— Продано.

Когда он наклоняется, я прижимаю руку к его груди.

— Я имела в виду сотню!

— Боже. За сотню я хочу немного языка.

Прежде чем я успеваю возразить, его пальцы скользят по моей голове и притягивают меня к себе. Его губы касаются моих, мягко, как шепот ветра. Это легчайшее прикосновение, но оно вскрывает мою сущность, оставляя меня опустошенной и отчаянно нуждающейся в большем.

Да пошло оно все в задницу. Он ведь заплатил, верно?

Я беру его за подбородок и сильнее прижимаю его губы к своим. Его одобрительный рык вибрирует у меня во рту, и я провожу языком по его, чтобы почувствовать это. Он посасывает мою нижнюю губу, глядя на меня с полузакрытыми опасными глазами, и выпускает её изо рта с животным хлопком.

Блять. Этот звук — плотский грех, и то, как он разогревает мою кровь, только вызывает у меня желание услышать его снова. Я преследую его, целуя еще яростнее. Каждый поцелуй горячее и слаще, с каждым беспрепятственным касанием наших языков стекла запотевают еще больше.

Я так потерялась в его вкусе, что едва замечаю, как его ладонь прокладывает дорожку вверх по моему бедру, пока он не дергает мой пояс. Когда воздух касается моего бедра, внезапное осознание охватывает меня.

Я отталкиваю его и прижимаюсь спиной к двери. Он снова бросается на меня, но я ставлю ногу на центральную консоль, мое колено создает физический барьер между нами.

— Хватит, — выдыхаю я, стирая его вкус со своих губ тыльной стороной ладони.

Его глаза возбужденные и голодные, когда спускаются по моей толстовке и наблюдают, как поднимается и опускается моя грудь.

— Сколько стоит поцеловать тебя в другие губы?

Несмотря на то, что он был абсолютно серьезен, и эта мысль заставляла мой клитор пульсировать, я выдавила смешок.

— Нисколько. Спокойной ночи, Раф. Спасибо за ужин.

Он стонет, опуская подбородок мне на колено.

— Не будь такой упрямой маленькой негодницей. Хотя бы поспи в машине, — я качаю головой, неловко протягивая руку за своей сумкой. — Ну а что еще ты собираешься делать? — он смотрит на окно моей гостиной так, словно это его злейший враг. — Ты не будешь спать. Собираешься сидеть и играть в шахматы с тараканами всю ночь?

Нет, я собираюсь мастурбировать и представлять, к чему бы все это привело, если бы была слабовольной, а затем притворяться, что смотрю двадцать серий «Друзей», на самом деле потакая навязчивым мыслям о каждой детали вечера.

Конечно, я ему этого не говорю, а также не отвечаю на его оскорбления по поводу моей квартиры.

— Звучит как идеальный вечер.

— Я буду припаркован здесь всю ночь, если ты передумаешь.

Я поворачиваюсь и открываю дверь. Когда прохладный воздух врывается внутрь и обдает меня холодом, рука Рафа хватает меня за запястье. Я оборачиваюсь, ожидая последней мольбы, но встречаю его крепко сжатую челюсть.

Его глаза смотрят на меня, что-то уязвимое танцует за серьезным выражением его лица.

— Просто скажи мне, что у меня есть шанс, Куинни, — его большой палец скользит по моему пульсу. — Это все, что мне нужно знать.

Мое сердце срывается со своей оси и бьется где-то над пупком. Я смотрю на него в ответ, впитывая его задумчивый взгляд и каждую резкую черточку его лица.

Эмоции грозят задушить меня, но я этого не допущу. Во всяком случае, не в машине Рафа. Я беру из его кошелька причитающуюся мне сумму — плюс еще немного на чаевые, конечно — и бросаю его в подстаканник.

Я смотрю на него, пока отвечаю на его вопрос.

— Я сказала тебе выбрать свой путь в ад, Раф, — тихо говорю я. — Не моя вина, что ты выбрал длинный путь.

Его пристальный взгляд обжигает мне спину, когда я перехожу дорогу и исчезаю в своем многоквартирном доме.