Глава 12

РОНАН

Ах, балы-маскарады.

Зал переполнен мужчинами в смокингах и женщинами в сверкающих платьях. Замысловатые маски скрывают под собой отвратительные личности. А отвратительная особа рядом со мной — просто загляденье в чёрном атласном платье, облегающем каждый изгиб. Стразы серебряной маски, изящно повязанной вокруг лица Камиллы, переливаются в свете люстр.

— Они не похожи на обычную толпу, — Камилла смотрит на мужчину, когда он проходит мимо нас.

— Почему ты так говоришь?

— Здесь гораздо меньше количества обычного дерьма. Никаких фальшивых улыбок, — она поворачивается ко мне лицом. — Они не политики.

— Очень наблюдательна, — я направляюсь к бару в дальнем конце зала. — Полагаю, ты будешь пить свою любимую водку?

— Я стала немного зависимой от вашей русской водки, — мы останавливаемся у бара, и она окидывает взглядом ряды бутылок. — Габриэль был бы в ужасе.

Я заказываю виски и водку, которые бармен быстро наливает. Я бросаю на стойку сто рублей и протягиваю Камилле её напиток. Она тут же осушает его, с грохотом ставя стопку на стойку бара.

— Ещё одну, — говорит она.

Бармен морщит лоб, когда смотрит на меня, я полагаю, ожидая, что я переведу. Она поднимает стопку и постукивает по края.

— Водка.

— Он не говорит по-английски.

Закатив глаза, она тянется через стойку и хватает бутылку.

— Он заплатит.

Она улыбается, прежде чем вырвать металлический носик для наливания и бросить его на барную стойку. Мужчина за стойкой выглядит испуганным.

Я провожу рукой по лицу, прежде чем схватить её за руку.

— Цивилизованнее, Камилла. Цивилизованнее!

Её глаза дразняще мерцают, когда она прикусывает нижнюю губу зубами.

— Ох, Ронан, это же вечеринка, — её пальцы скользят по моей шее, прежде чем она прижимается губами к моему подбородку. — Потанцуй со мной, — она прикусывает мою кожу, прежде чем отстраниться, сверкая ослепительной улыбкой, берёт меня за руку и ведёт нас к центру комнаты.

Я притягиваю её к себе, изящные изгибы ощущаются желанным теплом на моей коже. Её бёдра покачиваются в экзотическом танце, который совсем не согласуется с музыкой. Она правда является воплощением похоти, желания, запретных вещей. С ухмылкой она поднимает бутылку и делает большой глоток, прежде чем поцеловать меня.

— Прямо сейчас каждая женщина здесь хочет быть на моём месте, — шепчет она мне на ухо, свешивая бутылку через моё плечо.

— А каждый мужчина хочет быть на моём, — ухмыляюсь я.

Смеясь, она кружится. Камилла раскована. Неконтролируема. Люди вокруг нас смотря на неё, уверен, с любопытством наблюдая за красивой латиноамериканкой и сердитым русским.

Кто-то похлопывает меня по плечу.

— Ронан, — я узнаю голос Ивана ещё до того, как оборачиваюсь.

— Да? — говорю я, всё ещё сжимая руку Камиллы в своей.

Его тёмные глаза перемещаются на Камиллу, когда он незаметно кивает в направлении коридора.

— Мне нужно поговорить.

— Слушаю…

Он неловко засовывает руки в карманы брюк и вздыхает. Колеблется. Я знаю, что он не хочет говорить в присутствии женщины, к тому же иностранки. Я прочищаю горло и приподнимаю одну бровь.

— Виктор мёртв, — говорит он.

— Ах, — я разворачиваю Камиллу и пожимаю плечами, — так устроен мир, — Камилла ухмыляется, а Иван тупо смотрит сквозь меня.

— Но… итальянцы нанесли по нему удар…

— Да, и что?

— Мы должны нанести ответный удар, — в его глазах горит огонь. Месть. Такая пустая трата времени.

— Нет.

Прижимаясь ко мне, Камилла проводит рукой по моей шее сзади.

— Нравился ли нам Виктор? — шепчет она, и её вопрос пронизан любопытством.

— На самом деле мне никто не нравится.

Она похлопывает меня по груди.

— И то верно.

Иван прочищает горло, и моё внимание возвращается к нему.

— Передайте мои соболезнования его жене, — говорю я.

— Вот… выпей чего-нибудь, — Камилла прижимает бутылку водки к груди Ивана, и он берёт её, свирепо глядя на неё. — Пойду принесу ещё, — она исчезает в переполненном бальном зале, и я переключаю своё внимание на Ивана.

— Мы выше таких вещей, как ответные меры.

Его челюсть сжимается.

— Мы будем выглядеть слабыми, — его голос дрожит от напускной храбрости.

— Виктор был слаб.

Иван хочет возразить, я вижу это по его глазам, но он знает, как лучше. Вместо этого он кивает головой, ставит бутылку водки на ближайший столик и уходит.

Мужчина, чьё имя я не могу вспомнить, встаёт передо мной и пожимает мне руку, всё время бормоча о смерти Деревечи. Я смотрю через его плечо на Камиллу, стоящую у стойки бара, и не могу не заметить, что мужчина рядом с ней стоит слишком близко. В воздухе чувствуется присутствие беды из-за него, и мои чувства обостряются. Не говоря ни слова, я отворачиваюсь от мужчины, который всё ещё что-то бормочет, и плечами прокладываю себе путь к бару. Мужчина за стойкой внезапно двигает рукой, и тело Камиллы напрягается, прежде чем она горбится. Её пальцы сжимают его предплечье, когда она, спотыкаясь, отступает на шаг. Все вокруг них замирают. Мой взгляд падает на кровь, растекающуюся спереди по её платью. Жар охватывает моё тело, когда меня охватывает ярость. Моя челюсть напрягается, и я вскидываю руку в воздух, щёлкая пальцами. Прежде чем я успеваю подойти к ним, двое моих охранников хватают мужчину и выводят его из комнаты. Я разберусь с ним позже. Джентльмен рядом с Камиллой хватает её за плечи, когда её ноги угрожают подкоситься. В большинстве мест случайная поножовщина вызвала бы массовый хаос, но не здесь. Это не является чем-то необычным среди захудалых преступников российского преступного мира, но что необычно, так это то, что кто-то осмелился прикоснуться к тому, что принадлежит мне.

Камилла убирает окровавленную руку от живота, смотрит вниз и морщится, прежде чем снова прижать её к ране.

В ту секунду, когда я подхожу к ней, я обхватываю её рукой за талию, оттаскивая от мужчины в смокинге. Она прижимается ко мне, её кожа холодная и влажная от пота. Я помогаю Камилле сесть на стул и опускаюсь перед ней на колени, осторожно убирая её руку. Из колотой раны сочится кровь. Когда я прижимаю ладонь к её животу, тёплая кровь посылает по мне волну возбуждения, и я сдерживаю стон.

— Игорь, — кричу я, — готовь машину!

Камилла изо всех сил старается держать глаза открытыми, её голова продолжает клониться набок. Золотистый оттенок её кожи стал белым.

— Не засыпай, ради меня, маленькая кошечка, — шепчу я, прежде чем встать, подхватить её на руки и отнести к машине.

Кто-то другой заставил её истекать кровью. Кто-то другой забрал то, что принадлежало мне. Эта мысль прокручивается снова и снова по дороге домой, разжигая кипящий во мне гнев. Она моя. Её кровь — моя. А я не делюсь тем, что принадлежит мне. Никогда.