Изменить стиль страницы

Он кивает в ответ. Очевидно, что он не стукач.

— Да, просто взаимные разногласия.

— Хорошо, вы оба садитесь. Я разберусь с вами позже.

Ниткин, похоже, не верит Риццо, поскольку не сводит с меня прищуренных глаз.

Бьянки снова садится на мое место с самоуверенным видом, бросая на меня знающий взгляд.

Я скриплю зубами и занимаю парту в другом месте, ненавидя то, что новенький вынудил меня отступить перед всеми. Если бы не профессор, подоспевший так вовремя, я уверен, что заставил бы его отступить. Хотя то, как он смеялся, пока я бил его, заставляет меня задуматься о том, сколько боли он может вынести.

— Что за хрень с этим парнем? — Шепчет Дэмиен, садясь за пустую парту рядом со мной.

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею, но, по крайней мере, он не натравил на меня Ниткина.

Я не могу отрицать, что тот, кто достаточно смелый, чтобы противостоять мне в свой первый же день, заслуживает уважения.

— Верно, — отвечает Дэмиен, открывая учебник.

— Сегодня мы узнаем о частях тела, которым можно причинить наибольшую боль.

Выражение глаз профессора Ниткина — это чистая садистская радость при объявлении об этом. Он чертов сумасшедший сукин сын, наказания от которого боятся все, даже я. Хотя вслух я бы в этом не признался.

— Откройте, пожалуйста, страницу семьдесят шесть в своем учебнике.

Я листаю страницы, описывающие архаичные ритуальные пытки и убийства. Трудно поверить, что подобные книги существуют, но мейнстрим похоронил их. Только Академия Синдиката была настолько испорченной, чтобы раскопать их.

Я откидываюсь на спинку стула и отключаюсь от классной рутины, поскольку вряд ли мне нужно узнавать о пытках больше, чем меня научили в семье. Картель славится творческим подходом к своим жертвам.

Мысли блуждают по хорошенькому маленькому питомцу, и я ненавижу себя за это. У меня сводит живот от мысли, что девушка, которую я ненавидел больше, чем кого-либо другого, превратилась в навязчивую идею, которую я не могу выкинуть из головы. Одержимость может быть опасной вещью, даже если она порождена глубоко укоренившейся ненавистью.