Изменить стиль страницы

Соломон отпивает глоток пива и говорит:

— У меня нет диплома. Я не учился в кулинарной школе. Но...

— У тебя это хорошо получается, — закончила Тесси.

— Чертовски хорошо, — говорит он, в его тоне нет высокомерия, только уверенность. Это ее заводит.

Вдалеке раздается крик морской птицы. Шум волн на пляже.

— Использование земли для пропитания очень важно. Поездки на берег для сбора гребешков. Охотиться на кабана. Использовать местные продукты и платить фермеру. Если это исчезает, то это исчезает. Такого блюда больше никогда не будет.

— Мне это нравится, Соломон, — говорит она, зачерпывая ложку крема.

В его голосе столько страсти, столько сердца. Его любовь к своему дому чиста и осязаема. В отличие от Лос-Анджелеса, Чинук - это не просто город. Это душа Соломона.

— Как давно ты не готовил? — спрашивает она, доедая куриный наггетс.

Он поднимает бровь.

— Это так заметно?

Она смеется.

— Нет. Еда вкусная. Так и есть. Но то, как ты о ней говорил… похоже, ты давно не был на кухне. — Она качает головой. — Не то чтобы я готовила. Чаще всего я ем еду на вынос. — Она поглаживает свой живот. — Мишке придется привыкнуть к этому.

Выражение лица Соломона омрачается, и между ними наступает молчание, неловкое напоминание о том, что их пути разойдутся менее чем за двадцать четыре часа.

— Ты права. — Хрипловатый голос Соломона прозвучал, когда он подхватил прерванный разговор. — Я не был на кухне с тех пор, как умерла Серена.

— Ты скучаешь по ней? По готовке?

— Я старался не делать этого. — Он откладывает вилку. — Я продал наш дом. Ушел. От всего. От своего бара, от друзей, от семьи. Я заперся в этом домике и делал мебель. Это был заработок. Но не жизнь.

Тесси смотрит на его руки. Широкие ладони, длинные, мозолистые пальцы, вены выделяются, как линии на карте, темные волосы на запястьях. Сильные руки. Руки строителя. Руки, раздвинувшие ее бедра и заставившие ее стонать.

— Я не брался за готовку чертовски долго. Но все меняется. — Он вдохнул воздух. — Я возвращаюсь в бар.

Тесси вскидывает голову.

Глаза Соломона прикованы к ее лицу.

— Я позвонил Хаулеру и сказал, что хочу вернуться на работу. — Соломон фыркнул от смеха. — Он по уши в дерьме с баром. Он разваливается и нуждается в перестройке. Думает, что еда поможет. Думаю, мне это тоже поможет.

Ее сердце трепещет, голова кружится от его откровений. Потому что она счастлива. Счастлива, что он счастлив.

— О, Соломон. Это потрясающе. Почему ты решил...

— Вернуться в страну живых? — спросил он. Покачав головой, он отвечает: — Я слишком долго отсутствовал. Мне нужно было проснуться. — Он делает укрепляющий вдох, прежде чем продолжить. — Ты это сделала.

Она замирает в кресле, не зная, правильно ли она его поняла.

— Я?

— Да, ты, Тесс.

Она вздрогнула, услышав свое имя в его устах. С гравием, огнем и жаром. Суровый и напряженный.

— Ты помнишь ту ночь, когда мы встретились, и на мне было кольцо?

Она медленно кивает.

— Я снял его из-за тебя, Тесси.

От его слов ее сердце упало в желудок. Но она ждет. Готова к его объяснениям. Потому что ей нужно знать.

— Я едва знал тебя, но ты что-то сделала со мной той ночью. Изменила мой мир, встряхнула меня, открыла мне глаза. — Соломон проводит рукой по своим темным волосам, выражение его лица измученное. — Я не мог перестать думать о тебе.

— То же самое, — вздохнула она. — Я все время думала о тебе.

От этого признания ей становится больно, глаза Соломона то закрываются, то открываются.

— Помнишь, что я сказал тебе в ночь нашего знакомства? Про звезды?

Она кивает. Она никогда не забудет.

— Ты сказал, что ярче всего они светят в твоем родном городе.

— Уже нет. Ты моя звезда, Тесс. — Он кладет руку на грудь. — Ты сияешь здесь. В моем сердце.

Прежде чем она успевает осознать происходящее, Соломон встает с кресла и опускается на колени у ее ног. Его выражение лица наполнено таким благоговением, что она чувствует себя в обмороке.

Обхватив ее за талию мускулистыми руками, он притягивает ее к себе и сажает на край стула.

— Что, если мы заключим новую сделку? — прошептал он.

— Новую сделку?

— Да. Мы попробуем.

— Что попробуем? — Она осматривает стол, берет ложку. — Десерт?

— Нет, Тесси. — Он откидывает ее волосы с лица. — Мы попробуем нас.

Ее мир поплыл. Ее голова кружится.

— Подожди, — прохрипела она. — Что это значит?

— Это значит, что ты мне нравишься, Тесс. Это значит, что я... — Его лицо то омрачается, то проясняется. — Это значит, что если есть шанс, что у нас все получится, я считаю, что мы обязаны попытаться.

Тесси смотрит на него, на каждую черточку его сурового лица. Она хочет этого. Хочет так сильно, что болит. Но все же...

Она закрывает глаза, сомнение вытесняет надежду.

— Попробовать ради Мишки, да?

— Нет. — Его голос звучит громко и четко, улавливая ее колебания. — Не только ради Мишки. Мы стараемся ради нас. Потому что, Тесси, детка, я хочу тебя.

В одну секунду ее сердце исчезает, уносясь в облака. Она смотрит на Соломона, на этого человека, который за семь дней сделал для нее больше, чем кто-либо после ее матери. Защитил ее. Заставил ее смеяться. Заставил ее расслабиться. Показал ей, что такое партнер. Он делает ее лучше, чем когда она сама по себе, а она и сама по себе чертовски хороша.

— Поедем со мной. — Он выпрямился и взял ее лицо в свои руки. — Поедем со мной домой, в Чинук.

В животе у нее бушует Мишка, как будто ему нравится эта идея.

Слезы наполняют ее глаза.

Неужели это настоящая жизнь? Разве такой может быть любовь, такие могут быть отношения? Она не знает. У нее никогда не было ничего, что длилось бы долго. Оставалось. Но теперь перед ней этот мужчина, который просит ее рискнуть.

Рискнуть.

Она положила руку на плечо Соломона.

— Мне нужно…

Она облизывает пересохшие губы. Что ей нужно? Она не знает, но с этими словами она отстраняется от Соломона, встает из-за стола и отходит к краю террасы. Ее мозг кружится, пока она пытается осмыслить все, что он только что сказал. Вид на океан успокаивает ее дрожащее сердце. Она смотрит вверх. Небо черное, облака заслоняют звезды, но она знает, что они там. Они ярко мигают, словно небесная дорожная карта ее жизни.

И она клянется, что слышит голос своей мамы, ее мудрые слова.

Неровности на дороге - это просто неровности, Тесси, а не ямы. Мы можем преодолеть их.

А это... это неровность, которой она никак не ожидала.

Сейчас.

Сейчас самое время сдаться, отбросить свои страхи, бросить их в океан. В Лос-Анджелесе ее ничего не ждет. Так какая разница, если она рискнет еще раз?

Найдет еще одну звезду.

Она опускает руки к животу. Вздрогнула, потом покачнулась. Ее сын говорит ей, что нужно доверять своей интуиции.

— Тесс?

Сзади нее над шумом волн доносится обеспокоенный голос Соломона.

Она поворачивается к нему лицом, упираясь руками в перила. Он стоит во весь рост, его тело напряжено, словно ее следующие слова способны его сломить.

Она поднимает подбородок.

— Ты обещаешь, что никогда не попытаешься отнять у меня Мишку?

— Клянусь.

— Ты серьезно говорил, что останешься со мной?

Кивок.

— Да.

— Ну что ж. Тогда, — она делает шаг вперед, принюхивается, — может быть, нам стоит.

Он сглатывает, следит за ее движением.

— Что стоит?

— Попробовать это. Вместе. — Слезы текут по ее щекам. — Я не хочу делать это одна. Или с кем-то еще. Только с тобой. — Воздух покидает ее легкие, но она находит свой голос. В кои-то веки.

Наконец-то.

— Мой Торжественный мужчина.

Потому что он такой и есть. Таким он был всегда.

Ее.

На долгую секунду он застыл перед ней. Затем он издал рев и бросился вперед, практически отпихнув стол, чтобы добраться до нее. Прижав ее к своей груди, он впивается в ее губы поцелуем, от которого сводит ноги и который меняет жизнь. Его сотрясает неистовый вздох, когда он скользит руками по ее шее и запутывается в волосах.

— Я не могу тебя отпустить, — прохрипел он, отстраняясь, его глаза затуманились. — Я не могу уйти от тебя.

В ответ она снова целует его, теряясь в его лесном запахе. В своей собственной взрывной боли.

— Ты уверен, что готов? — шепчет она между поцелуями, затаив дыхание, и думает о Серене. Она не хочет давить на него.

Она не хочет его потерять.

— Я готов, — пробормотал он, его голос дрогнул. — Всю свою жизнь я был готов к тебе.

Ее глаза трепещут. Как и ее сердце.

— Ты моя, Тесси, — хрипло обещает Соломон ей на ухо.

Ее голова кружится, ноги слабеют, но он прижимает ее к себе, удерживая на ногах.

— Ты и этот ребенок - вы оба мои.

Из нее вырывается всхлип. Эти слова. Первобытные, защитные. О Боже. Она сейчас рассыплется. Она размораживается быстрее, чем верхний континентальный ледяной шельф.

Она важна. Она - чей-то человек.

Горячая слеза скатывается по ее щеке. Пульс учащается, проходя через нее, как саундтрек.

Любовь, любовь, любовь.      

Это слово шепчется между ними.

Любовь.

Но она не хочет говорить его первой.

Слишком многое поставлено на карту.

Мишка.

Ее сердце.

Лучше посмотреть, что из этого выйдет, прежде чем делать необдуманные заявления.

— Ты обещаешь? — Слова торопливо слетают с ее губ. — Мы твои?

Сжав челюсти, Соломон выдохнул ровный вздох. Его плечи вздрагивают, когда волна эмоций прокатывается по его большому телу.

— Я покажу тебе. Я покажу тебе, кто мы такие.

И вот он уже сметает ее с ног, скользит широкими ладонями по ее попке и поднимает ее вверх, пока она не обхватывает его ногами за талию. И когда они добираются до спальни, она понимает, что пути назад уже нет.

***

Соломон несет Тесси на кровать, связанный и полный решимости показать ей, что она - его единственная.

Он видел это по ее лицу. Никто еще не выбирал ее.

Он услышал беспокойство в ее голосе. Что он не готов. Что она не та самая. Что ж, больше никаких сомнений. Сегодня вечером он уложит ее на кровать и докажет ей, как чертовски сильно он ее хочет. Как сильно она ему нужна.

Она - его единственная. И так будет всегда.