Часть 1. Империя

Кельсер поджег одиннадцатый металл.

Ничего не изменилось. Он все так же стоял на площади в Лютадели, лицом к лицу со Вседержителем. Притихшая толпа — и скаа, и знать — не сводила с них глаз. Лениво скрипнуло на ветру колесо перевернутой тюремной телеги. К днищу была прибита голова инквизитора — его же глазными штырями.

Ничего не изменилось, и в то же время изменилось все. Перед глазами Кельсера стояли двое мужчин.

Один — бессмертный император, властвующий тысячу лет: внушительная фигура, черные как смоль волосы, из груди торчат два копья, на которые он словно не обратил внимания. Рядом — человек с теми же чертами лица, но совершенно другими манерами: укутанный в густые меха, нос и щеки раскраснелись, будто от мороза, спутанные волосы треплет ветер, на лице веселая улыбка.

Один и тот же человек.

«Можно это использовать?» — отчаянно соображал Кельсер.

Между ними мягко падал черный пепел. Вседержитель глянул на убитого инквизитора и властно произнес:

— Им очень трудно находить замену.

Его тон резко контрастировал со стоящим рядом человеком — бродягой, горцем с лицом Вседержителя.

«Вот ты какой настоящий», — догадался Кельсер. Но толку от этого было мало. Он лишь убедился, что одиннадцатый металл не то, на что он надеялся. Никакое это не чудесное средство покончить со Вседержителем. Придется положиться на запасной план.

И Кельсер улыбнулся.

— Я ведь однажды уже убил тебя, — сказал Вседержитель.

— Ты пытался, — поправил Кельсер с колотящимся сердцем. Запасной план, тайный план. — Но ты не можешь убить меня, тиран. Я то, что ты не сможешь убить, как бы ни пытался. Я надежда.

Вседержитель фыркнул и небрежно взмахнул рукой.

Кельсер ждал, скрепя сердце. Как сражаться с бессмертным?

Или по меньшей мере с неживым.

«Не теряй достоинства. Пусть люди запомнят».

Вседержитель ударил его наотмашь. Боль пронзила Кельсера, словно разряд молнии. В тот же миг он воспламенил одиннадцатый металл и уловил кое-что новое.

Вседержитель стоит посреди комнаты — нет, пещеры! — потом заходит в сияющий источник, и мир колеблется, каменные стены крошатся, пещера искажается, все вокруг меняется.

Видение погасло.

Кельсер умер.

Умирать оказалось намного больнее, чем он ожидал. Вместо мягкого погружения в небытие Кельсер ощутил себя тряпкой, которую раздирают на части два озлобленных пса.

Он завопил, отчаянно сопротивляясь. Его воля ничего не значила. Его растерзали на клочки и низвергли в пучину бесконечного зыбкого тумана.

Кельсер упал на колени, судорожно хватая ртом воздух и задыхаясь от боли. Казалось, под ногами тоже туман. По земле, как по воде, расходились круги, и на ощупь она была мягкой.

Дождавшись, пока боль постепенно стихнет, Кельсер наконец разжал челюсти и застонал.

Жив. Вроде как.

Он нашел в себе силы оглядеться. Вокруг колыхалась та же сплошная серость. Небытие? Нет, в отдалении вырисовывались очертания, тени. Холмы? А высоко в небе свет, словно сквозь густые серые облака пробивается крошечное солнце.

Кельсер вдохнул-выдохнул и, зарычав, тяжело поднялся на ноги.

— Что ж, это было абсолютно ужасно, — объявил он.

Похоже, загробная жизнь и правда существует. Приятное открытие. Значит… Мэйр где-то здесь? Кельсер всегда отделывался банальностями, мол, однажды они снова будут вместе, однако в глубине души никогда не верил, даже не помышлял…

Конец жизни — вовсе не конец. Он снова улыбнулся, на этот раз с искренним восторгом, и огляделся по сторонам. Туман словно отступал перед ним — нет, сам Кельсер обретал плотность, окончательно воплощаясь в этом странном месте. Не туман отступал, а прояснялось у него в голове.

Туман обретал форму. Тени, которые он ошибочно принял за холмы, соткались в зыбкие дома. Под ногами тоже стелился туман без конца и края. Кельсер будто стоял на поверхности океана, мягкой, как полотно, и даже немного пружинящей.

Неподалеку лежала перевернутая тюремная телега, но здесь она была соткана из тумана. Туман клубился, но телега сохраняла форму, словно под действием некой невидимой силы. Что еще удивительнее, прутья клетки сияли. Вокруг появились и другие ослепительно белые огоньки: дверные ручки, оконные защелки. Все в мире живых находило здесь свое отражение, и хотя большинство предметов состояло из расплывчатого тумана, металл проявлялся как яркий свет.

Некоторые огоньки двигались. Нахмурившись, Кельсер подошел к одному такому и только тогда понял, что многие огоньки — это люди. От каждого человеческого силуэта исходило яркое белое сияние.

«Металл и души — это одно и то же, — заметил он. — Кто бы мог подумать?»

Пообвыкшись, он понял, что происходит в мире живых. Тысячи огоньков уплывали прочь — толпа бежала с площади. Высокая фигура, источающая мощное сияние, шагала в противоположном направлении — Вседержитель.

Кельсер последовал было за ним, но споткнулся обо что-то. Пронзенный копьем туманный силуэт — его собственный труп.

Прикосновение к телу напомнило о хорошем: знакомые ароматы юности, голос матери, душевный момент, когда они с Мэйр беззаботно лежали на склоне холма, наблюдая за пеплопадом.

Воспоминания померкли и словно подернулись инеем. К нему бросился кто-то из убегающей толпы: все светились, и было трудно выделять отдельные огоньки. Сперва Кельсер подумал, что человек заметил его дух. Но нет, тот подбежал к трупу и упал на колени.

Теперь Кельсер смог разобрать черты лица, сотканные из тумана и сияющие изнутри.

— Ах, дитя, мне жаль.

Он обхватил ладонями лицо рыдающей Вин и обнаружил, что способен ее осязать. Кожа девушки под его бесплотными пальцами была твердой. Похоже, она не чувствовала его прикосновение, но он уловил ее образ со слезами на щеках.

Их последние слова вышли жестокими. Может, и хорошо, что они с Мэйр не завели детей.

Из бегущей толпы отделилась еще одна сияющая фигура и, приблизившись, схватила Вин за руку. Хэм? Судя по очертаниям, он. Кельсер поднялся и проводил их взглядом. Им придется поучаствовать в запущенном им плане. Возможно, они его за это возненавидят.

— Ты позволил ему убить себя.

Повернувшись, Кельсер с удивлением обнаружил, что рядом с ним кто-то стоит — не силуэт из тумана, а странно одетый мужчина. Накидка из тонкой шерсти доходила ему почти до пят, под ней виднелись рубашка на шнуровке и что-то наподобие конической юбки, у пояса на петле висел нож с костяной рукояткой.

Невысокий, черноволосый и носатый, этот мужчина выглядел нормально, как и сам Кельсер, в отличие от других людей, сотканных из света. Если Кельсер мертв, выходит, незнакомец тоже призрак?

— Ты кто такой? — требовательно спросил Кельсер.

— О, думаю, ты и сам знаешь.

Кельсер встретился с мужчиной взглядом и увидел вечность — холодную, безмятежную вечность камней, перед которыми сменяют друг друга поколения, или вечность безучастных глубин, куда никогда не проникает свет и дни незаметно проходят один за другим.

— Проклятье. Так Бог и впрямь существует?

— Да.

Кельсер ему врезал.

Это был отличный прямой удар. Другую руку он вскинул, чтобы отразить контратаку. Докс бы гордился.

Бог не увернулся. Кулак Кельсера с приятным хрустом угодил ему прямо в лицо. Удар сбил Бога с ног, но, когда он поднял голову, в его взгляде читалось скорее удивление, чем боль.

Кельсер шагнул вперед.

— Да что с тобой? Ты существуешь и позволяешь твориться такому?

Он махнул рукой в сторону площади, где, к его ужасу, гасли огоньки. Инквизиторы набросились на толпу.

— Я делаю все, что в моих силах. — Поверженная фигура на мгновение исказилась, местами расплылась, словно туман стремился покинуть ее контуры. — Я делаю… делаю все, что в моих силах. Видишь ли, все идет своим чередом. Я…

Бог распался на части, а затем принял прежнюю форму. Кельсер, выпучив глаза, отшатнулся.

Вокруг совершали переход другие души. Тела переставали сиять, и души, будто вырванные из тел, спотыкаясь и падая, появлялись в этом мире тумана. Как только переход завершался, они обретали цвет. Возле каждой возникал Бог, и вскоре больше десятка его копий беседовали с умершими.

Та копия, что встретила Кельсера, поднялась на ноги, потирая челюсть.

— Раньше так никто не поступал.

— Что, правда?

— Да. Обычно души слишком сбиты с толку. Впрочем, некоторые пытаются убежать.

Бог посмотрел на Кельсера.

Кельсер сжал кулаки. Бог отступил и, как ни странно, потянулся к ножу на поясе.

Что ж, Кельсер не собирался снова на него нападать. Но в словах Бога сквозил вызов. Убежит ли Кельсер? Разумеется, нет. Куда ему бежать?

Неподалеку вывалилась в посмертие и почти сразу растаяла несчастная женщина-скаа. Ее фигура растянулась и превратилась в белый туман, который устремился к далекой темной точке. По крайней мере, так это выглядело, хотя эта точка находилась… словно за пределами окружающей реальности, и куда бы ни перемещался Кельсер, он не мог к ней приблизиться.

Женщина растянулась и растаяла. За ней последовали другие души с площади.

Кельсер повернулся к Богу.

— Что происходит?

— Ты же не думал, что это конец? — Бог махнул на зыбкий мир. — Это промежуточная остановка. Между смертью и…

— И чем?

— Запредельем. Другим местом, куда должны отправиться души. Куда должна отправиться и твоя душа.

— Я пока никуда не отправился.

— Алломантам требуется больше времени, но это все равно случится. Реки стремятся к океану, и это такой же естественный процесс. Я не управляю переходом, я здесь для того, чтобы вас подбодрить. Для меня это вроде… обязанности, сопутствующей моему положению.

Бог потер щеку и наградил Кельсера взглядом, выражающим все, что он думает об их встрече.

Неподалеку истаяла в вечности еще пара человек. Похоже, они смирялись с происходящим, растягиваясь в небытие с облегчением и радостными улыбками. Кельсер проводил их взглядом.