Изменить стиль страницы

Глава 28. Исключительный слушатель

i_040.jpeg

— Состояние капитана называется гестацией зеленого эфира.

Доктор Улаам вытащил склянку с узким горлышком, содержимое которой весьма напоминало плавающую в растворе почку.

— Дегустацией? — переспросила Прядка. Они сидели в его смотровой.

— Не дегустацией, а гестацией. Это значит, что Ворона — носитель агрессивного штамма зеленого эфира. В вашем фольклоре таких людей называют спороедами, хотя я нахожу этот термин неточным. Скажи-ка, откуда берутся споры?

— С лун, — ответила Прядка.

— Ах, да. С лун. Как еда — с кухни, а керамика — с Зефирных островов. И больше никаких промежуточных этапов, хм-м-м? Все это просто появляется по волшебству?

— То есть… вы имеете в виду, как споры попадают на луны?

— Точнее, что на лунах их производит? Хм-м-м-м-м?

— Я… понятия не имею, — сказала Прядка. Осознать это ей, пожалуй, следовало куда раньше.

Опустившись на колени, Улаам потряс склянкой с почкой у бока Прядки.

— Обмен? — Он приподнял бровь. — С этой почкой твоя моча будет пахнуть сиренью.

— Э… нет уж, спасибо.

— А продать одну не хочешь?

— И снова нет.

— Эгоистка. Зачем тебе две?

— А у вас самого их сколько?

Улаам ухмыльнулся.

— Туше!

— В душе?

— Нет, это значит, ты удачно парировала мои слова. — Улаам встал и покачал головой. — Так или иначе, на ваших лунах нашла пристанище группа прожорливых сущностей, известных как эфиры. Истинные эфиры в других мирах вступают с людьми в симбиоз, но те, что обитают на ваших лунах, стали на редкость ненасытными, агрессивными и похотливыми.

— Мне такое слово произносить нельзя, — сказала Прядка.

— Короче, ваши эфиры безудержно размножаются, и каждый связан с одним из первородных элементов: растительность, атмосфера, силикаты… Это уже само по себе опасно, но ваши разновидности эфира еще и крайне нестабильны. Малейший намек на катализатор — в данном случае воду, — и происходит взрывной рост с поглощением инвеституры напрямую из духовной сферы. Удивительный процесс.

Прядка поразмыслила над словами Улаама и поняла, что у нее появился десяток новых вопросов. Раньше она не стала бы задавать их из вежливости, ведь Улаам не обязан ей ничего объяснять. Но что-то в нем располагало к подобной беседе. Очевидно же: дело не в том, что изменилась сама Прядка.

— И как же… капитан обзавелась этой штуковиной?

— Я так и не смог найти удовлетворительного ответа. — Улаам выдвинул целую стойку с почками в склянках и вернул на место ту, что держал в руках. — Одни говорят, что это иногда происходит с упавшими в море, другие утверждают, что нужно проглотить особую разновидность спор.

— То есть она и правда съела споры. Наверное.

— Наверное.

Улаам засучил рукав своего костюма, показалась рука с серой кожей.

И ухом.

— У вас на руке ухо! — воскликнула Прядка.

— Хм-м-м-м? А, да.

— Но… почему?

— Потому что, когда я сажаю его на внутреннюю сторону бедра, оно все время трется об одежду и этот звук меня отвлекает.

— А голова не больше подходит?

— На голове у меня уже есть целых два. Разве ты не заметила? Но давай пока закроем на это уши. Недуг вашего капитана очень серьезный. Она напрямую связана с первородным зеленым эфиром, обитающим на луне. Ему нужна вода, чтобы выжить, но на луне воды нет. Поэтому он заражает людей на планете. Лозы внутри капитана Вороны испытывают неимоверную жажду и постоянно высасывают влагу из тела. Влага спороедов по всему миру каким-то образом питает гигантский разросшийся эфир на луне. Но разобраться в этом механизме у меня так и не вышло.

— И все же лозы не дают ей умереть, — заметила Прядка. — Они спасли ее от пули.

— Да, — подтвердил Улаам. — Защищая ее, эфир защищает себя, но он бешеный. Ненасытный. Лишенный здравого смысла. Он выпивает ее досуха. Недуг прогрессирует и со временем отбирает у носителя все больше влаги. Говорят, это крайне болезненно и всегда заканчивается смертельным исходом.

— Луны милосердные, — прошептала Прядка. — Мне ее почти жаль.

— Да, многие массовые убийцы вроде Вороны часто знакомы с трагедией не понаслышке. Поневоле задумаешься, кто же истинный монстр: убийца или породившее его общество?

Прядка кивнула.

— Это был вопрос с подвохом, — добавил Улаам. — Настоящий монстр прячется вон в том ящике рядом с тобой. Я подарил ему семь разных лиц.

Прядка глянула на ящик в небольшой тумбочке рядом с ее стулом. Внутри загромыхало. Она сделала вид, что ничего не заметила.

— Теперь хотя бы ясно, почему ее так боится команда, — сказала Прядка. — Они не осмеливаются поднимать мятеж, потому что эта штука ее защитит.

— Верно, — согласился Улаам. — Я ничуть не сомневаюсь, что капитан может убить всех до единого на этом корабле без неприятных последствий для себя. Разве что останется без команды. Как гласит одна старая поговорка, временного бессмертия недостаточно, чтобы в одиночку ставить паруса.

— Старая поговорка?

— Странная, — поправился Улаам. — Я хотел сказать «странная». Похоже, язык подызносился. Раньше я его спокойно скатывал в трубочку. Ты знала, что это наследственная способность? Такое под силу только одному языку из четырех.

Улаам пристально оглядел ее рот.

Прядка подчеркнуто не стала сворачивать язык в трубочку, а попыталась разгадать план капитана Вороны. Та хотела загнать команду в угол, довести до отчаяния, заставить отправиться в опасные моря, потому что сама умирала? И желала напоследок пожить на всю катушку?

— Сколько, по-вашему, ей осталось?

— Сложно сказать. Я слышал, что обычно болезнь длится меньше года, но в ее случае все затянулось. Она держится на удивление долго, но счет вряд ли идет даже на месяцы. Недели, а то и дни. Я заметил, что ей приходится почти постоянно пить, чтобы избежать обезвоживания и не иссохнуть.

Еще один кусочек головоломки встал на место. К несчастью, Прядка понятия не имела, сколько всего кусочков нужно собрать и что должно получится в итоге.

— Тебе нужно что-нибудь еще? — спросил Улаам. — Видишь ли, я обзавелся восьмым лицом, и мне кажется, для него как раз найдется местечко на нижней стороне грудной клетки.

— Что делают полуночные споры? — спросила Прядка.

Улаам нахмурился. Вернув рукав на место, он подошел ближе, наклонился к Прядке и внимательно изучил ее одним глазом.

— Хойд! — крикнул Улаам.

В каюту вошел юнга. Прядка и не подозревала, что я ждал снаружи.

— Ты дал Прядке полуночные споры?

— Не-а! — отозвался я.

— Хорошо. Я боялся, что…

— Я дал их Уиву! — восторженно добавил я. (В свою защиту скажу, что принял их за лакрицу.)

Улаам со вздохом скрестил руки на груди. Прядка не могла избавиться от мысли, не придавил ли он ухо на предплечье и что при этом ощущаешь.

— Прядка, — начал Улаам, — в отличие от других спор, полуночные споры опасны в совершенно особом смысле. Им требуется постоянная подпитка от живого источника воды, роль которого как раз и выполняет проращиватель.

— Примерно как с капитаном?

— Именно. Но в данном случае это временно.

— Но что именно они делают?

— Они создают полуночный эфир, также известный как полуночная сущность — сгусток слизи, имитирующий ближайший объект. Эфир остается под твоим контролем, пока ты в состоянии его удерживать. Он полезнее прочих творений из спор, но и коварнее. Если захочешь с ним попрактиковаться…

Улаам помедлил, оглядев Прядку.

— Когда захочешь с ним попрактиковаться, убедись, что под рукой достаточно питьевой воды и серебряный нож. Многие проращиватели используют полуночный эфир для слежки, но осторожнее со сгустками больше твоего кулака. То есть не больше четырех-пяти спор за раз. Чем крупнее твое творение, тем у него больше шансов выйти из-под контроля.

— Я… не поняла и половины из того, что вы сказали, доктор, — призналась Прядка.

— Половины? Знал, что ты умна. Твой мозг…

— …не продается, — отрезала Прядка.

— О! — воскликнул я. — Можешь взять мой! Он все время твердит, что грязные носки не годятся вместо дуршлага для макарон, и если это правда, я даже думать о таком не хочу!

Улаам ухмыльнулся и вытащил из внутреннего кармана костюма блокнотик.

— Я записываю самые постыдные фразы, — объяснил он в ответ на недоуменный взгляд Прядки. — Покажу их ему, когда он придет в себя. Думаю, поводов для веселья мне хватит не на один десяток лет.

Так и случилось.

— Хойд, мне нужно узнать, как попасть к Чародейке, — обратилась ко мне Прядка. — Ты у нее побывал. Можешь провести меня или рассказать, как пересечь Полуночное море?

— Пока на нем висит проклятие, толку от него не будет, Прядка, — сказал Улаам. — Тебе придется его снять.

— Но как? Вы не знаете. А кто знает?

Мое лицо приобрело задумчивое выражение. В тот период это чаще всего означало, что я размышлял, можно ли считаться каннибалом, если время от времени кусаешь себя за щеку. Но в тот раз я и правда думал о словах Прядки.

В кои-то веки до меня дошел смысл сказанного.

— Я могу говорить, — тихо ответил я, — но ничего не могу сказать. Когда идешь на чужую свадьбу, надо всегда надевать белое.

— Это и есть говорить, но ничего не сказать. По крайней мере, ничего важного насчет проклятия.

— Верно! Но вот что важно. Тебе нужно найти того, кто может и говорить, и сказать по делу.

— Таких людей слишком много, — заметила Прядка.

Это было настоящим мучением. Из-за проклятия мои мозг и язык завязывались в узел. Я буквально не мог сболтнуть лишнего.

— Найди того, кто… похож на человека, но… не человек, — произнес я. — И может говорить… хотя… не должен.

Прядка склонила голову набок. Улаам подошел ближе.

— Прядка, такой связной речи я не слышал от него уже много месяцев. Думаю, он пытается сказать что-то важное.

— Звучит как белиберда. Наверное, он просто дурачится.

— Хм-м-м. Если и так, то сейчас он удивительно похож на себя прежнего. Тот, кто похож на человека, но не человек? И может говорить, хотя не должен…

Прядка нахмурилась, обдумывая мои слова со всей своей удивительной вдумчивостью. Наконец ее осенило.