32

ДЖЕК

— Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись.

Я хотел, чтобы мой отчаянный шепот донесся до нее сквозь все пищащие аппараты и равномерное жужжание машины, помогающей ей дышать.

Я пожелал, чтобы ее глаза открылись - чтобы ее сияющие изумрудные глаза встретились с моими, но вместо этого все, что я увидел, были белые повязки и черные, синие и пурпурные пятна на ее опухшей щеке. Как будто эта боль была моей собственной, мне было больно видеть ее. Не в силах этого вынести, я уронил голову на матрас.

Часы посещений давно прошли, но это было самое раннее, что я смог сделать. Через семь часов после того, как нас троих привезли сюда.

Когда мы впервые приехали сюда, я блять, выбесился, наблюдая, как они везут Луэллу в противоположном от меня направлении. Только когда они пригрозили дать мне успокоительное, я успокоился настолько, что они смогли осмотреть мои травмы. Я рассудил, что мне нужно быть начеку на случай, если я понадоблюсь ей.

Не то чтобы я был в состоянии что-либо сделать, когда она нуждалась во мне.

Чувство вины проникло глубже, причиняя моему телу больше боли, чем любая из моих травм когда-либо могла причинить.

— Пожалуйста, проснись, — взмолился я.

Потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до нее, но они держали меня в палате, и только когда больница затихла на ночь, я смог проскользнуть мимо медсестер и их орлиных глаз.

Каждое мое движение заставляло их поспешно толкать меня обратно к кровати, повторяя как мантру, что мне нужно лечь, иначе я порву швы. К черту мои швы. Я бы разорвал их голыми руками, если бы это означало добраться до нее.

— Ты нужна мне, — прошептал я. — Я только что нашел тебя, и я не могу представить себе эту жизнь без тебя. Я люблю тебя, Луэлла. Пожалуйста, не оставляй меня.

Я прильнул к ее мягким, тонким пальцам своей грубой, избитой рукой, нежно поцеловав каждую костяшку.

Жесткие бинты на моих запястьях и кистях издевались надо мной, вызывая еще большее разочарование, с которым я не знал, что делать. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы снять веревки. Я думал, у меня будет больше времени. Я сосредоточился на том, чтобы вести себя тихо и держать все под контролем, поэтому не оставил никаких намеков на свои планы. Я не ожидал, что Грейсон так быстро выйдет из себя.

Я не ожидал, что Грейсон окажется серийным убийцей.

В конце концов, когда я высвободил свои руки, потребность в тишине давно отпала.

— Мне так жаль.

— Сэр, часы посещений закончились, — раздался строгий голос от двери.

Я не потрудился повернуться к ней лицом. Я сосредоточил все свое внимание на Луэлле.

— Я не уйду. — Мои слова были обращены как к Луэлле, так и к медсестре.

Она вздохнула.

— Тогда я буду вынуждена вызвать охрану.

— Все в порядке, — заявил другой низкий голос, входя в комнату.

— Вы уверены, детектив? — спросила она.

— Да. Возможно, он сейчас для нее самое лучшее, — ответил Шейн.

— Хорошо, но ненадолго.

Скрип ее туфель по кафелю затих, и мы остались только втроем.

Шейн перешел на другую сторону кровати Луэллы, к единственному другому стулу, втиснув свое крупное тело в слишком маленькое сиденье.

Вспомнив его слова, я усмехнулся, поморщившись от пронзительной боли. Мои сломанные ребра протестовали против резкого движения.

— Самое лучшее для нее? Да уж, точно.

Осматривая ее, отмечая каждую царапину и синяк, зная, что это даже не самая сильная боль, которую она перенесла, я понял, что ей было бы лучше с самим дьяволом, чем со мной.

— Ты спас ее, — сказал Шейн.

— Недостаточно скоро.

Воспоминание о тех последних нескольких мгновениях вернуло тот же прилив ужаса и страха. Мой желудок болезненно сжался только для того, чтобы ярость вернула его обратно и зажгла, распространяя огонь по моим венам и напрягая каждую мышцу по максимуму, чтобы вырваться на свободу. Сидя в том кресле и наблюдая за Грейсоном, я все дальше и дальше ускользал от здравомыслия; оно поглотило меня.

Пока, наконец, подобно взрыву, я не раздавил стул, не вырвал свои руки из пут и не атаковал.

Я зарядил Грейсона каждой унцией адреналина, переполнявшего меня. Луэлла поглотила все его внимание, дав мне возможность одержать верх. Мы приземлились с глухим стуком, и я превратился в животное. Не существовало ничего, кроме того, чтобы лишить его существования. Он наносил удары, умудрился вытащить нож, который припрятал, и глубоко вонзил его, но моя ярость парализовала меня - не давала сосредоточиться.

Ничего не существовало, пока дверь не выломалась, и копы, одетые в черное, не схватили меня за руки и не оттащили от едва находящегося в сознании окровавленного Грейсона. Я оскалил зубы, как собака, готовая перегрызть ему горло, когда Шейн выкрикнул мое имя.

Я переключил свое внимание на то место, где он освобождал Луэллу, натягивая одеяло на ее голое тело. Ее голова откинулась назад, демонстрируя каскад крови на ее и без того распухшем лице.

Все внутри меня превратилось в ничто.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Шейн, возвращая меня обратно в больничную палату.

Медленно я перевел невозмутимый взгляд в его сторону, заставив его раздраженно рассмеяться.

— Да. Глупый вопрос. Но я видел твои рентгеновские снимки. Пробитое легкое. Сломанные ребра. Проломленный череп.

— Почти проломленный, — вставил я. Ничто не шло ни в какое сравнение с тем ущербом, который получила Лу.

— И все же. — Звуковые сигналы заполнили тишину, и глубокий вдох Шейна совпал с ритмом машины, двигающей легкие Лу. — А как насчет всего остального?

— Что все остальное? Ты все перечислил.

— Я имею в виду твое сознание. Как ты справляешься с… - Он умолк, не в силах закончить неловкую правду.

— Что я забил своего лучшего друга до смерти? — Я закончил за него, продолжая вносить больше ясности в свое сознание, как он выразился. — После того, как я увидел, как он пытает и насилует любовь всей моей жизни?

Он поморщился, но ничего не сказал.

Мой желудок скрутило, и я снова сосредоточил свое внимание на Лу, пытаясь обработать любую эмоцию, создающую хаос в моем сознании. Они кровоточили вместе, и я не решался смотреть слишком пристально, но заставил себя обдумать его вопрос. — Далеко не так доволен, как следовало бы, — честно ответил я. Я должен был чувствовать гордость и почет за то, что поступил правильно, добившись справедливости.

Но это оказалось не так убедительно, как я думал. Все было слишком запутано со всем остальным, и ничто больше не выглядело понятным.

— Он заслужил это, — прорычал Шейн.

— Я знаю, и я бы сделал это еще миллион раз.

— Жаль, что я не мог сделать это сам.

Я в этом не сомневался. Шейн работал над каждым делом, видел каждый ужас с тех пор, как все это началось.

Мы снова посидели в тишине, оба переживая тот факт, что Грейсона больше нет. Его привезли на каталке точно так же, как нас с Лу. Больницы не дискриминировали убийц и хороших людей. Жизнь есть жизнь, и они пытались спасти их все. Часть меня хотела, чтобы он выжил, просто чтобы он мог всю жизнь страдать в тюрьме. Но большая часть меня расслабилась, когда кто-то вошел и сообщил мне, что он не перенес операцию.

— Ты не думал о том, чтобы поговорить с кем-нибудь, пока ты здесь? — наконец спросил Шейн.

— Ага, конечно, — усмехнулся я. — Кроме того, я не хочу покидать ее.

Шейн поднял руки, зная, что не стоит давить.

— Я понял. — Он встал со стула и обошел кровать, чтобы положить руку мне на плечо. — Я позабочусь о том, чтобы они знали, что ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится - полицейские дела.

— Спасибо, чувак.

Шейн оставил меня одного, чтобы сжать руку Лу - там я оставался почти три недели, затаив дыхание из-за каждого трепетного движения глаз, каждого подергивания пальца и каждого вздоха, который она делала самостоятельно, когда они убирали некоторые аппараты.

Всегда умолял об одном и том же снова и снова.

— Пожалуйста, проснись. Пожалуйста, проснись.

Пока однажды она не проснулась.

Ее рука сжалась сильнее, больше, чем в спазме, и держалась крепко. Ее глаза распахнулись, как и раньше, но на этот раз они переместились и сфокусировались на мне.

Чернота подкралась к краям моего зрения, когда эти прекрасные зеленые глаза встретились с моими, и я понял, что перестал дышать.

— Джек, — одними губами произнесла она, мое имя вырвалось хриплым шепотом.

Мир с ревом вернулся ко мне, и я сделал глубокий вдох, чтобы получить столь необходимый кислород. Ее веки опустились, но тут же снова открылись, и я, черт возьми, чуть не рухнул. Груз ужаса, боязни и боли, сковывавший меня в течение последнего месяца, вырвался на свободу. Все это исчезло с простым произнесением моего имени.

Я нажал кнопку вызова и нежно осыпал поцелуями ее волосы, говоря ей, как сильно я ее люблю. Не останавливаясь, пока не вбежали врачи и медсестры, отталкивая меня в сторону. Я не мог отвести взгляд, даже когда отправил сообщение Шейну, чтобы он рассказал всем остальным.

Ее глаза были прикованы к моим, потемневшие от замешательства и вопросов, которые назревали, когда они объясняли состояние комы и то, как ее травмы вызвали отек мозга. Я одарил ее самой ободряющей улыбкой, какую только смог изобразить, стоя в углу комнаты со слезами на глазах. Нарастало отчаяние, потребность вернуться к ней, почувствовать, как она двигается сама по себе, почувствовать, как ее руки обнимают меня.

Эйфория бурлила при одной только мысли об этом, пока я чуть не сбил всех с пути, чтобы снова добраться до нее.

По крайней мере, до тех пор, пока в небольшой перерыв в хаосе снова не ворвалась реальность.

С миллионом вопросов, переполнявших ее изумрудные глаза, она задала тот, который я меньше всего хотел объяснять.

— Что случилось?