— Звучит знакомо, — сказала она.

— Эксклюзивный гей-клуб, который был на слуху несколько лет назад, — сказал Сон Мин. — Его закрыли, когда там изнасиловали несовершеннолетнего мальчика. Его сравнивали со «Студией 54», с гей-баром в Нью-Йорке. Потому что он работал ровно столько же, 33 месяца.

— Теперь я вспомнила, — сказала Катрина. — Мы назвали это «делом бабочки», потому что мальчик сказал, что на маске насильника была изображена бабочка. Но разве они закрылись не из-за того, что официанты, разносившие алкоголь, были младше восемнадцати лет?

— Это была официальная причина, — сказал Сон Мин. — Суд не был готов признать, что деятельность клуба подпадает под сферу частных функций, и, следовательно, постановил, что они нарушили законы о лицензировании.

— У меня есть основания полагать, что Маркус Рё часто посещал «Виллу Данте», — сказал Харри. — Я нашёл членскую карточку и кошачью маску в карманах этого костюма. Который принадлежал ему.

Сон Мин приподнял бровь.

— Ты... э-э, носишь его костюм?

— К чему ты клонишь, Харри? — голос Катрины стал резким, взгляд жёстким.

Харри глубоко вздохнул. Он всё ещё мог оставить всё как есть.

— Похоже, на «Вилле Данте» по-прежнему проводятся вечеринки по вторникам. Если Рё так обеспокоен, чтобы никто не знал о его ориентации, как вы полагаете, у него может быть алиби на те ночи, когда были убиты Сюсанна и Бертина, просто это не то алиби, которое он нам предоставил.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнесла Катрина, в то время как Харри чувствовал, что её глаза сверлят его насквозь, — что мы арестовали человека с более надёжным алиби, чем то, что ему предоставила жена. Что он был в гей-клубе. Но не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом?

— Я просто говорю, что это возможно.

— Ты хочешь сказать, что, возможно, Рё предпочёл бы рискнуть тюрьмой, чем раскрыть свою сексуальную ориентацию? — её голос был монотонным, но в нём слышалось нечто, о чём Харри мог догадаться: чистый, неподдельный гнев.

Харри посмотрел на Сон Мина, который кивнул.

— Я встречал людей, которые скорее умерли бы, чем решились бы на каминг-аут, — сказал Сон Мин. — Мы могли бы полагать, что в этом плане наше общество стало прогрессивным, но, к сожалению, это не так. Стыд, отвращение к себе, осуждение — всё это не осталось в прошлом. Особенно для представителей поколения Рё.

— И учитывая историю и положение его семьи, — добавил Харри. — Я видел фотографии его предков. Они не были похожи на мужчин, которые передали бы бразды правления бизнесом кому-то, кто занимается сексом с мужчинами.

Катрина всё ещё не сводила глаз с Харри.

— Так скажи мне, что бы ты сделал?

— Я?

— Да, ты. Ты ведь не просто так нам это рассказываешь, верно?

— Что ж. — Он сунул руку в карман и протянул ей записку. — Я бы воспользовался возможностью этого допроса, чтобы задать ему эти два вопроса.

Он наблюдал, как Катрина читает записку, пока они слушали голос Крона, доносящийся из громкоговорителя.

— ...прошло больше часа, и мой клиент ответил на все ваши вопросы, на большинство из них по два-три раза. Либо мы можем остановиться на этом, либо я хотел бы, чтобы моё возражение было занесено в протокол.

Главный интервьюер и её коллега посмотрели друг на друга.

— Хорошо, — сказала ведущий интервьюер, посмотрела на настенные часы и заметила Катрину, которая стояла у приоткрытой двери комнаты для допросов. Она подошла к Братт, взяла записку и выслушала. Харри заметил вопросительный взгляд Крона. Затем ведущий интервьюер вернулась за стол и откашлялась.

— Два последних вопроса. Был ли ты в клубе «Вилла Данте» в то время, когда, как считается, были убиты Сюсанна и Бертина?

Рё обменялся взглядом с Кроном, прежде чем ответить.

— Я никогда не слышал об этом клубе, и я просто повторю, что я был дома со своей женой.

— Спасибо. Другой вопрос к тебе, Крон.

— Ко мне?

— Да. Знал ли ты, что Хелена Рё требовала развода и что, если её требования по соответствующему соглашению не будут удовлетворены, она планировала отказаться от алиби, которое она предоставила своему мужу на ночи убийств?

Харри увидел, как покраснело лицо Крона.

— Я … Я не вижу причин отвечать на этот вопрос.

— Не можешь даже просто ответить «нет»?

— Это в высшей степени необычно, и я думаю, мы будем считать этот допрос оконченным. — Крон поднялся на ноги.

— Это говорит о многом, — сказал Сон Мин, покачиваясь на каблуках.

Харри собрался уходить, но Катрина удержала его.

— Не пытайся делать вид, что ты не знал всего этого до того, как мы арестовали Рё, — сердито прошептала она. — Хорошо?

— Он только что лишился своего заявленного алиби, — сказал Харри. — Это единственное, что у него было. Так что давайте просто надеяться, что никто на «Вилле Данте» не сможет подтвердить, что он там был.

— И на что именно ты надеешься, Харри?

— На то же, что и всегда.

— Что именно?

— Что виновные будут пойманы.

Харри пришлось идти быстрыми шагами, чтобы догнать Юхана Крона на холме, вниз по пути от полицейского управления в сторону улицы Грёнландслейрет.

— Это ты подал им идею задать мне тот последний вопрос? — сказал Крон, нахмурившись.

— С чего ты это решил?

— Потому что я точно знаю, что Хелена Рё рассказала полиции, и она поведала им совсем немного. И когда я устроил тебе беседу с Хеленой, я был достаточно глуп, чтобы сказать ей, что она может тебе доверять.

— Ты знал, что она воспользуется алиби, чтобы шантажировать Маркуса?

— Нет.

— Но ты получил письмо от её адвоката, в котором она требовала половину всего, несмотря на брачный контракт, и мог сложить два плюс два.

— Возможно, у неё были другие рычаги воздействия, которые не имели никакого отношения к этому делу.

— Например, рассказать, что он гей?

— Похоже, нам больше нечего обсуждать, Харри. — Крон предпринял безуспешную попытку остановить проезжающее такси, но тут припаркованное на другой стороне улицы такси развернулось и подъехало к ним. Стекло со стороны водителя опустилось, и знакомое лицо ухмыльнулось, сверкая плохими зубами.

— Тебя подвезти? — спросил Харри.

— Нет, спасибо, — сказал Крон и зашагал по улице Грёнландслейрет.

Эйстейн наблюдал, как адвокат удаляется.

— Немного разозлился?

Было шесть часов, и под низким, плотным покровом облаков в домах уже зажигался свет.

Харри уставился в потолок. Он лежал на спине на полу рядом с кроватью Столе Эуне. По другую сторону от кровати в такой же позе лежал Эйстейн.

— Итак, твоя интуиция подсказывает тебе, что Маркус Рё одновременно и виновен, и невиновен, — сказал Эуне.

— Да, — сказал Харри.

— Это как?

— Ну, например, он заказывает оба убийства, но не совершает их. Или первые два убийства совершены сексуальным маньяком, и Рё использует свой шанс, чтобы убить свою жену, копируя серийного убийцу, так что никто не считает его виновным.

— Особенно, если у него есть алиби на первые два убийства, — сказал Эйстейн.

— Кто-нибудь из вас верит в эту теорию? — спросила Эуне.

— Нет, — хором ответили Харри и Эйстейн.

— Это сбивает с толку, — сказал Харри. — С одной стороны, у Рё был мотив убить свою жену, если она его шантажировала. С другой стороны, его алиби сильно пошатнулось теперь, когда она не может подтвердить свои показания полиции под присягой в суде.

— Что ж, тогда, может быть, Воге прав, — сказал Эйстейн, когда дверь открылась. — Даже несмотря на то, что его выпнули из газеты. На свободе разгуливает каннибал и серийный убийца, и точка.

— Нет, — сказал Харри. — Тип серийного убийцы, который описывает Воге, не убивает трёх человек из одной группы.

— Воге что-то выдумывает, — сказал Трульс, ставя на стол три большие коробки из-под пиццы и срывая крышки. — Вот что недавно опубликовали на сайте «ВГ». У них есть источники, утверждающие, что Воге был уволен из «Дагбладет» за то, что сочинял истории. Я бы и сам им это сказал.

— Ты бы так сказал? — Эуне удивлённо посмотрел на него.

Трульс только ухмыльнулся.

— О, пахнет пепперони и человеческим мясом, — сказал Эйстейн, поднимаясь на ноги.

— Джибран, ты должен помочь нам это съесть, — крикнул Эуне в сторону соседней кровати, где лежал ветеринар в наушниках.

Пока остальные четверо столпились вокруг стола, Харри сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и читал сайт «ВГ». И размышлял.

— Кстати, Харри, — сказал Эйстейн с набитым пиццей ртом, — я сказал той девушке из Института судебной медицины, что мы встретимся в «Ревности» в девять вечера, хорошо?

— Хорошо. Сон Мин Ларсен из Крипоса тоже приедет.

— А как насчёт тебя, Трульс?

— А что насчёт меня?

— Идём в «Ревность». Сегодня 1977 год.

— А?

— 1977 год. В баре будут играть только лучшие мелодии 1977 года.

Трульс жевал, недоверчиво хмурясь на Эйстейна. Как будто он не мог решить то ли над ним смеются, то ли кто-то на самом деле приглашает его потусоваться.

— Ладно, — сказал он наконец.

— Отлично, мы будем командой мечты. Эта пицца быстро заканчивается, Харри. Что ты там делаешь?

— Забрасываю сети, — сказал Харри, не поднимая глаз.

— А? — спросил Эйстейн.

— Я вот думаю, не попробовать ли мне обеспечить Маркусу Рё то алиби, которое ему не нужно.

Эуне подошёл к нему.

— Кажется, ты испытываешь облегчение, Харри.

— Облегчение?

— Я не буду спрашивать, но предполагаю, что это как-то связано с тем, о чём ты не хотел говорить.

Харри поднял глаза. Улыбнулся. Кивнул.

— Хорошо, — сказал Эуне. — Хорошо, тогда я тоже испытываю некоторое облегчение. Он зашаркал к своей кровати.

В семь часов приехала Ингрид Эуне. Эйстейн и Трульс были в кафетерии, и когда Столе пошёл в туалет, Ингрид и Харри остались сидеть в комнате одни.

— Мы сейчас уходим, чтобы вы двое могли немного отдохнуть, — сказал Харри.

Ингрид, маленькая, коренастая женщина с седыми, как сталь, волосами, пристальным взглядом и остатками нурланнского акцента, выпрямилась в кресле и глубоко вздохнула.

— Я только что из кабинета главного врача. Он получил от старшей медсестры доклад, в котором выражено беспокойство. О трёх мужчинах, которые утомляют Столе Эуне своими многочисленными и продолжительными визитами. Поскольку пациентам, как правило, трудно сказать это самим, он поинтересовался, могу ли я попросить вас сократить визиты с этого момента, поскольку у Столе наступает терминальная стадия болезни.