Перемещение было недолгим.

Когда туман исчез, она обнаружила, что находится не в маленькой комнате с каменными стенами. Перед ней не было лица спящей Инны. Это оказалась спальня. Стены покрывали гобелены, здесь стояла огромная кровать, застланная тёмно-синим одеялом.

Селин поняла, что они в спальне Антона. Взглянув на узкое окно, Селин увидела, что солнце уже зашло. Сумерки сгущались.

Услышав тихое бормотание, она обернулась и увидела Инну. Та стояла у прикроватного столика, наполняя кубок вином. Помощница выглядела как сейчас: грязное серое платье и растрёпанная причёска, выбившиеся пряди волос прилипли к её лицу.

— Он не принял лекарство прошлой ночью, — бормотала она, — мой бедный господин. Ему нужно больше.

Засунув руку в карман своего платья, она извлекла квадрат сложенной бумаги. Положив его на столик, она развернула бумагу и достала оттуда маленький пакет. Инна раскрыла его и занесла над кубком с вином. Белый порошок опустился в жидкость. Женщина помедлила, а затем добавила ещё один пакетик и взболтала вино. Порошок постепенно растворился.

— Ему нужно больше, моему бедному господину. Так он сможет отдохнуть.

Селин наблюдала в потрясении. Инна отравляла Антона. Из её бормотания провидица поняла, что это продолжается уже некоторое время.

Итак, никакого убийцы в чёрных перчатках поблизости нет. Будущее переменилось?

Спальня исчезла, и Селин снова пронеслась сквозь туман. Она чувствовала головокружение и была сбита с толку, когда туман прояснился. Провидица обнаружила, что стоит посреди маленькой комнаты, где в кровати спала Инна.

Нет, будущее не изменилось.

Инна спала, отвернувшись к стене. Селин задрожала, зная, что сейчас последует. Но она была полна решимости оставаться здесь. Девушка сосредоточилась на том, чтобы увидеть как можно больше. Почти мгновенно со стороны смотрящего появились тонкие руки в чёрных перчатках и потянулись к Инне.

Собрав все свои силы, Селин боролась. Необходимо обернуться назад и узнать, кто стоит рядом с кроватью. И вот её взгляд скользит вверх по одетым в чёрное стройным рукам, всё выше и выше, пока не достиг бледного лица… Когда она его узнала, то подумала, что, должно быть, сошла с ума.

Это была бледная молодая женщина с картины, что висела наверху в зале с портретами. Та темноволосая красавица, одетая во всё чёрное, что стояла рядом с костром.

Женщина продолжала тянуться к Инне.

— Нет, — закричала Селин, пытаясь оттолкнуть её. — Не прикасайся к ней. Но в видении она была лишь зрителем.

Женщина положила одну руку на лицо Инны, а другую на её горло, и плоть девушки начала иссушаться.

— Нет, — прошептала Селин.

Когда Инна превратилась в сухую оболочку, лицо женщины начало приобретать цвет, будто она вытянула из девушки жизнь и сама поглотила её.

Селин принудила себя смотреть дальше, чтобы не пропустить ничего из этого ночного кошмара… И женщина заговорила.

— Прости меня, — прошептала она мёртвому телу Инны. — Прости. Я не могу остановиться. Я должна повиноваться. У меня нет выбора.

Женщина развернулась, пересекла маленькую комнату и исчезла в стене, словно привидение. Она ушла, а то, что осталось от Инны, бездушной массой лежало на кровати.

Селин заплакала.

Комната исчезла.

Тихо роняя слёзы, она очнулась в покоях Антона. Напротив сомневающиеся глаза Инны. Но Антон больше не сидел на своём стуле, он опустился на колени рядом с Селин.

— Ш-ш-ш-ш, — успокаивал он, протягивая ей носовой платок. — Что ты увидела? — Его голос был нетерпеливым.

Селин попыталась заговорить, но послышались только всхлипы. Утерев лицо платком, она повторила попытку.

— Я видела её. Это женщина с картины, которая висит наверху в портретной зале. Та, что стоит у костра, одетая во всё чёрное. В этот раз у неё получилось… она вытянула жизнь из Инны, будто поглотила её в себя.

Антон вскочил на ноги.

— Что?

— Лгунья! — выплюнула Инна. — На этот раз ты со своей ложью зашла слишком далеко.

— Это она, — Селин обращалась прямо к Антону. — Вы помните тот портрет? Мы вместе рассматривали его.

Антон вперился взглядом в Селин. Яромир подтянулся так близко, что их с Антоном плечи соприкоснулись.

— Что? — потребовал Яромир. — О чём она говорит?

— О портрете, — сказал Антон, — о портрете молодой женщины… в длинных чёрных перчатках.

Его глаза не отрывались от лица Селин.

— Это она, — настаивала Селин. — Я видела, как она высушила Инну, а потом прошла сквозь стену, словно призрак.

Яромир повернулся на каблуках и направился к двери.

— Куда ты идёшь? — спросил Антон.

— Наверх в портретную залу, чтобы сжечь картину и покончить с этим.

— Нет! — вырвалось у Селин.

Как им объяснить то, что слышала и чувствовала в видении?

— Подожди! Ты не должен этого делать. Я думаю… Я думаю, ею кто-то управляет. Я могу ошибаться, но после убийства Инны она сказала что-то о том, что вынуждена повиноваться. Вы не можете сжечь портрет, пока мы не узнаем, что здесь происходит. Если портрет одержим духом или кто-то ещё управляет им, мы должны найти, кто это делает.

Теперь Яромир смотрел на Антона в ожидании указаний, а тот поднял руку:

— Подожди. Мне нужно подумать.

Инна наклонилась вперёд на своём стуле.

— Не слушайте, мой господин. Она плетёт ложь, как ткачиха сукно. Теперь Селин полностью обратила своё внимание на Инну, вспомнив первое видение.

— Антон, — медленно сказал она, не заботясь о том, что кого-то может оскорбить столь прямое обращение, — эта женщина отравляет вино на вашем ночном столике. Я думаю, она делает это уже продолжительное время.

Рот Инны открылся, глаза расширились.

Антон отошёл на четыре шага, будто желая, чтобы их разделяло расстояние.

Яромир, напротив, вернулся назад.

— Что?

— Это белый порошок, завёрнутый в бумажные пакеты, — спокойно продолжала Селин, — она хранит его в кармане своего платья. Я думаю, что в моём видении всё произойдёт сегодня вечером, когда сумерки начинают сгущаться. Я видела, как она подмешала порошок в его вино. Обычно она делала это в другое время, прежде чем Антон отправлялся в постель, но этим вечером она снова будет под стражей.

Позже она размышляла, что стоило сообщить эту новость иначе. Селин должна была предвидеть реакцию Яромира на такое заявление. Лицо лейтенанта окаменело. Он сгрёб Инну за руку, сдёрнув со стула. Всё произошло так быстро!

Инна закричала от боли, а Селин вскрикнула:

— Яромир, не надо!

Но его рука уже рылась в кармане платья Инны. Он вытащил тот самый сложенный кусок бумаги и передал его Селин.

— Что это? — потребовал он, удерживая Инну, как в тисках.

Антон наблюдал за всем, не проронив ни слова.

Селин положила бумагу себе на колени, развернула её и вытащила один из пакетов. Смочив палец, она коснулась порошка и попробовала его.

Мать много лет обучала её различать разнообразные вкусы д

ействующих компонентов, используемых в приготовлении порошков и эликсиров. Так что она сумела распознать составленную смесь.

— Это снотворное, — сказала она, проведя языком по нёбу. — Я чувствую мак… и что-то ещё.

Всё ещё неуверенная, она прикоснулась к порошку и попробовала его снова. Затем её глаза устремились на Яромира:

— Здесь присутствует болиголов.

Начальник охраны с рёвом бросил Инну обратно на стул и навис над нею, положив обе руки на подлокотники.

— Где ты достала это? Кто тебе дал порошок?

Инна в ужасе уставилась на него и покачала головой:

— Это лекарство помогает ему уснуть! Оно необходимо ему, чтобы отдохнуть!

Одним быстрым движением Яромир вытащил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу молодой женщины.

— Где ты взяла это?

Антон ничего не предпринимал. Он просто молча смотрел.

Селин поднялась на ноги. Она не хотела, чтобы всё так обернулось:

— Лейтенант, остановитесь!

Она схватила его за правую руку, пытаясь отстранить клинок. Яромир оттолкнул её назад локтем и приставил лезвие к щеке Инны.

— Где?

Селин упрекала себя за несдержанность. И за то, что подумала, будто правосудие здесь работает иначе.

Она никогда не видела Яромира таким. Но уже не сомневалась, что он прирежет Инну, если та не повинуется. Теперь она поняла, если речь заходит о безопасности Антона, то этот человек мало перед чем остановится.

Инна, должно быть, тоже это поняла. Потому что сказала:

— Мастер Фёдор.

— Фёдор? — смущённо спросил Яромир.

— Мой господин перестал принимать его лекарства! — зарыдала она. — Он не хотел пить то, что мастер Фёдор советовал. Я должна была сделать это! Я должна была помочь ему отдохнуть. Мастер Фёдор сказал, что он должен отдыхать.

Яромир убрал клинок.

— Это правда, — тихо сказал Антон. — Я чувствовал, что лекарства Фёдора больше не помогают мне, и отказался принимать их.

Селин была поглощена размышлениями над этим. По какой-то причине мастер Фёдор давал Антону смесь из опиума и болиголова. В малых дозах болиголов используется при тяжёлой бессоннице, но точно не подходит для долгосрочного применения. В больших концентрациях это был яд, который мог убить. Когда же Антон перестал принимать назначенное лекарство, Фёдор использовал Инну, чтобы подмешивать порошок в его вино.

Выражение лица Яромира испугало Селин. Вернее, заставило её испугаться за мастера Фёдора.

— Ты не знаешь, почему он сделал это, — сказала она. — Он мог верить, что помогает своему княжичу.

Яромир посмотрел на Антона.

— Что я должен сделать?

Антон не колебался. Он указал на Инну.

— Отведи её обратно в приготовленную тобой комнату и оставь под стражей. Потом поговори с мастером Фёдором.

— Да, мой господин, — ответил Яромир, снова схватив Инну за руку.

— Нет! — взвыла Инна, пытаясь освободиться. — Вы обещали! Обещали, что я смогу прислуживать вам днём.

Яромир выволок её из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив Селин и Антона в неловком молчании. Как мог он допустить, чтобы Инна, стал его личной прислугой? Она же душевнобольная!