ГЛАВА 25

БУНТАРКА

Внезапный свет экрана телефона Чейза под чёрным одеялом заставляет меня прищуриться.

— Чёрт. Уже почти пять, — он шепчет эти слова в мою шею, и рука, не держащая его телефон, сжимается вокруг меня. Прижимаясь в поцелуе к моему затылку, он понижает голос: — Мне скоро нужно идти.

Я поворачиваюсь в его объятиях, и мы оказываемся лицом к лицу.

— Мне очень жаль, но уходить запрещено. Ты должен остаться здесь на следующие несколько недель, пока мы либо не умрём от обезвоживания, либо не устанем друг от друга.

Он смеётся, наклоняясь и утыкаясь носом в мой.

— Тогда мне лучше запастись бутылками с водой, потому что сомневаюсь, что это произойдёт в ближайшее время, — медленная, удовлетворенная улыбка расползается по его губам.

— Хорошо, — шепчу я и, пользуясь возможностью, нежно целую его в губы.

— Поверь мне, солнышко, если бы мне не нужно было двигаться, я бы не стал, — он вздыхает. — Но у меня сегодня торжественный вечер. Я не могу пропустить мероприятие.

— Чёрт. Я забыла, — бормочу я, прижимаясь ближе. — Насколько плохо было бы, если бы ты его отменил?

— Насколько плохо было бы, если бы новый генеральный директор не появился на церемонии, где объявляют о его пребывании на посту генерального директора? — голос Чейза игрив. — Наверное, очень плохо.

Я вздыхаю.

— Я так и знала, что ты это скажешь.

Он долго смотрит мне в глаза, выражение его лица противоречиво.

— В чём дело? — спрашиваю я.

— Ничего.

— Чейз.

Он обрамляет ладонью мою щёку.

— Пойдём со мной.

— Это не самая умная идея, которая у тебя когда-либо возникала.

— Наверное, нет, — соглашается он. — Но я всё равно спрашиваю.

— Там будет пресса. Бретт будет там. Ты, дядя, ваши деловые партнёры… — я качаю головой. — Это плохая идея.

— Может быть, — он целует меня, нежно и сладко. — Но ты единственная, с кем я хочу провести сегодняшний вечер, даже если это будет душный деловой ужин.

Я смотрю на него в полной нерешительности, и моё сердце переворачивается. Я нутром чую, что это плохая идея, но когда он так смотрит на меня, просит быть рядом с ним… не так-то просто придерживаться своих убеждений.

— Мне обязательно надевать платье?

Он улыбается, чувствуя победу.

— Да.

— Мне придётся одолжить кое-что у Шелби.

Его брови поднимаются.

— Значит ли это, что ты пойдёшь?

Я нерешительно киваю.

— Солнышко, — шепчет он, его глаза становятся ультратёплыми и тающими.

— Ты мой должник.

Его улыбка становится шире.

— Чего ты хочешь?

— О... эм... — я наклоняю голову, пытаясь что-то придумать. — Э-э…

Он смотрит на меня в ожидании, и мои щёки начинают краснеть.

— Ну, у меня ничего не надумано прямо сейчас! Но я что-нибудь придумаю. Рано или поздно.

— Солнышко, — он начинает смеяться, всё его тело сотрясается от веселья. — Нам очень нужно поработать над твоими навыками ведения переговоров.

— Это не моя вина! Я не могу сосредоточиться, когда ты так на меня смотришь.

— Это как?

— Весь великолепный, точёный и мечтательный.

— Мечтательный?

— Да! — я свирепо смотрю на него. — У меня от этого в голове туман, а потом у меня заплетается язык, и щёки краснеют, и... и…

Мои глаза скользят по его красивым чертам лица, и слова высыхают на языке.

— Ты снова забыла, что собиралась сказать, не так ли? — он ухмыляется, самоуверенный своим воздействием на меня.

Я шлепаю его по руке.

— Ты мне не нравишься.

— Позволю себе не согласиться, — он наклоняется и утыкается головой в изгиб моей шеи. — На самом деле, за последний час ты несколько раз говорила мне, как сильно я тебе нравлюсь. Очень громко, должен добавить.

Мой румянец усиливается.

— О, иди на свой дурацкий праздник один, ты, большая бестия.

Он отстраняется и смотрит на меня, веселье исчезает из его глаз.

— Ты можешь не приходить, если не хочешь. Я знаю, что прошу многого.

Я поднимаю руку и провожу ладонями по волосам у его виска, наслаждаясь ощущением шелковистых прядей на своей ладони почти так же, как и тем фактом, что прикосновение к нему становится таким же естественным, как дыхание.

— Если это означает провести время с тобой, я пойду. Даже если мне придётся иметь дело с папарацци и вести светскую беседу с твоей семьей.

— Ты уверена?

— Я крепче, чем кажусь, — игриво напрягаю бицепс.

— О, правда?

— Ага, — ухмыляюсь я, понижая голос до шепота. — Я такая крутая, что иногда даже могу небезопасно извлечь свои USB-накопители, я просто вынимаю их из компьютера и засовываю обратно в свой стол.

— Ух, ты, — выдыхает Чейз, широко раскрыв глаза. — Жизнь на грани.

— Это ерунда, — я изо всех сил стараюсь сохранить свой притворно серьёзный тон. — Иногда я полностью игнорирую этикетку "РАЗОРВАТЬ ЗДЕСЬ" и открываю пакет с чипсами вверх ногами.

— Скажи, что это не так!

— О, да, — становится все труднее и труднее сохранять невозмутимое лицо. — И иногда, в продуктовом магазине, когда у них есть эти маленькие таблицы с образцами, я притворяюсь, что не вижу знака "БЕРИ ОДИН"... и беру два.

— Моя маленькая бунтарка, — говорит он, улыбаясь и притягивая меня ближе.
Я зарываюсь лицом в его шею и позволяю ему обнимать меня некоторое время, пока юмор не исчезает из моей крови, и моё сердце замедляется, чтобы соответствовать ровным, метрономическим ударам сердца Чейза. Я так расслаблена, что почти засыпаю, как вдруг грохот его голоса заставляет меня открыть глаза.

— Ты должна быть уверена.

Я молчу, обдумывая его слова, и он осторожно переворачивает меня на спину, чтобы видеть моё лицо.

— Если мы сделаем это, — шепчет он. — Если ты пойдёшь со мной…

Затаив дыхание, я жду, когда он закончит, мои глаза пойманы в ловушку его пристальным взглядом.

— Это будет заявление о том, что мы вместе, — прямо говорит он. — Что это... ты и я... происходит на самом деле.

Я резко вдыхаю.

— Ты готова к этому? — его слова — напряжённый шепот. — Ты готова к тому, что весь мир узнает, что ты моя?

Я автоматически открываю рот, полностью готовая опровергнуть его слова.

Я не твоя. Я никому не принадлежу.

Слова вертятся на моём языке, но я не могу их произнести. Потому что, глядя на этого красивого мужчину передо мной, я знаю, что сделаю всё, о чём он попросит, так же как и он сделает всё, о чём я его попрошу. А это значит, что я принадлежу ему, так же как и он мне.

Поэтому, вместо того чтобы бросить ему в лицо эти слова, как я сделала бы всего несколько дней назад, я делаю глубокий вдох и произношу фразу, которая удивляет даже меня саму.

— Я готова, Чейз.

Он целует меня, и вся нежность исчезает. Его руки скользят вверх по моей спине, по моей обнажённой коже. И хотя у нас мало времени, и моё сердце бешено колотится в груди, мы тратим ещё один час под одеялом вместе, смеясь, любя и доказывая, как это сладко — принадлежать друг другу.

* * *

— Господи Иисусе, Джемма, безопасность в этом месте просто смехотворна. Здесь как в чёртовом форте Нокса! — Шелби улыбается мне, затем подмигивает Ноксу, который стоит позади неё с типичным каменным выражением лица. — Оцените-ка игру слов.

Я фыркаю.

— Не самый лучший материал, Шелбс.

— О, неважно. Ты пытаешься ходить по магазинам в течение трёх часов, даже не для себя, я могла бы добавить, а затем тащишь всё содержимое своего шкафа через весь город, а после тебя буквально обыскивает одетый в кожу чувак, по которому, как ты уверена, сняли все эти фильмы с Джейсоном Борном, и всё ещё придумываешь шутки класса "А". Это нелегко.

— Спасибо, что пришла.

— Не упоминай об этом.

С ворчанием она бросает огромную кучу чехлов на молнии с платьями и бумажных пакетов для покупок на диван рядом со мной, хлопает в ладоши и поворачивается, чтобы осмотреть пространство.

— Святая корова! Это место огромное. Вы могли бы снять здесь порно.

— Шелби!

— Что? Одно из самых стильных, очевидно. С настоящим талантом и сюжетом. Не банальное, дрянное, с слишком большим количеством волос на теле и странной музыкой 70-х, играющей на заднем плане.

— Фу.

— Это был комплимент!

Я смотрю на Нокса и вижу, что кожа вокруг его глаз сморщилась, хотя его рот всё её сжат в твёрдую линию.

— О, ты находишь это забавным?

Он пожимает плечами, морщинки вокруг глаз становятся всё глубже.

— Мужчины, — бормочу я, поворачиваясь к Шелби. — Итак, что ты мне принесла?

— Три новые пары джинсов, несколько простых топов и несколько красивых блузок, которые ты никогда не наденешь. Просто чтобы помочь тебе пережить следующие несколько дней, — она бесстыдно улыбается. — Плюс, все платья, которые я носила за последние десять лет, за исключением моего свадебного платья, конечно. Никто не тронет мою Пнину Торнай¹¹. Но мы найдём что-нибудь для тебя.

— Если это не обтягивает кожу и не покрыто блестками, я согласна на всё.

Шелби корчит гримасу и смотрит на груду платьев.

— Ну, это исключает примерно половину из этих…

Я тяжело вздыхаю.

Это будет не очень красиво.

* * *

— Вау.

— Я знаю, верно?

— Действительно... вау.

— Я знаю!

— Шелби...

Я руками скольжу по ткани, которая ниспадает с моих плеч до пола, шлейф достаточно длинный, чтобы покрыть мои пальцы ног и волочиться за мной, когда я иду. Платье сшито из самого мягкого, шелковистого атласа, который я когда-либо чувствовала, придавая ему элегантность, которой никогда не было ни у одной одежды в моём шкафу. Квадратный вырез лодочкой и тонкие бретельки в сочетании с низкой спинкой и классическим приталенным силуэтом делают его дорогим. Элегантным. Традиционным.

Оно было бы совершенно анти-Джемма, если бы не цвета.

Потому что вместо того, чтобы использовать простую чёрную полоску шелка или спокойный тёмно-синий оттенок, тот, кто разработал платье, сделал неожиданное и пошёл со смелым, разноцветным рисунком. На рисунке так много разных оттенков, окрашивающих платье, они смешиваются вместе, как мазки кисти на палитре. С каждым шагом, который я делаю, цвета меняются и танцуют, когда свет играет на моём силуэте.

Я выгляжу как ходячее произведение искусства.