— Вообще-то, во мне нет ничего особенного.
— Почему-то я в этом сомневаюсь.
Я снова поднимаю на него глаза.
— Право, я никто.
Его взгляд обостряется, напоминая мне ястреба или какую-то другую хищную птицу, приближающуюся к своей добыче с такой высоты, что у бедного, пушистика, который скоро станет едой, даже нет шансов.
— Мой кузен так не считает. Напротив, он, судя по всему, очень заинтересовался вами.
И вот она: настоящая причина, по которой я здесь. Он думает, что моё присутствие это покушение на его кузена.
Неужели никто больше не смотрит эти чертовы новости?!
Я сжимаю рот, вспоминая жестокие слова Чейза, которые опять прокручиваются в моей голове.
Скажем так, если я когда-нибудь остепенюсь… Я сомневаюсь, что это произойдёт с такой девушкой, как Джемма Саммерс.
И после встречи с блондинкой сегодня утром я понимаю, почему.
Гнев струится по моим венам. Я снова сосредотачиваюсь на Бретте, прищуривая глаза в ответ.
— Не думаю, что вам следует путать жалость с интересом.
— Я знаю своего кузена всю свою жизнь... я могу читать его лучше, чем большинство. Мы даже прожили вместе часть нашего детства.
Я поднимаю брови в бессловесном вопросе "и что с того?".
— Когда нам было пятнадцать-шестнадцать, мы ездили верхом на чистокровных скакунах нашего деда, когда возвращались домой из школы на лето. Мы ходили в конюшню и выбирали лошадей, и спустя некоторое время Чейз особенно полюбил одного из молодых жеребцов, огромное чёрное чудовище. Я видел по его глазам, по тому, как он трогал его гриву и приглаживал шерсть после наших прогулок, что тот стал его любимцем, хотя он никогда не говорил об этом.
— Есть ли смысл в этом путешествии по дорогам памяти? — нетерпеливо бормочу я, не желая говорить о Чейзе или его преданности своей лошади.
Трудно ненавидеть того, кто любит животных.
Губы Бретта кривятся в насмешливой улыбке.
— Я хочу сказать, мисс Саммерс, что, когда он понял, что я узнал, что жеребец был его любимым, он сделал всё, что было в его силах, чтобы скрыть свою привязанность к нему. Он ездил на нём только ночью или когда думал, что меня нет дома. И если я был рядом, он старался выбирать другую лошадь на этот день.
— Но почему? — выпаливаю я, прежде чем успеваю остановиться.
— Он не умел делиться и до сих пор не умеет, если уж на то пошло. Наверное, всегда боялся, что я украду его любимые игрушки, — его улыбка становится шире, немного злее. — Что возвращает нас к вам, мисс Саммерс.
Я смотрю на него в ожидании.
— Его безразличие к вам это просто ещё один акт, чтобы держать меня подальше, — он ёрзает на диване, как ястреб, расправляющий крылья перед броском вниз. — Поверьте мне.
— С чего бы мне вам доверять? Я вас даже не знаю, — огрызаюсь я.
Что-то мелькает в его глазах, что-то, что мне совсем не нравится.
— В вас есть кураж, — он улыбается мне, но улыбка у него маслянистая. — Впрочем, как и у его жеребца.
Я бледнею.
Его улыбка становится шире.
— Это будет весело.
— О чём вы говорите?
Он продолжает, как будто я ничего не сказала, его взгляд оценивающий.
— Видите ли, Чейз очень сдержан во всех сферах своей жизни, но у него есть характер. Это его самая большая заслуга.
Он наклоняется вперёд, всего на долю сантиметра, но этого достаточно, чтобы заставить меня отпрянуть назад.
— Он знает, что вижу. Это только вопрос времени. И даже если я ошибаюсь, даже если он действительно не заинтересован…— его глаза сканируют всё моё тело. — Уверен, мои усилия не пропадут даром.
Фу.
Мега-фу.
Я поднимаюсь на ноги, не сводя глаз с кофейного столика.
— Так вот, у вас есть мой номер, мистер Крофт, если вы захотите поговорить о новой картине для вашей коллекции. Иначе мне придётся уйти...
— Присядьте.
Внезапно в его мягком, медовом тоне появляется сталь.
Моё сердце подпрыгивает в груди, а глаза устремляются к нему. Он не шевельнул ни единым мускулом, но выглядит взбешённым, сидя там, вытянув одну руку в пространство между нами. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он ждёт папку, которую я всё ещё прижимаю к груди.
Я с усилием сглатываю и заставляю себя передать ему папку, чувствуя, что потеряла жизненно-важную часть своей защиты, когда я это делаю, и неохотно опускаюсь обратно на кожаный диван.
В течение нескольких минут единственным звуком в комнате было перелистывание страниц, пока Бретт просматривал папку, иногда задерживаясь на каком-то конкретном фрагменте, но, казалось, ни разу не задерживался надолго ни на одном из них.
Чёрт. Эстель будет очень зла на меня. Это уже второй раз подряд, когда я облажалась с ВИП-персоной. Для неё не будет иметь значения, что во всём этом нет моей вины. Конечный результат — Джемма эффектно провалила продажу какой бы то ни было картины — тот же самый.
Звук захлопывающейся папки заставляет меня вздрогнуть.
— Я возьму обе абстракции Фавра и натюрморт Сартра... синий, на странице 18.
У меня отвисает челюсть.
— Что?
— Вы что, не слышали меня? — спрашивает он весёлым тоном. — Я сказал, что хочу Фавра...
— Я слышала вас, — говорю я, мои щёки краснеют. — Просто... Нет. Вы не можете.
Его брови морщатся от веселья.
— Я не могу купить картины, которые вы пришли сюда продать мне?
Я сглатываю.
— Вы видели только их фотографии.
— И?
— Разве вы не хотите увидеть их в живую?
Он удивлённо качает головой.
Я пытаюсь снова.
— Разве вы не хотите услышать о прошлом художников?
Ещё одно покачивание головой.
— Но, мистер Крофт...
— Мисс Саммерс, — его голос твёрд. — Вы пришли сюда, чтобы продать мне картины?
После секундного колебания я киваю.
— Тогда почему вы пытаетесь отговорить меня от покупки?
— Я... ну... — я замолкаю.
— Хорошо, — решительно говорит он. — Значит, решено.
Я вздыхаю.
— Вы даже не услышали мою рекламную речь. Она была хороша. Правда.
Улыбка приподнимает левую сторону его рта.
— С удовольствием послушаю. К сожалению, сегодня у нас нет на это времени.
— Что вы имеете в виду?
Он открывает рот, чтобы ответить, но прежде чем успевает, раздаётся ещё один стук в дверь, за секунду до того, как она широко распахивается.
Халк вернулся.
— Он здесь.
— Как нельзя вовремя, — Бретт по-мальчишески смеется, но в этом есть что-то тёмное, что заставляет меня нервничать.
Выражение лица Халка ни разу не меняется, его голос ни разу не становится выше низкого грохота.
— Мне впустить его, сэр?
Бретт кивает, на его лице всё ещё играет улыбка.
— Да, немедленно.
Халк кивает и исчезает, дверь за его спиной со щелчком захлопывается.
Я перевожу взгляд с Бретта на дверь и обратно.
— Что происходит?
— Мы встретимся с вами снова через несколько дней, чтобы завершить сделку, если вы не против, — он произносит это как просьбу, хотя мы оба знаем, что у меня нет выбора.
Поднявшись на ноги, он застёгивает пиджак, обходит кофейный столик и оказывается рядом со мной.
— Было приятно познакомиться с вами, мисс Саммерс.
— Мне тоже, — машинально говорю я, глядя на него и чувствуя, что мой мозг на десять шагов отстаёт от того, что здесь происходит.
Он протягивает мне руку.
— Пойдёмте
Не желая быть грубой, в конце концов, этот человек только что согласился купить не одно, а целых три произведения искусства, что так осчастливит Эстель, что она, вероятно, не уволит меня в обозримом будущем, я просовываю свою руку в его и позволяю ему поднять меня на ноги. От его прохладной кожи у меня по спине пробегает странный, брезгливый холодок.
— Спасибо, — бормочу я, как только встаю.
Я начинаю вырывать руку из его хватки, но он усиливает её и подходит ближе.
Моё сердцебиение ускоряется.
— Мне было очень приятно, мисс Саммерс, уверяю вас.
— Джемма, — глупо выпаливаю я, не находя слов и рациональных мыслей, с этими слишком синими, слишком напряжёнными глазами, устремленными на меня и находящимися в тридцати сантиметрах от меня. — Просто Джемма.
Губы Бретта кривятся в улыбке, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем он успевает произнести хоть слово, дверь в кабинет распахивается с такой силой, что дребезжит на петлях. Ошарашенная, я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, и мой взгляд устремляется к входу, однозначно ожидая увидеть стоящего там Халка, зелёного и разъяренного, в костюме, измочаленным в лохмотья, и готового разорвать нас на куски.
Только это не он.
Там стоит ещё один мужчина, кипящий от ярости, с горящими зелёными глазами и бьющейся жилкой на яремной вене, от открывшейся ему сцены.
Чейз.
И его прищуренный, горящий взгляд прикован к моей руке, всё ещё крепко сжатой в руке Бретта.
Ну и дела!