Это был грубый силовой ход.

Насилие как вопрос, вместо ответа.

Я дал ему свой ответ.

Кончик ножа полоснул по тыльной стороне моей руки — всего лишь царапина, но острие было острым как бритва. Под металлом кожа вскрылась, тонкая лента крови потекла от костяшек до запястья. Но я успел увернуться, прежде чем на коже остался шрам. Я перевернул свою порезанную руку, схватил его за запястье и потянул к себе, нарушив его равновесие. Брайант попытался удержаться рукой, в которой сжимал нож, и оперся на ладонь так, что выпустил лезвие.

Я в мгновение ока вырвал нож из его пальцев и сделал шаг от стола как раз в тот момент, когда он неловко на него приземлился.

Когда Брайант посмотрел на меня, его темные глаза горели жарко и темно, как уголь.

Я держал двумя пальцами нож, который подарил ему на шестидесятый день рождения, и покачивал им в воздухе.

— Не следует использовать подарок против дарителя, отец.

— А тебе не следует испытывать альфу, если не хочешь драки, — возразил он, спокойно выпрямляясь, хотя на его щеке дергался мускул, словно бомба, отсчитывающая время до взрыва.

С моей стороны было безрассудством ему противостоять. Я не делал этого так явно уже много лет, и головокружение от этого пронеслось сквозь меня, вызвав легкое безумие. Мне хотелось смеяться над ним и над собой за то, что мы были такими животными, такими чертовски нецивилизованными, в то время как Морелли годами пытались убедить людей, что они — самые лучшие представители общества.

Я знал, кем мы были, и Брайант тоже. Пришло время вернуть то, что всегда должно было быть моим.

Мою жизнь.

— Еще раз причинишь мне боль, и я сам уйду из семьи, — сказал я, слова с грохотом падали на пол, словно установленные между нами мины. — Тебе больше не нужно мне угрожать. Я выполняю твои приказы с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.

— Ты делаешь это, потому что больше ничего не можешь предложить этой семье, — напомнил он мне. — У тебя нет ни ума, ни красоты Морелли, ты едва ли стоишь имени в свидетельстве о рождении. Ты должен быть рад, что я дал тебе цель.

— Если я это сделаю, если опозорю Константин и захвачу контроль над КЭИ, я больше не буду твоим приспешником, Брайант. Мне нужны гарантии, — потребовал я, подбросив нож в воздух и, не глядя, поймав его за рукоятку.

Брайант сердито посмотрел на меня, и независимо от того, был ли он моим биологическим отцом или нет, точно такой же хмурый взгляд я уловил в своем отражении в оконном стекле позади него. Я знал, что играю с огнем, что он из тех людей, которые буквально убивают людей за неподчинение, но это был мой единственный шанс выйти из-под его влияния, не убив его.

Я ждал этого годами, этого мексиканского противостояния с человеком, который должен был любить меня, но не любил. Мне просто не хватало достаточно сочной наживки, чтобы его к этому подтолкнуть.

И теперь у меня была Бьянка.

Я видел, что он этого хотел.

Даже под нахмуренными бровями его глаза были широко раскрыты от искренней тоски. Десятилетиями он был почти одержим Кэролайн и Константинами. Брайант также был человеком, который наслаждался властью над всеми остальными, и его явно расстраивало то, что он не мог сделать того же самого с нашими соперниками.

Поэтому я не удивился, когда он сказал:

— Хорошо, даю тебе слово.

Но я рассмеялся.

— Твое слово для меня ничего не значит, — напомнил ему я. — Я был на твоей стороне достаточно долго, чтобы знать, что слово Морелли значит меньше, чем его жадность. Подготовь бумаги. Я хочу выйти из твоего бизнеса, а ты — из моего.

— Тогда и из моего завещания, — пригрозил Брайант.

— Мы с тобой оба знаем, что, если я это сделаю, мне не понадобятся твои деньги, — сказал я, почти с радостью, потому что, черт возьми, мне было приятно смотреть этому человеку в глаза и знать, что я держу его за метафорические яйца.

— Хорошо, — разрешил он.

Я кивнул, повернувшись спиной к человеку, который, как я знал, был зол, потому что я кайфовал от своего упоения властью над ним. Только когда моя рука оказалась на дверной ручке, Брайант прервал момент, чтобы сказать:

— О, Тирнан, ты должен помнить, что означает каждая отметка на твоей спине и кому ты служил — мне. Если ты отвернешься от меня, парень, я отвернусь от тебя и передам улики полиции.

— Ты никогда не посадишь за решетку одного из своих.

Тем не менее, я оглянулся на него, чтобы оценить серьезность его предупреждения.

— Хорошо, что ты не настоящий Морелли, да? — сказал Брайант, приятно улыбаясь в совершенно зловещей манере.

— А ты не задумывался, что постоянное напоминание мне об этом с самого детства может заставить меня стать менее лояльным к семье, которой я, похоже, не нужен? — спросил я, искренне любопытствуя, но скрывая за смертельным предупреждением свою искренность. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что взрастил чудовище, но никогда не впускал его в дом с холода? Ты когда-нибудь задумывался, что он может найти там без присмотра?

Прежде чем Брайант успел ответить, я метнул нож, резко развернувшись и не глядя, куда он попадет.

Я и так знал, что он вонзился в фотографию семьи Морелли, стоящую в рамке на углу стола Брайанта.