Бл****дь.

Это будет чертовски долгая ночь.

Она одаривает меня испепеляющим взглядом, заставляя усмехнуться.

— Черт возьми, нет, я этого не делала, — хмыкает она.

Это моя девочка.

— Удивлен, что ты захотела прийти.

Обнаженное, нежное плечо приподнимается и опускается.

— Мэри-Лу была неумолима, пока я не сдалась. Бессмысленно бороться с ней, когда она становится такой.

Упомянутая Мэри-Лу машет нам с другого конца комнаты. Они с Ларри стоят в очереди к фотобудке. Я бы не удивился, если бы к двадцати пяти годам они были женаты и имели троих детей. Думаю, что женитьба — это новая идея. Дети? Я хочу их, но спешить с этим не стоит. Сначала мне нужно насытиться Мавс.

Мавс делает глоток своей сахарной воды, стараясь вести себя как можно беззаботнее.

— Так... Киллиан вернулся, да?

И вот так просто мое сердце камнем падает вниз, забирая с собой и желудок. Нет... даже не камень. Гребаный пятитонный валун. Такие, которые гравитация тянет вниз по горам во время схода лавин. Тот, который сокрушает, убивает надежды и мечты, забирает жизни. Да... такого рода.

— Ага. Переехал обратно на прошлой неделе.

— Папа сказал, что он будет работать у него?

Эта нотка надежды в ее голосе заставляет мою кожу зудеть. Я провожу пальцем между воротником рубашки и горлом. Тяну, ослабляя ублюдочный галстук, чтобы я мог дышать.

— Ага, — натянуто отвечаю я.

Одержимость Маверик Киллианом, казалось, только растет, а не ослабевает. И, черт возьми, его тоже. Именно поэтому я здесь этим летом, стажируюсь в ДеСото Констракшн Индастрис. Я хочу вернуться в этот город также, как хочу провести время в своей спортивной форме после пятимильной пробежки, но Киллиан путает все карты. Маверик останется здесь до осени, пока не уедет в колледж. И я ни за что, бл*дь, не оставлю их наедине без присмотра на все лето. Этого не случится.

— Эй, Маверик, — раздается сзади чей-то низкий голос. Я оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Брюсом Чатни, иначе известным как Один Орех. Брюс происходит из семьи фермеров, и он совершил ужасную (в буквальном смысле) ошибку, переступив через ВОМ (вал отбора мощности) во время его работы. Любой фермер скажет вам, что это под большим запретом. Ему повезло, что он не умер, а вместо этого просто лишился одного ореха, отрубленного в результате инцидента, когда штанина его джинсов попала во вращатель и засосала его внутрь. История гласит, что он держался изо всех сил почти три часа, пока его отец не забеспокоился и не пришел проведать его.

— Привет, Брюс, — мило отвечает Мавс.

— Ты, э-э... ты хочешь, э-э... — взгляд Чата быстро скользит по мне, затем возвращается к Мавс, как будто меня не существует. Как будто я здесь не в качестве ее кавалера. И почему он так думает обо мне? Все в городе знают, какие у нас тесные отношения. Как у друзей. Просто как у гребаных друзей. — Эм, потанцуешь со мной позже? — он заканчивает заикаться. Похоже, придурок потерял в той аварии не только левый орех. А еще, например, способность общаться с противоположным полом, не описываясь в штаны.

— Извини, — вставляю я как раз в тот момент, когда Мавс готовится ответить. Вероятно, согласиться. — Ее танцевальная карточка на этот вечер заполнена.

Крошечный вздох вырывается из горла Мавс, когда я притягиваю ее к себе и обнимаю сильной рукой за талию. Затем чувствую, как ее пламя освещает правую сторону моего лица, пока я продолжаю пялиться на Один Орех, который еще не совсем понимает суть.

Слава Богу, что я здесь сегодня вечером. Может, они и способны смотреть, но я переломаю им гребаные пальцы, если они хотя бы подумают о том, чтобы прикоснуться. Не то, что потанцевать. Она моя. На всю ночь. Я не очень часто заполучаю ее себе, так что собираюсь извлечь максимум пользы, когда это происходит.

— О, да. Эм, ладно. Конечно. Я... э-э-э… Тогда увидимся где-нибудь.

Господи, мне почти жаль беднягу.

Почти.

Как только он оказывается вне пределов слышимости, Мавс поворачивается ко мне.

— Что, черт возьми, это было?

— Что?

— Что? Ее танцевальная карточка на этот вечер заполнена. — Она понижает голос, производя на меня ужасное впечатление, цитируя то, что я только что сказал.

— Я так не говорю, — поддразниваю я, изо всех сил стараясь не накинуться и не завладеть ее губами в карающем поцелуе, показывая каждому гребаному мудаку здесь, что она уже занята. Показывая ей, что она уже занята. И не Киллианом.

Терпение, Шепард.

— Ты не говоришь, как? Как ревнивый парень-собственник?

Мои зубы сжимаются. Каждое слово этого утверждения истинно, кроме «парня». То, чего я хочу больше всего. Титул, которого, боюсь, у меня никогда не будет. Трудно сохранять легкий тон, когда я киплю внутри, но мне это удается.

— Я сделал тебе одолжение, Лебедь.

— Одолжение? — она не столько спрашивает, сколько призывает объясниться. Так я и делаю.

— Да, одолжение. Я прямо сейчас могу себе представить, как это будет. — Я провожу рукой по пустому пространству перед нами, вызывая в воображении образ. — Ты потанцуешь с этим беднягой, и он влюбится в тебя. — Точно. — Он будет ухаживать за тобой. Тогда ты влюбишься в него. — Черта с два. — И вскоре, после того, как вы двое поженитесь, — только через мое мертвое, безжизненное тело, — ты узнаешь, что он не только потерял одно яичко в том несчастном случае, но и пловцов в этом мертвом бассейне. — Эта часть может быть правдой. — Ага, никаких маленьких миниатюрных Орехов, бегающих по ферме.

По мере того как я рисую картину того, какой была бы ее жизнь с Одним Орехом, ее улыбка становится все шире и шире. К концу моей тщательно продуманной сказки она смеется так сильно, что я вижу слезы в уголках ее глаз.

— Видишь? Одолжение.

— Да. Я это вижу. — Отвечает она, все еще смеясь.

Как раз в этот момент из динамиков начинает доноситься песня Lifehouse «Ты и я». Я не спрашиваю, а просто тащу Мавс на танцпол и прижимаю к себе, когда начинаю раскачивать нас в такт музыке. Она напрягается всего на секунду, прежде чем расслабляется, мышца за мышцей, пока полностью не прижимается ко мне.

Вдыхая ее опьяняющий аромат, впитывая в свое тело это великолепное, дикое, невероятное создание, я понимаю, что Один Орех — это только верхушка айсберга. Будет тысяча придурков, стоящих в очереди за шансом встретиться с ней, один за другим, выскакивающих, как гребаные чертики из табакерки.

Я знаю, что она скоро поступит в колледж. Знаю, что она будет подвергнута другим попыткам завоевать ее. Меня тошнит от того, что ее будут приглашать на вечеринки братства, могут что-то подсыпать в напитки, использовать в своих интересах, и не потому, что она не глупа, а потому, что она такая чертовски привлекательная и притягательная. Я также знаю, что ничего не смогу с этим поделать. Только надеяться и молиться, чтобы она не нашла кого-нибудь другого.

От этой мысли по моим венам пробегают ледяные осколки паники, и вместо того, чтобы несколько минут обдумать свои мысли, чтобы отговорить себя от промаха, я совершаю кое-что опрометчивое и глупое. То, о чем буду сожалеть долгие годы. Ее слова разрезают меня надвое, преследуя и приводя в бешенство каждый раз, когда я прокручиваю их в голове.

— Сходи куда-нибудь со мной.

— Что? — лениво спрашивает она.

Я прекращаю раскачиваться и откидываюсь назад, чтобы поймать ее взгляд.

— Сходи куда-нибудь со мной.

Она непонимающе смотрит на меня. Явно сбитая с толку.

— Свидание, Лебедь. Сходи со мной на свидание. Настоящее.

Ее брови хмурятся. Клянусь, она перестает дышать. Открывает рот один раз, ее язык готовится сформировать слова, но передумывает. А потом она наступает на меня ногами.

— Кэл, я... я не могу. — Она выглядит искренне печальной. Для меня, я полагаю.

— Почему? Назови мне хоть одну вескую причину.

Склонив голову набок, она медленно отвечает, как будто у меня поврежден мозг.

— Потому что мы друзья.

— Друзья ходят на свидания. Все время. Друзья даже влюбляются и женятся. И живут долго и счастливо, — идиотски продолжаю я.

— Я не могу, — теперь она почти шепчет. Джейсон Уэйд все еще напевает на заднем плане, и прямо сейчас, если бы он стоял передо мной, я бы ударил его по горлу. Думаю, его слова и гипнотическая мелодия смягчают меня, заставив поверить, что я смогу уговорить ее стать моей. Мне следовало бы знать лучше. Ничто с этой девушкой не дается легко.

— Этого недостаточно. — Она пытается отстраниться от меня. Я отказываю ей. Напрягаю руки и впиваюсь пальцами в ее спину. — Скажи мне, почему.

Ее взгляд направлен куда угодно, только не на меня.

— Я не хочу причинять тебе боль.

Каждый мускул в моем теле напрягается. От головы до пяток. То болезненное чувство, которое я испытывал ранее в глубине живота при упоминании имени Киллиана, усиливается. Намного, намного, бл*дь, хуже.

— Ты не сделаешь больно, — хриплю я. Ты сделаешь. — Скажи мне, — я мягко уговариваю ее. Не могу смотреть в ее сердце, когда она разрушает эту жизнь, которую я уже спланировал для нас, поэтому прижимаюсь щекой к ее щеке и снова шепчу. — Ты можешь рассказать мне все, Мавс.

Я чувствую, как ее горло напрягается, чтобы сглотнуть. Ее теплое дыхание обдувает мочку моего уха, когда она тихо признается, как раз в тот момент, когда звучит последняя нота «Lifehouse».

— Я люблю кое-кого другого.

Это чертовски больно. Даже не буду пытаться это отрицать. Я чувствую себя так, как будто мне только что вонзили нож между ребер, кончик которого пронзает мое сердце. Он сидит там, пылая жаром, пока плоть вокруг него покрыта клеймом агонии, причиняемой ее словами.

— Ну, — я, наконец, выдавливаю тяжеловесное слово, — думаю, это причина.

— Кэл, — начинает она, выставляя руки между нами и снова пытаясь убежать.

Но я держусь. Пока не могу смотреть ей в глаза. Не могу быть свидетелем той жалости, которую, я знаю, увижу.

— Все в порядке. Я понимаю.