Изменить стиль страницы

Гермиона повернулась в сторону звука с улыбкой, и слова приветствия почти слетели с ее губ.

Почти.

Ее улыбка мгновенно испарилась, как только она взглянула на вошедшего.

— Лаванда Браун? — шок, который она испытывала внутри, насквозь пропитал ее слова. Но на замену ему быстро пришла ярость. — Что ты здесь делаешь?

— Я твой напарник, — просто и коротко ответила Лаванда, дотронувшись до кончика полотенца, в которое были завернуты мокрые волосы.

Застыв на месте, Гермиона несколько раз моргнула, безуспешно пытаясь вымолвить хоть слово. Тем временем, Лаванда сделала небольшой шаг вперед.

— Знаю, это неловко, но, — начала она.

— Неловко?! — злобно усмехнулась Гермиона. — Это чертов абсурд!

Лаванда вздохнула и перевела взгляд в сторону.

— Я понимаю, какой шок ты сейчас испытываешь. У меня была пара дней, чтобы свыкнуться с этой информацией, но я до сих пор… — она не стала договаривать фразу и взмахнула рукой. — Но вот мы здесь.

— Зачем тебе вообще понадобилась защита? — закричала на нее Гермиона.

Она всерьез подумывала о том, чтобы воспользоваться зачарованным Протеевыми чарами галлеоном для связи с Орденом, покоящимся в надежно защищенном ящике ее прикроватной тумбочки. Но быстро одернула себя. Люпин предупреждал, что использовать его можно только в случае крайней необходимости. Несмотря на испытываемую ярость, Гермиона не была уверена, что этот случай дотягивал до такого чрезвычайного уровня. Она постучала пальцами по столу и пристально посмотрела на Лаванду, ожидая ответа.

— Думаю из-за моей, хм, связи с Роном? По крайней мере, так мне сказали, — ее щеки покраснели. — В любом случае, — сказала она, осматриваясь. — Квартира очень милая.

— Пойду прогуляюсь, — перебила ее Гермиона и, поворачиваясь спиной к изумленному выражению лица Лаванды, резко открыла дверь.

***

Такой внезапный побег явно не входил в список самых смелых поступков, но прогулка пошла на пользу. Гермиона повернула налево, в сторону улицы, пролегающей через центр города и ведущей к холму. Подъем оказался очень крутым, в особенности у вершины, которую украшала церковь. Быстрым темпом Гермиона поднималась все выше, дыхание сбивалось, но затихающее с каждым шагом пламя ярости в груди было единственным, что она чувствовала.

На кого она разозлилась на самом деле? Лаванда точно не являлась этим человеком. Браун была более жалкой, чем кто-либо еще. На людей, которые отправили ее сюда? У них были заботы поважнее школьных обид. На Рона? Да, она сильно злилась и обижалась на него в течение последних нескольких месяцев, когда он демонстрировал перед ней свои отношения с Лавандой, но не сейчас.

На самом деле, постоянно испытываемые отвращение и раздражение из-за равнодушной манеры поведения Рона, привели к тому, что сейчас Гермиона едва ли смогла бы почувствовать что-то подобное. Те месяцы сильно повлияли на нее. Сейчас Гермионе казалось, будто ее зрение резко улучшилось, что позволило впервые взглянуть на друга по-настоящему и увидеть его неуверенность в себе, скрывающуюся за раздутым эго, негодование, готовое вот-вот выплыть на поверхность потоком слов и вспышки злобы, которые могут проявиться в один миг. В тот момент она поняла, что он ей не подходит, не в качестве спутника жизни. Они навсегда останутся близкими друзьями, ведь Гарри и то многое, через что они прошли все вместе, будут связывать их нерушимыми узами крепкой дружбы. Но в романтическом плане ничего бы никогда не вышло.

Осознав это, ей стало легче. Свободнее.

Вышло довольно забавно, ведь почти одновременно с тем, как она пришла к такому выводу, Рон порвал с Лавандой и направился к Гермионе с таким видом, будто она только и делала, что сидела и ждала его появления, скрестив руки на коленях.

Ну что за кретин.

Она никогда не забудет это изумленное выражение лица, когда он потянулся, чтобы поцеловать ее в последний день перед окончанием семестра, а она остановила его рукой.

— Что ты делаешь? — недоверие вперемешку с замешательством застыли на его лице.

— Прости, Рон, — спокойно ответила Гермиона. — Мои чувства к тебе уже не те, что были раньше.

— Уже не те? Но они были теми на протяжении многих лет, а сейчас я наконец свободен!

Его самоуверенный тон и неосознанно высказанное признание в том, что он прекрасно знал о ее продолжительной симпатии к нему, вывели Гермиону из себя.

— Да, прошли годы. Годами ты вел себя как настоящая задница. Игнорировал и оскорблял меня, причинял боль, поступая как самый настоящий трус, страшась высунуть свою шею из песка и признаться в своих чувствах.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотал Рон, покрываясь красными пятнами от нарастающего напряжения.

— Святочный Бал? То, как ты себя вел, когда Джинни рассказала тебе про Виктора? Или, может быть, последние шесть месяцев?

Он предпочел развернуться и уйти, чем продолжать спорить с ней, поставив точку в этом разговоре. С тех пор отношения между ними стали натянутыми и сопровождались напряженным молчанием под руку с непродолжительными разговорами. Тот факт, что это лето они проведут по отдельности, стал действительно хорошей новостью. Может быть, он встретит кого-то и избавит от этих неловких переменных в уравнении их дружбы.

Рано или поздно.

Так что, нет, она ни на кого не злилась… Уже нет, но в любом случае, Лаванда Браун…? Гермиона прислонилась спиной к крепостной стене, окружавшей площадь верхней части города и, смиренно вздохнув, посмотрела на холмистые поля и виноградники. Как она будет одна месяцами уживаться с Лавандой Браун: с ее хихиканьем, легкомыслием, одержимостью прорицаниями и парнями, со своей полной противоположностью? Что они будут обсуждать? Войну? Каково им дается нахождение вдали от того, к чему привыкли? Или странность всех тех событий, которые они пережили?

Гермиона покачала головой и, оттолкнувшись от стены, начала спускаться вниз по холму, обратно к квартире, немного стыдясь своей бурной реакции. Не было никакой надобности в том, чтобы становиться с Лавандой лучшими подругами, но Гермиона была в долгу перед Орденом, а если точнее, то нынешнее положение вещей просто не оставляло другого выбора. Для начала ей стоило смириться и принять это как данность, а уже потом постараться улучшить ситуацию. Мысли вихрем пронеслись в голове, когда план начал воплощаться в жизнь.

— Где ты работаешь? — спросила Гермиона, как только вошла в квартиру.

Лаванда оторвалась от приготовления чего-то похожего на то, что Гермиона планировала сделать для Луны, и взглянула на нее.

— В кондитерской, — коротко ответила блондинка.

— Я так и предполагала. Что ж, это замечательно, — кивнув, сказала Гермиона, пока Лаванда пребывала в недоумении. — Меня распределили в кофейню, где эспрессо, латте, сэндвичи, все в этом роде, — объясняла она. — Смены начинаются рано утром, почти все часы выпадают на время открытия. А кондитерская открывается в одиннадцать? Или в полдень?

— Мне сказали быть завтра на работе к одиннадцати.

— И она не закроется раньше девяти или десяти вечера, верно?

— Думаю, да.

— Значит, мы почти не будем пересекаться, — нарочно уточнила Гермиона. — Утром я работаю, а ты нет. Вечерами наоборот. Я рано ложусь спать, поэтому ты меня даже не заметишь, когда будешь возвращаться со смены. Мы можем даже распределить полки в холодильнике, — продолжая рассуждать вслух, она воспряла духом, потому что верила, что это могло сработать. Однако ей пришлось прервать пламенную речь, как только она заметила расстроенное выражение лица Лаванды.

— Что такое?

— Я… надеялась, что мы сможем стать друзьями, — ответила она, после продолжительной паузы. — В конце концов, ты победила. Он теперь твой. И всегда был, — она взглянула на Гермиону. — Я не имею ничего против вас, — ее глаза блестели от едва сдерживаемых слез.

Вот черт. Гермиона закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, начала говорить.

— У нас с Роном ничего нет. — после этих слов Лаванда издала сдавленный тихий звук. — Он больше не привлекает меня в этом плане. Давай просто больше… Давай забудем об этом, хорошо?

Открыв глаза, Гермиона проследила за самым невероятным спектром эмоций, которые умудрилась испытать Лаванда: недоверие, гнев, смирение, раздражение. Невеселый смех девушки вырвался наружу, нарушая тишину.

— В чем дело? — Гермиона ощутила легкий укол негодования.

Лаванда потерла лоб, все еще улыбаясь.

— Последние месяцы, а в особенности последние три дня, я провела медитируя, сжигая шалфей и заставляя себя рассуждать рационально, всеми силами стараясь принять тот факт, что вы с Роном идеально подходите друг другу, что вам суждено быть вместе, что именно поэтому ему не нужна была я. И сейчас ты говоришь, что он больше не привлекает тебя в этом плане? — ее голубые глаза расширялись с каждым словом, а истерический смешок, сорвавшийся с губ, поставил заданный в конце вопрос ребром.

Сотни вариантов ответа вертелись у Гермионы на языке, но то, что она сказала, не ожидал услышать никто.

— Разве ты не согласна с тем, что он эгоистичная задница?

В квартире стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь журчанием кипящей воды. Лаванда смотрела на Гермиону не отрываясь, ее лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, будто все мышцы разом онемели. А затем она резко откинула голову назад, заливаясь громким заразительным смехом. Гермионе удалось сдержаться, но вскоре она сама засмеялась так, что была не в силах остановиться.

— Так и есть, — Лаванда сделала несколько глубоких вдохов, чтобы перевести дух, потирая глаза от выступивших слез, и покачала головой, сдаваясь. Но как только блондинка посмотрела на Гермиону, девушки вновь разразились смехом. Это продолжалось пару минут, пока они не успокоились окончательно.