Глава 101 Откуда известно, что утрата в начале пути не обернется удачей к его концу?

На северной границе этикет соблюдался не столь строго, как при дворе.

Дворцовые служанки принесли столик для Линь Фэйсина и поставили на него тарелки со свежеиспеченными пирожными.

На маленькой печи заваривался чай. На полу стояла жаровня, курильница испускала тонкий дымок.

Линь Ваньюэ сидела напротив Ли Сянь. Одна за другой служанки покинули гостиную, оставив Линь Ваньюэ и Ли Сянь наедине.

Ли Сянь сделала глоток чая из своей чашки, медленно поставила ее обратно и приподняла широкий рукав, указывая жестом:

— Фэйсин должен попробовать их, пока они еще не остыли.

Линь Ваньюэ вняла ее приглашению. Она взяла пирожное из искусной нефритовой росы и положила его в рот. Текстура оказалась мягкой и клейкой, а на вкус не слишком приторной. Сладость тут же растаяла во рту, наполняя его ароматом нефритовой росы, которая росла только в окрестностях столицы.

Ли Сянь с улыбкой на лице смотрела на то, как Линь Фэйсин потянулся именно к искусной нефритовой росе, не выпив ни капли чая. От вида Линь Фэйсина с прищуренными глазами, походившего на укравшего свежую рыбу кота, в ее сердце вдруг возникло необыкновенное чувство: она видела, как Фэйсин командует войсками, видела его железную хватку. Но кто бы мог подумать, что этот человек такой проглот?

Несмотря на приученность к строгому дворцовому этикету, когда Ли Сянь увидела Линь Фэйсина, непринужденно наслаждающегося сладостями, ей вовсе не показалось это чем-то грубым и невоспитанным. Напротив, ей очень нравилось смотреть на это.

Ли Сянь тихо сидела напротив Линь Фэйсина, наблюдая за тем, как он наяривает за обе щеки.

В ее глазах все это время искрилась улыбка: спустя два года этот человек, можно сказать, полностью переродился, но аппетит и застольные манеры остались прежними.

Так как Линь Ваньюэ была привержена более скромному образу жизни, она редко просила готовить что-то особенное, но это еще не означало, что она не была обжорой.

Линь Ваньюэ ушла в процесс с головой, запихивая в рот различные виды пирожных. Ее щеки были набиты едой, а на лице отражалось удовлетворение и блаженство. Глядя на такую Линь Ваньюэ, едва ли кто не умилился бы.

Когда тарелки опустели, Линь Ваньюэ наконец остановилась. Она стерла крошки с уголков рта, взяла стоявшую перед ней чашку с чаем и залпом осушила ее. Словно сбросив тяжелое бремя, она глубоко вздохнула.

Сидевшая перед ней Ли Сянь не смогла удержаться от смеха и позвала сяо-Цы.

— Эта служанка здесь!

— Принеси еще немного.

Сяо-Цы посмотрела на тарелки с нетронутыми пирожными на столе Ли Сянь, затем перевела взгляд на пустые тарелки Линь Фэйсина. Улыбнувшись, она поклонилась и ушла.

Линь Ваньюэ наконец осознала, что Ли Сянь все это время смотрела на нее, и ее лицо вспыхнуло. Она пристыженно объяснила:

— Сегодня, едва только начало светать, я уже был на ногах и завален делами в военном лагере, поэтому ничего не ел…

Ли Сянь, задорно улыбаясь, прервала слова Линь Фэйсина:

— Все в порядке. Глядя на то, как Фэйсин наслаждается едой, я тоже радуюсь. Но достаточно ли одних пирожных? Может, приказать принести других кушаний?

Линь Ваньюэ торопливо замахала руками:

— Нет-нет-нет, незачем беспокоиться. Еще ведь не время обеда. Пирожных мне хватило, я не смею причинять еще больше неудобств.

Ли Сянь улыбнулась, но не стала настаивать. Вскоре вернулась сяо-Цы, сопровождаемая двумя дворцовыми служанками с подносами в руках. Увидев стол Линь Ваньюэ, служанки изогнули уголки губ и украдкой взглянули на генерала, который был на удивление тощим. Они быстро убрали со стола и поставили на него четыре тарелки с пирожными.

Линь Ваньюэ в смущении потерла нос. Сяо-Цы, вероятно, специально приказала принести столько для нее. Когда она подумала о том, какое впечатление могла произвести на приближенных Ли Сянь, на нее накатило чувство стыда.

Ли Сянь и сяо-Цы выросли вместе и понимали друг друга с полуслова. Ли Сянь не могла не знать, что хитрая сяо-Цы делала это нарочно, поэтому бросила на нее осуждающий взгляд.

Сяо-Цы это вовсе не напугало. Она прижала руку к губам и улыбнулась.

— Генерал Линь был очень занят воинскими обязанностями, ему нужно хорошо поесть. Схожу на кухню и принесу чашу сладкой каши из семян лотоса.

— Нет-нет... не стоит беспокоиться, я... я могу просто выпить чаю, этого достаточно.

— Но как же так? Наше Высочество ест эту кашу каждый день. Эта служанка видит, что генерал Линь утомился. Пожалуйста, съешьте всего одну чашу.

— Тогда... тогда я побеспокою сяо-Цы-цзе, — Линь Ваньюэ со смущением развела руками.

Сяо-Цы прищурилась в улыбке и ушла в компании с дворцовыми служанками. Через некоторое время перед Линь Фэйсином поставили горячую чашу рисовой каши с семенами лотоса.

Линь Ваньюэ поблагодарила сяо-Цы. Та повернулась и собралась уйти, но Ли Сянь остановила ее.

— Сяо-Цы, отнеси в поместье шицзы Чжуна несколько пирожных.

Девушки обменялись взглядами. Сяо-Цы поклонилась и отправилась выполнять приказ.

Линь Ваньюэ очень хотела начать есть, но когда она вдруг услышала имя Ли Чжуна, ее сердце замерло. У нее пропал аппетит.

Она, опустив голову, медленно помешивала кашу, так и не начав есть.

Естественно, Ли Сянь была понятна причина его угрюмости. Все произошедшее за сегодня она отлично знала, хоть сама и не присутствовала при этом. Даже о том, что произошло с Линь Фэйсином на улице, Тень уже рассказала.

С первого взгляда могло показаться, что Линь Фэйсин стойко сносил выпавшие на его долю тяготы, но Ли Сянь знала: этот человек непреклонен и никогда не сломается. Но после той провокации у лавки он, скорее всего, будет расстроен в течение долгого времени.

Вот почему после сообщения о том, что Линь Фэйсин прогуливается в направлении ее поместья, Ли Сянь намеренно послала сяо-Цы следить у ворот.

Поскольку Линь Фэйсин не хотел брать в жены ее младшую сестру Ли Янь, у Ли Сянь появилась возможность привести в действие второй план.

Она разработала его сама. С его помощью она могла приблизительно увидеть будущее Линь Фэйсина. Она знала, что при этом ему предстоит подвергнуться невзгодам и лишениям, которые он не заслужил, и поэтому ее одолевало чувство вины. Но она не знала, сможет ли в будущем утешить Линь Фэйсина в нужный момент. Оставалось лишь воспользоваться нынешней возможностью, чтобы смягчить его.

Этот план уже начался. Ничего уже нельзя было повернуть вспять…

— Фэйсин, я вижу, как ты подавлен. Ты хорошо спал вчера ночью? Эта сладкая рисовая каша с семенами лотоса укрепляет дух, тебе нужно поесть хотя бы немного. Если захочешь поговорить о чем-то, я готова разделить с тобой эту ношу.

Линь Ваньюэ подняла глаза на Ли Сянь. Искренность и беспокойство, которые Ли Сянь передавала своим взглядом, согрели ее сердце. Она зачерпнула большую ложку каши и отправила в рот:

— Мм, очень вкусно.

Линь Ваньюэ доела кашу. Ли Сянь уговорила ее съесть еще несколько пирожных, и только тогда позвала дворцовых служанок, чтобы они все убрали.

В гостиной снова воцарилась тишина, Ли Сянь сразу перешла к делу и спросила:

— Фэйсина что-то беспокоит?

— Мгм, — Линь Ваньюэ кивнула. На нее снова нахлынуло чувство несправедливости, но она не знала, с чего начать.

Ли Сянь терпеливо ждала. В ее глазах мерцал нежный и успокаивающий блеск.

— Ай… — Линь Ваньюэ тяжело вздохнула. — Вчера ночью прямо в тюремной камере задушили последнего заключенного гунна. Главный подозреваемый — мой личный стражник Гун Боюй. Но он повесился в собственной спальне. Мертвых не допросишь. Тогда я со своими людьми направился в лагерь, чтобы найти разведчика, который был с ним, но командир батальона разведчиков сказал мне, что прошлой ночью того вызвал Гун Боюй под моим именем, якобы для допроса. После долгих поисков мои солдаты нашли разведчика повешенным в бамбуковой роще на юге города. И эта роща находится менее чем в ста шагах от моего поместья. Это было очевидное предупреждение. И все, след оборвался.

Ли Сянь кивнула:

— Этого вполне следовало ожидать, хотя все произошло быстрее, чем я предполагала. Но почему Фэйсин сразу же не допросил того гунна и не позволил разведчику перевести все тогда?

Линь Ваньюэ снова тяжело вздохнула и усмехнулась над собой.

— Хах, наверное, потому что я был слишком самонадеян. Или чересчур жаден. Я знал, что военный лагерь не чист, поэтому хотел использовать эту возможность, чтобы одной стрелой уложить двух ястребов. Я не позволил разведчику перевести в тот момент, потому что не хотел, чтобы это услышал крот, внедренный в военный лагерь, и чтобы злоумышленник не узнал всю информацию от гуннов. Эти люди не знают удержу и наверняка предприняли бы какие-то действия или нашли бы способ выудить информацию у разведчика. После этого мне просто нужно было спросить его, не выведывал ли кто у него тайком информацию, и тогда я бы знал ситуацию. Аналогично и в случае с гуннами. Я знал, что у них наверняка немного сведений, и вероятность того, что я выведаю у них имя злоумышленника, очень низкая. Именно поэтому я оставил в живых только одного — дождаться, пока кроты сообщат друг другу о текущей обстановке. А потом я бы сам допросил этого гунна. Не имело особого значения, сколько сведений мне удалось бы узнать от него. Главная цель состояла в том, чтобы косвенно предостеречь злоумышленника. Я хотел, чтобы он мучался догадками о том, что конкретно мне известно. Запаниковав, он наверняка предпринял бы дальнейшие действия и начал бы оставлять следы. Я думал, что... я мог бы воспользоваться этим шансом, чтобы преподнести Вам отличный подарок, то есть... поздравить Вас со свадьбой, чтобы Вы отвезли сведения в столицу и приняли меры предосторожности. Еще я хотел искоренить крота, но не ожидал, что злоумышленник будет так быстр и безжалостен. Рискуя быть разоблаченными, он даже устранил шпиона, который был моим личным стражником... теперь ключа к разгадке нет, мертвецов допросить невозможно!