Глава двадцать девятая

Глава двадцать девятая

Солнце низко висит над горизонтом, последние лучи простираются над Тихим океаном и окутывают церковь Святого Пия ангельской аурой.

Это ироничное зрелище, потому что это место видело грехи, более подходящие для адского пламени.

Паркуюсь и сдерживаю ухмылку при виде Бугатти Анджело и Харлея Габа, уже выстроившихся вдоль обочины. Они оба приехали раньше меня. Наверное, все когда-нибудь случается в первый раз.

Я поднимаю воротник и выхожу на покрытый инеем гравий. В воздухе витает праздничное предвкушение, ледяной ветер и насыщенный аромат костров, когда я иду через кладбище к церкви. Я сказал себе, что не собираюсь останавливаться, но мое самообладание уже не то, что раньше, и я притормаживаю перед общим надгробием наших родителей.

В память о дьяконе Алонсо Висконти и его преданной жене Марии.

Горький смешок срывается с моих губ облачком конденсата. Девять лет назад я стоял на этом самом месте и верил, что настоящая любовь умерла вместе с моими родителями. Лишь несколько месяцев спустя, когда я основал Анонимные грешники и Анджело позвонил на горячую линию с собственным признанием, я узнал, что ее вообще никогда не существовало.

Наш отец все это время трахал кого-то другого, а потом приказал убить нашу маму, чтобы убрать ее. Слушая голосовую почту Анджело, заполнившую мой номер в пентхаусе, я впервые убедился, что принял правильное решение, выбрав Короля Бубен вместо Червей.

Застегивая запонки, я плюю на могилу и продолжаю путь в церковь.

В любом случае, мама похоронена в глубине сада Анджело.

Проходя через эти прогнившие дубовые двери, всегда чувствуешь себя так, словно возвращаешься в прошлое. Воспоминания детства преследуют меня по пути к алтарю. Габ сидит на передней скамье, а Анджело стоит перед алтарем. Он отрывает взгляд от своего сотового и пригвождает меня скучающим выражением.

— Ты никогда не опаздываешь.

А, так он все еще зол из-за истории с Келли.

— Я мыл голову, — отвечаю я сухим голосом.

Это не совсем ложь. Я уверен, что мои волосы были хорошенько вымыты, так как я задержался в душе дольше обычного, чтобы подрочить. Воспоминание о задыхающихся стонах Пенелопы у моего рта и ее теплой, влажной киске вокруг моих пальцев дразнило меня весь день. Если бы я не поддался разрядке, я бы сошел с ума.

В попытке избежать стояка в церкви — я уверен, что для этого существует десятый круг ада, — я сразу же перехожу к делу.

— Джентльмены, прежде чем мы начнем, я хочу попросить вас обоих об одолжении. Какого бы грешника мы ни выбрали сегодня вечером, я хочу, чтобы он принадлежал мне.

Габ, как всегда, остается бесстрастным.

— Тогда я беру на себя Мартина О’Хара.

— Ты ничего не получишь, брат.

Меня встречают каменные взгляды и напряженное молчание.

— Господи, — ворчит Анджело, проводя рукой по волосам. — Ты спускаешь своего золотистого ретривера на Мартина, а не Габа?

Он имеет в виду Гриффа, но я не реагирую на оскорбление.

— Нет, я сам разберусь с Мартином.

Снова повисает тишина и я вздыхаю.

— Это был сумбурный месяц, ясно? Просто нужно немного расслабиться.

Я уверен, что мои братья думают, что я хочу смерти Мартина, чтобы у него не было шанса отомстить за брата, что, очевидно, отчасти верно. Но если бы дело было только в этом, я бы приказал своим людям позаботиться о нем. По правде говоря, я все еще зол из-за того, что Пенелопа сказала мне в заповеднике, когда моя рука сжимала ее горло.

Он сделал то же самое, что сейчас делаешь со мной ты.

Ее слова погасили мой гнев, как сильное дуновение на свечу.

Мысль о том, что другой мужчина прикасается к ней, обоснованно или нет, пронзила меня насильственным импульсом. Сейчас у ее квартиры дежурят четверо мужчин, пока я выкраиваю время, чтобы добраться до Мартина и покончить с ним, как я поступил с его братом.

— Слишком много смертей за один месяц, красавчик, — бормочет Габ, уставившись на кованые решетки под ботинками. Его глаза переходят на мои, в них пляшет тихое веселье. — Ты планируешь испачкать руки?

Я вытягиваю руки перед ним, поворачиваю их туда-сюда, затем опускаю взгляд на его разбитые костяшки пальцев.

— Когда я превращусь в животное, я дам тебе знать. Может быть, ты найдешь для меня место в своей клетке.

Анджело издает язвительный смешок.

— День, когда Раф кого-то ударит, станет днем, когда ребенок взглянувший на тебя не заплачет, Габ, — он бросает нетерпеливый взгляд на часы и берет со скамьи свой iPad. — Давайте покончим с этим — у меня куча дел.

— Рори поручила тебе украсить елку сегодня или что-то в этом роде?

Анджело смотрит на меня с раздражением.

— Елка стоит уже несколько недель. Она хочет пойти в приют, просто чтобы сказать привет бездомным животным.

— К утру ты будешь управлять зоопарком, брат.

Он вздыхает.

— Да ну на хрен, — он поворачивает iPad так, чтобы мы с Габом могли видеть электронную таблицу на экране. — Вы знаете правила игры. Каждый из нас выбрал по четыре абонента, и каждому было присвоено случайное число от одного до двенадцати, — он кивает мне, и я достаю из кармана игральные кости.

Адреналин пробегает по моему телу подобно удару молнии. Это мое любимое время месяца, и оно стало еще лучше, потому что все самые лучшие грехи приходятся на Рождество. Как будто люди не хотят тащить свое грязное белье в Новый год.

Учитывая мою недавнюю удачу, я знаю, что крайне маловероятно, что кости выпадут кому-либо из выбранных мною счастливчиков, но я верю, что мои братья сделали мудрый выбор.

Легким движением запястья я выпускаю кубики, позволяя им разлететься и запрыгать по деревянным половицам и железным решеткам.

Сначала повисает тишина, а затем Анджело наклоняется и смотрит на них.

— Четыре, — он бросает взгляд на iPad и хмурится. — Господи, блять, боже.

— Что? — огрызаюсь я, и тревожное чувство проникает в мою кровь. — В чем дело?

Он проводит рукой по затылку, и на его лице появляется выражение, которого я никогда у него не видел. Он... смущен.

— Это какой-то чувак из Такомы. Он убил кошку из дробовика.

Габ поднимает на него настороженный взгляд.

— А потом?

— А потом ничего. Это весь грех.

Мы оба уставились на него так, словно он потерял нить разговора. Анджело потирает переносицу и слегка качает головой.

— Я позволил Рори выбрать грех в этом месяце, ясно? Господи, — ругается он. — Каковы были шансы, что в конечном итоге он и выпадет?

Я презрительно вздыхаю.

— Один к двенадцати, идиот. Это элементарная математика.

Моя грудь раздувается от иронии всего этого, и я сдерживаю смех неверия. Конечно, в тот месяц, когда мне действительно нужно было стать садистом, была выбрана жалкая жертва. Убивать кошек — плохо, но мы привыкли иметь дело с серийными убийцами и насильниками. Конечно, ему не помешало бы получить пулю в лоб, но то, что я запланировал для него, сейчас кажется излишеством.

Снаружи темнота нависла над обрывом, принеся с собой ледяной дождь. Я прячу подбородок в воротник и присоединяюсь к братьям под плакучей ивой.

Анджело закуривает сигарету и выпускает дым в трепещущие ветви над нами, а затем передает ее Габу.

— Сколько нам нужно убить людей, чтобы добраться до Данте?

Габ затягивается, сигарета разгорается сердитым красным светом.

— Слишком много. Такими темпами, он встретит Новый год, — когда он передает сигарету мне, его пристальный взгляд проникает мне в душу. — В следующий раз — ракетная боеголовка.

Я издаю сухой смешок, прежде чем наполнить легкие ядом. Сидя за столом Каса в «Виски под Скалами» и сметая все фигуры с шахматной доски, кажется, что прошла целая жизнь. Черт, тогда я был таким терпеливым.

Я передаю сигарету обратно Анджело и поворачиваюсь к Габу.

— Есть какие-нибудь новости о ублюдках, которые напали на Счастливый Кот?

— Я уже разобрался с этим. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но твой прихвостень был прав. Это было случайное нападение, — он хрустит костяшками пальцев. — Хочешь знать, как они выбрали твое казино?

— Нет, — сухо отвечаю я.

Но он все равно говорит.

— Прикололи к стене карту Вегаса и метнули в нее дротик.

Сквозь клубы дыма веселый взгляд Анджело обжигает моё лицо.

— Как ужасно не повезло.

Я провожу ладонью по челюсти, плечи напрягаются. Медленно вдыхая влажный воздух, я усиливаю безразличие в своем тоне.

— Я владею большинством казино в Вегасе, шансы всегда были против меня.

Но я не верю ни единому слову, слетающему с моих губ, и даже не имею представления, для чего я больше всего пытаюсь обмануть себя.

Когда Габ берет у Анджело сигарету, он замирает. Его глаза скользят поверх моего плеча, и загораются, будто в них бурлит лава.

— Она всегда там ждет.

Что?

Я оглядываюсь и вижу Рэн, стоящую на автобусной остановке. Она закутана в большую пуховую куртку, четыре пакета валяются у ее ног.

— Она никогда не соглашается на то, чтобы ее подвезли.

У меня сводит челюсть, когда я вспоминаю звук удара кулака Габа по столу прошлой ночью. Его тихую угрозу по поводу ржавых перочинных ножей.

— Ты пытался затащить ее на пассажирское сиденье или в багажник?

— Рэн не принимает помощи, — резко говорит Анджело. — Она не садится в машины. А ты, — он растирает сигарету кончиком ботинка, — оставь девушку в покое.

Габ поджимает губы и еще несколько секунд смотрит на Рэн, прежде чем повернуться к нам спиной и, не сказав больше ни слова, помчаться к своему Харлею. Двигатель оживает с ревом, свет фар скользит по надгробиям на кладбище, и он исчезает.

Анджело что-то бормочет себе под нос.

— Пожалуй, я подожду здесь немного.

Намек сочится из конца его предложения. Пока Рэн не сядет в автобус.

Я напряженно киваю, а затем достаю из кармана ключи от машины.

— Скажи своей жене, что шеф-повар Марко готовит сегодня ее любимый шоколадный фондан, так что если ей надоест гладить брошенных хорьков, вам, ребята, стоит заскочить...