Глава семнадцатая

Как только дверь моей квартиры закрывается, пара потрепанных Chucks выходит на каламбурный приветственный коврик напротив. Мой взгляд скользит вверх, чтобы встретиться с кривой усмешкой Мэтта.

— Вот ты где, — он натягивает шапку. — Подумал, что тебе, возможно, надоели твои липкие ковры и рок-музыка из 8Б, и ты снова сбежала из города. Как у тебя дела?

Я бы не сказала, что избегала Мэтта, но я бы солгала, если бы сказала, что не задерживала дыхание и не выключала телевизор, когда он несколько раз стучал в мою дверь.

Как только он узнал, что я в больнице, он превратился в Флоренс Найтингейл³⁶. Он чувствует себя виноватым, потому что не знал, что я ушла со свадьбы, хотя это моя собственная вина, потому что не сказала ему об этом. Хотя я вернулась к своей обычной жизни, а от моей раны остался лишь след, он все еще проверяет меня и приносит ужин. Я определенно не жалуюсь на бесплатную еду.

Я решаю на этот раз выбросить эту тему из головы.

— А что там с 8Б?

Хорошо, что я не сплю, потому что сосед, живущий между моей и квартирой Мэтта, в любое время суток врубает дерьмовую музыку.

Его глаза загораются, когда мы спускаемся по лестнице.

— Хочешь узнать кое-что безумное?

— Всегда.

— Я живу здесь уже почти пять лет и совершенно не знаю, кто там живет.

Мы выходим на обледенелую брусчатку под солнечным небом. Я замедляю шаг, останавливаюсь и, прищурившись, смотрю на него снизу вверх.

— Серьезно?

Мэтт опускает на нос очки Ray Ban.

— Ага. Никогда не видел их в коридоре и не видел, чтобы в их почтовый ящик доставляли письма или посылки, — он бросает взгляд на здание, затем понижает голос. — Вот что. Однажды я вернулся домой после ночной гулянки под кайфом, и музыка выводила меня из себя. Поэтому я взял стакан и приложил ухо к стене. Ты ведь знаешь этот трюк, верно? Это позволяет усилить звук?

Я киваю.

— Да, но под грохочущей музыкой я смог услышать сверление.

Я сдерживаю еще один смешок.

— Нет, не смог бы.

— Я говорю серьезно, Пенни. И это было в три часа ночи. Какого хрена сверлить в три часа ночи?

Мы идем в ногу, борясь с пронизывающим ветром, пока идем по главной улице. Солнце уже опускается к горизонту, создавая резкий оранжевый отблеск на булыжниках.

— Я думаю, тебе надо завязывать с травкой.

— Думаю, ты права. В любом случае, как дела на работе? Анна еще ничего не говорила обо мне?

У меня еще не хватило духу сказать ему, что она настоящая стерва. Особенно после того, как он оставлял коробки с пиццей у меня на пороге.

— Ах, ты можешь заполучить девушку получше, чем Анна, — говорю я беззаботно. — Такой парень, как ты, мог бы заполучить Бейонсе, если бы захотел.

Он закатывает глаза.

— Да, я скрещу пальцы, чтобы она сразу же свайпнула меня в Tinder.

Я все еще смеюсь, когда мы доходим до конца дороги. Мы уже собираемся расстаться, когда его внимание падает на мое запястье.

— Эй, классные часы!

Я протягиваю руку, и Breitling подмигивают мне, как будто мы участвуем в секретной шутке.

После беспокойного сна я проснулась сегодня поздно вечером, охваченная жаром мести. Прошлой ночью Рафаэль заставил меня испытать целый вихрь эмоций. Я иррационально злилась на то, что он был с женщиной, возмущена тем, что он успокоил меня во время грозы, а потом сошла с ума, когда он просунул свое бедро между моими. Его присутствие заполнило телефонную будку и впиталось в мою кожу, и я ненавижу, что оно не смывается так же легко, как его лосьон после бритья.

На мне его часы, и я знаю, что это не только для того, чтобы позлить его, но и потому, что если я буду играть в этот танец с Рафаэлем, то не буду думать о Мартине О’Харе и о том, как он сказал в национальных новостях, что собирается взять дело в свои руки. У меня хорошо получается запихивать плохие мысли в самый низ живота, пока у меня есть что-то, что может меня отвлечь.

Рафаэль Висконти — очень желанный отвлекающий фактор.

Благодаря моим недавно приобретенным часам, я сегодня пунктуальна, поэтому к моменту моего прибытия изящный служебный катер все еще покачивается на причале.

Когда один из стероидных прихвостней Рафаэля подсаживает меня на катер, я вся сияю улыбкой и веду светскую беседу.

Хмурое выражение лица Анны сменяется ухмылкой, когда Клаудия шепчет что-то ей на ухо, но тут под скамейкой оживает двигатель, и я понимаю, что мне просто наплевать. Я закрываю глаза и греюсь в соленом воздухе, обретая свободу в спутанных волосах, мокрых щеках и онемевшем носу.

Полагаю, бывают поездки и похуже. И, кроме того, Мартин О’Хара ведь не найдет меня посреди Тихого океана, не так ли?

Рев двигателя стихает до дрожащего холостого хода, и когда я открываю глаза, меня встречает взгляд, более острый, чем игла, и столь же способный разорвать мое наполненное гелием сердце.

Рафаэль стоит на плавательной платформе, контрастируя четкими черными линиями и золотыми вставками, сверкающими под зимним солнцем. Он широкоплечий и высокий, и, несмотря на то, что между нами пятьдесят футов и сильное течение, его присутствие трогает мою душу, как пламя Зиппо, танцующее слишком близко к разлившейся нефти.

Лодка ударяется о крыло, одетый в костюм шкипер закрепляет швартовный трос, и Рафаэль делает плавный шаг вперед. Запонки с игральными костями поблескивают, а золотая фишка для покера исчезает в кармане брюк.

— Добрый день, дамы, — мягко произносит он, и на его щеках появляются ямочки от лощенной улыбки.

Вокруг меня разносится хихиканье. Я отворачиваюсь и вздыхаю навстречу ветру, желая, чтобы он унес меня обратно на берег. Может быть, даже через границу в Канаду.

— Позволь мне.

Шелковистый тон и мое собственное любопытство заставляют меня повернуть голову ровно настолько, чтобы увидеть, как Рафаэль подтягивает брюки и протягивает Кэти большую руку. Он с легкостью вытаскивает ее на палубу и хихикает, когда она падает ему на грудь.

— Уверен, что в руководстве для персонала есть что-то о том, что нельзя пить перед сменой, Кэти, — шутит он. — На этот раз я оставлю все как есть, хорошо?

Он подмигивает, она краснеет, а я думаю, действительно ли утонуть так страшно, как все об этом говорят.

Клаудия пробирается вперед локтями и протягивает руку.

— Боже мой, и кто же этот счастливчик? — Рафаэль растягивает слова, проводя большим пальцем по ее кольцу с бриллиантом.

— Это не тот безымянный палец, мистер Висконти, — она хихикает и взмахивает другой рукой в воздухе. — Вот он, и как видите, на нем совсем ничего нет.

Рафаэль одаривает ее ленивой улыбкой.

— Фух. Я думал, ты вот-вот разобьешь мне сердце, Клаудия.

Чувствуя зуд в крови, я пристально смотрю на море и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на фальшивые любезности и постыдные попытки флирта. Лори остаётся в стороне — она просто похлопала его по плечу и скрылась в ближайшем туалете — у этих девушек должно быть по три мозговые клетки на каждую, если они настолько доверчивы, чтобы купиться на игру Рафаэля Висконти.

Его обаяние подобно лосьону после бритья — опьяняющее. Но когда ты подходишь слишком близко к источнику, как я сделала прошлой ночью, ты можешь увидеть его таким, каков он есть на самом деле: плотная лощенная вуаль, скрывающая опасность, которая находится под ней.

— Пенелопа.

Его голос становится холоднее, когда касается моего затылка, заставляя мои веки затрепетать и закрыться. Сейчас нервная энергия бурлит под поверхностью моей кожи. Я подумала, что надеть его часы было гениальной идеей, когда проходила мимо своего чемодана этим утром, но теперь, когда их бывший владелец всего в нескольких футах позади меня, я стала менее смелой.

Я напрягаюсь и оборачиваюсь. К сожалению, я единственная девушка, оставшаяся на лодке, и если я не хочу плыть обратно к берегу вплавь, то у меня есть только один выход.

Рафаэль оглядывается через плечо на звук закрывающейся за ним двери. Когда его взгляд возвращается к моему, он становится на пять оттенков темнее.

— У меня нет всего дня в запасе.

— А у меня нет сломанной ноги. Мне не нужна твоя помощь, спасибо.

Он смотрит на меня слишком долго, затем переключает внимание на что-то над моей головой и протягивает руку. Он может притворяться безразличным сколько угодно, черт возьми, но тик в его челюсти говорит о том, что он предпочел бы, чтобы ему вырвали зубы, чем позволить мне принять его предложение.

— Было бы не очень по-джентльменски с моей стороны не помочь тебе, — сухо говорит он.

Как будто он внезапно вспомнил о чем-то еще, из-за чего забыл разозлиться, он пробегает взглядом по моему бедру, испускает горячее шипение и возвращается к взгляду поверх моей головы.

— И с твоей стороны было бы не очень в стиле леди сойти с лодки с выставленной задницей напоказ.

— Не похоже, что ты её еще не видел, — огрызаюсь я в ответ. Мое сердце трепещет при воспоминании о том, как он смотрел на меня в раздевалке.

— Да, но мои люди не видели, — ледяным тоном говорит он. — И мы собираемся оставить все как есть.

Только теперь я понимаю, что он смотрит вдаль не просто для того, чтобы не смотреть на меня, а скорее, он смотрит на что-то. На кого-то. Я оборачиваюсь и замечаю, что шкипер смотрит на мою задницу, словно погруженный в свои мысли. Чувствуя на себе тяжесть двух пар глаз, он поднимает взгляд, вздрагивает и быстро отворачивается.

Я вздыхаю. Мужчины.

— Поднимайся. Сейчас же.

Боже. Я опускаю взгляд на большую ладонь под своим носом. Голубые вены под оливковой кожей и аккуратные, ухоженные ногти. Судорожный вздох вырывается из меня, когда в голове всплывают два сценария:

Первый, как эта рука, скользит по изгибу моего бедра.

А второй, как она сжимается вокруг моего горла.

Мягко и жестко. Каждый из них, к сожалению, столь же соблазнителен, как и другой.

Прочищая горло в попытке хоть как-то взять себя в руки, я обхватываю большим и указательным пальцами его запястье, между ремешком часов и манжетой, приподнимаю его рукав на дюйм и открываю то, что, как я уже знала, там будет.