– Та, кто ходит по этажам Ада находит ключ к вратам своего собственного Рая,

– Та, кто ходит по этажам Ада находит ключ к вратам своего собственного Рая,

похоронен там, как семя.

—Сеговия Амиль

Я зажмуриваю глаза, когда Райф исчезает, замираю, пока продолжаются ощупывания. Руки лапают каждую частичку меня, дергают за волосы, расстегивают лифчик, зубы скользят по коже, а языки обводят изгибы. Я дергаю потными ладонями за завязки, вдыхая, выдыхая. Я не могу выносить беспомощность, незнание того, что должно произойти.

Не открывая глаз, я думаю о скальпеле, о том, как близко он к моей руке. Я помню прикосновение крошечного лезвия, дразнящего мой палец, и тоскую по тишине, которая охватила меня, когда я держала его в подвале.

Я хочу Адама.

Я хочу себя. Не эту девушку, прикованную к кровати с тревогой, сжимающей ее легкие.

Глубокие голоса доносятся до моих ушей, и я смутно слышу Райфа, когда он спрашивает:

– Чего ты ждешь, брат?

Низкое ворчание вырывается из горла Гриффа.

– Я принес ее тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Твоя собственная Катерина. Разве ты не помнишь, как она вонзилась в тебя, когда ты еще дышал? Разве ты не помнишь, что она с тобой сделала?

Я втягиваю воздух, мое сердце учащенно бьется в груди, пока его слова гремят в ушах. Холодный озноб охватывает разум, и я крепче сжимаю глаза.

Кровать скрипит, и я представляю, как Грифф встает. По моему телу выступает легкий пот.

Я не могу этого сделать. Я не могу этого сделать.

– Не стесняйся, - шепчет Райф своему брату. – На этот раз тебя никто не остановит.

Одна за другой руки, прикасающиеся ко мне, исчезают, когда девушки отодвигаются.

– Уходите, - рявкает Райф.

Череда Да, Хозяин эхом разносится по комнате, затем дверь открывается и закрывается. Тень нависает надо мной сквозь закрытые веки. Мое сердце колотится о грудную клетку, руки сжимаются в кулаки.

Я съеживаюсь от звука расстегивающейся молнии, затем одежда падает на пол. Я знаю, что это Грифф, даже не глядя. Кровать наклоняется, когда он подползает ко мне, затем его мощные бедра обхватывают мою талию.

– Посмотри на меня, маленькая сучка.

С дрожащим вздохом я открываю глаза, тут же жалея, что не могу закрыть их снова.

Красные пятна поднимаются по его горлу и окрашивают щеки. Его глаза-бусинки - бесконечные черные дыры, такими я видела их однажды раньше. Только на этот раз Адама здесь нет, чтобы спасти меня.

Он голый, сжимает свой член в кулаке, смотрит на меня, и желчь поднимается в моей груди. Белые отметины притягивают мой взгляд к его животу, где шрамы на шрамах покрывают его торс.

– Я собираюсь трахнуть тебя, Катерина, - хрипит он, - и это будет намного больнее, чем то, что ты делала со мной.

Катерина.

Катерина.

Катерина.

Почему они продолжают повторять это имя? У меня болит голова, и я просто хочу, чтобы они прекратили. Перестали разговаривать, перестали смотреть на меня, прикасаться ко мне — просто остановились.

Дрожь заставляет мои зубы стучать, когда Грифф тянется за скальпелем. Я качаю головой, пытаюсь отстраниться, но веревки вокруг лодыжек удерживают меня на месте. Предупреждение Адама всплывает в моей голове. Будь осторожна, куда ступаешь, мышонок. Некоторые ямы, слишком глубокие, чтобы из них выбираться.

– Ч-где Адам? – я запинаюсь, желая, чтобы он оказался не прав. – Я хочу его видеть.

От холодного голоса Райфа волосы у меня на затылке встают дыбом.

– Ты действительно так предана тому, кто тебя терпеть не может?

Я тяжело сглатываю от его слов, желая, чтобы они не попали так близко к сердцу. Я знаю, что это неправда — не тогда, когда Адам смотрит на меня, прикасается ко мне так, как он это делает. Но никто не мог долго терпеть меня, даже моя сестра. Я не могу помешать его словам врезаться мне в грудь.

Опускаясь на колени, Грифф медленно приближается к моему лицу. Он продолжает сжимать свой член левой рукой, и когда он пытается ударить им меня по губам, я отвожу голову в сторону. Он высвобождает свою длину, чтобы сжать мою челюсть, удерживая меня неподвижной. Рычание подступает к моему горлу, но оно застревает, когда он садится мне на грудь и заставляет мою челюсть широко открыться. Я смотрю широко раскрытыми глазами, как он заносит правую руку за спину, затем острое лезвие слегка прижимается к моему животу. Он трется о мою грудь, пожирая взглядом выражение моего лица.

Скальпель разрезает кожу, и боль пронзает меня, живот горит от соприкосновения с лезвием. В тот же момент, когда крик срывается с моего рта, он засовывает свой член мне в горло.

– Осознание своей собственной темноты - лучший метод чтобы

иметь дело с темнотой других людей.

—Карл Юнг

– Вот дерьмо.

Доставая телефон, я проверяю, нет ли пропущенных сообщений, но там ничего нет.

Феликс пожимает плечами.

– Я позвонил Обри. Она сказала, что это ты ее отослал.

Уставившись на экран в своей руке, я щелчком открываю текстовую ветку между мной и Обри.

Какого хрена?

Я: Мне нужно, чтобы ты отправила товар. У Стеллы есть список для тебя. Я разберусь с Эмми. Нас нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах.

Я сжимаю телефон, расхаживая вокруг стола Феликса.

– Включи камеры. Сначала комната Эмми.

Он щелкает мышью, затем экран заполняет ее спальня.

Ее пустая спальня.

– Быстро обыщи остальную часть дома.

Минуту спустя Феликс смотрит на меня. Он качает головой, затем выдыхает, потому что мы оба знаем, в каких комнатах нет камер. Я уже выбегаю из кабинета, когда слышу, как откатывается кресло и раздаются шаги, когда он гонится за мной.

Мой взгляд устремлен прямо, но единственное, что я вижу, это то, как моя хватка сдавливает шею Райфа, и его глаза вылезают из орбит.

– Остынь, чувак, - говорит Феликс, идя позади меня. – Тебе нужно остыть, затем уже придушить его. Иначе ты его убьешь.

Мои глаза сужаются, когда я обдумываю его слова. Убийство Райфа звучит удивительно привлекательно.

Телефон вибрирует в моей мертвой хватке. Ослепленный яростью, я не утруждаю себя просмотром сообщения, но затем он снова сигналит.

Райф: А она, оказывается, храбрец. И, по крайней мере, кто-то наконец-то ее трахает. Правда?

Двухсекундный видеоклип под его текстом воспроизводится автоматически, в постоянном цикле, и мое восприятие становится красным.

Это Грифф.

Засовывает свой член в широко открытый рот Эмми.

Снова. И снова. И снова.

– Ну и дерьмо, – ворчание Феликса за моим плечом звучит словно под водой, мои уши закладывает от бешеного биения сердца.

Мы добираемся до комнаты Райфа, и я толкаю дверь, открывая ее, врываясь внутрь с достаточным количеством огня в венах, чтобы сжечь эту гребаную комнату дотла.

– О, смотрите, кто наконец решил присоединиться...

Слова Райфа замирают у него на языке, когда я хватаю его за горло и стаскиваю с изножья кровати. Даже несмотря на то, что его шея краснеет, этот засранец ухмыляется.

Грубое ворчание возвращает мое внимание к кровати. Вся моя кровь приливает к голове, затуманивая зрение. Грифф нависает над лицом Эмми, толкаясь даже сейчас, его хватка заставляет ее разжать челюсть. Ее маленькое тело извивается на матрасе, длинные волосы спутались вокруг туловища, но эти ублюдки связали ее.

Впечатав лицо Райфа в комод, я крадусь через комнату к кровати, обвиваю одной рукой шею Гриффа, а другой прижимаю кончик моего ножа к его животу. Он замирает, и это к счастью для него, потому что если он вздохнет слишком сильно, то сегодня же истечет кровью.

Дыхание Эмми наполняет воздух, и я чувствую ее взгляд на своей коже. Но я не позволяю себе смотреть на нее. Я едва ли вижу все так ясно, как есть.

– У тебя есть четыре секунды, чтобы развязать ее.

– Пошел ты...

Я вонзаю нож ему в живот, и он рычит. Гриффу не привыкать к боли. Он был единственным объектом Катерины, которому не дали роскоши умереть до того, как она начала свою работу. Но я знаю его шрамы, как свои собственные, и я только что намеренно разорвал один из.

– Три секунды.

Он рычит, его руки сгибаются, как будто он готовится драться со мной, поэтому я разрываю еще один шрам, заставляя его скорчить гримасу. Может, он крупнее, но я быстрее, и находчивее. Через минуту он сдвигается, отходя от нее, и мои легкие расширяются, когда я отпускаю его, наконец-то способный сделать чертов вдох.

Я не отрываю от него глаз, пока ее запястья и лодыжки не освобождаются, затем перевожу взгляд на Райфа, когда он направляется ко мне. Рубашка его костюма частично расстегнута, а на лбу виднеется красное пятно, оставшееся после удара о край комода.

Его шаги медленные и беззаботные, заставляющие мою кровь закипать под кожей. Я хватаюсь за нож и представляю, как перерезаю его гребаное горло. Грифф, возможно, и был тем, кто руководил ею, но он был марионеткой. Это было стратегически. Тщательно спланировано, чтобы Грифф взорвался, как бомба замедленного действия, которой он и является. Вот почему Райфу так легко удается дергать за ниточки — Райф видит, как слабость Гриффа разгорается у него на глазах, и подливает в это пламя бензин. Я вижу свое и давлю пламя кончиками пальцев, прежде чем оно успеет поглотить меня вместе с собой.

По крайней мере, я держу себя в руках.

Перед ней.

Рядом со мной раздается тихий женский стон, когда Эмми приподнимается, достаточно близко, чтобы кончики ее волос касались моих пальцев, и мне требуется вся моя чертова сила воли, чтобы не смотреть, не прикасаться, не вдыхать ее.

Когда Райф подходит ко мне, я делаю выпад.

Мое предплечье прижимает его шею к стене, моя грудь вздымается, когда мы замираем, глядя друг другу в глаза. Нож обжигает мою ладонь, умоляя пустить его в ход. Райф определенно этого заслуживает. За все годы, что мы знаем друг друга, за все дерьмо, через которое мы прошли, до этого никогда не доходило. Я никогда не думал, что так получится.

Но сегодня он перешел гребаную черту.

Он не сопротивляется. Конечно, нет, это то, чего хотел этот засранец. Его карие глаза наполняются жизнью, когда он переводит их между мной и моим ножом.