Глава 3

ТЁМНЫЕ ВРЕМЕНА

Четыре года я заботилась о лежачей матери, глядя, как она постепенно угасает. Её некогда сильное, здоровое тело превратилось в жалкое подобие той женщины, которой я помнила, и не было ни одного часа, когда бы я не представляла, что будет после того, как смерть заберёт её у меня.

Я жила в постоянном страхе, что я проснусь, а её уже нет, осталась лишь пустая оболочка, когда-то бывшая моей матерью. Я смотрела, как стрелка часов приближается к полуночи, и задавалась вопросом, станет ли эта дата моим ежегодным днём скорби.

Я знаю, что такое терять близких. Я знаю, каково это — пытаться бороться с неизбежным.

Но всё равно оказалась не готова к тому, чтобы смотреть, как Генри умирает прямо у меня на глазах.

Кровь хлынула из его раны на груди. Он упал на колени, одной рукой обхватывая свои рёбра, другой пытаясь дотянуться до меня. Никогда не видела в его глазах подлинный ужас. Боги ведь не умирают. Если только сами того не захотят.

Я протянула ему свою непострадавшую руку. Жизнь покидала его тело. Сможет ли кинжал убить и меня тоже? Как только всё закончится, будем ли мы вместе на том свете, где бы это ни было?

Есть ли вообще загробная жизнь для Повелителя мёртвых?

В момент, когда наши пальцы соприкасаются, я вздрагиваю. Это знакомое чувство — оно встряхивает сильнее, чем когда-либо раньше, но в ту же секунду я понимаю: мы возвращаемся домой.

Ещё секунду назад Майло плакал в полуметре от меня, а вот уже я лежу в обнимку с Генри в полной тишине. Мы больше не во дворце Каллиопы. И даже не на острове. Но и не в Подземном мире — по крайней мере, я не припоминаю там такого места.

Мы лежим посреди гигантского зала, где нет ничего, только небесно-голубой потолок над головой и пол цвета заката. Золотые стены простираются вдаль без конца и края, а солнце в центре потолка, не отличимого от настоящего неба, заливает всё своим светом. От такого зрелища должно захватывать дух.

Но Майло нет. Где бы мы ни были, чутьё подсказывает мне, что он к нам не присоединится, и немыслимая боль распространяется по телу, точно кислота. Лучше бы меня закололи кинжалом тысячу раз, чем хоть секунду жить с этой мыслью.

Вот только я ничего не могла поделать. На острове с ним сейчас моя мать, а ещё Джеймс и остальные члены Совета. Этого должно быть достаточно. Единственный, за кого сейчас нужно молиться, придавил меня сейчас к полу.

— Генри!

Меньше всего на свете я хотела бы причинить ему боль, но у меня нет выбора, кроме как попытаться осторожно скинуть его с себя. Кровь пропитала его рубашку, и я прижала ладони к его груди в попытке остановить кровотечение, но это было бесполезно. После всего, через что мы прошли вместе, после всего, что он сделал, чтобы защитить меня, я не могла, чёрт возьми, ничем ему помочь. Это нечестно. Несправедливо.

— Кейт? — Его голос звучал хрипло и слабо, как у тяжело больного, вот только он не болен. Он умирает. — Ты… ты в порядке?

— Я нормально, — соврала я, но голос не слушался. — Не садись. Ты потерял много крови.

Сколько у богов крови? Столько же, сколько у смертных? Сколько нужно потерять, чтобы это стало опасно для жизни?

— Я не знал, — прошептал он. — Я думал… Ава говорила…

— Ты не виноват. — Я коснулась дрожащими губами его губ. На вкус как дождь. — Это всё не твоя вина. Это я доверилась ей. Мне следовало остаться с тобой. Прости.

Он слабо ответил на поцелуй.

— Тот… тот малыш…

В горле образовался ком.

— Да, он твой сын. — Я слабо улыбнулась. По крайней мере, Генри узнал об этом. — Я назвала его Майло. Мы можем выбрать ему другое имя, если хочешь.

— Нет. — Он закашлялся, и пара капель крови окропили его губы. — Имя идеально. И ты тоже.

Я прижалась к его груди, надавив всем весом на рану. Я отказываюсь прощаться. С Генри, с нашей совместной жизнью… Я не готова прощаться. И Майло заслуживает того, чтобы расти с отцом. У меня отца не было, и, чёрт побери, я не позволю ему испытать ту же пустоту и неопределённость. Он достоин большего. Он заслуживает иметь полную семью.

Кровотечение из моей руки тоже не останавливалось, и иногда мне казалось, что комната вращается. Глаза Генри цвета луны не закрывались. Он улыбался.

— Никогда бы не подумал, что у меня будет сын. — Его голос дрожал. — Никогда бы не подумал, что у меня будешь ты.

Я стиснула зубы от головокружения, тело слабело с каждой секундой.

— Ты же не думаешь, что это всё? Я буду с тобой ещё чертовски долго.

Перед глазами плыло, я не видела ничего вокруг. Где все? Почему они не чувствуют, как жизнь покидает тело Генри?

Потому что жизнь покидает не его тело. А моё.

— Кейт? Генри?

Мамин голос прозвучал над нами, и я измождённо всхлипнула.

— Мама?

Она присела рядом с нами. От неё исходило тепло и аромат яблок и фрезий.

— Пойдём, милая, — пробормотала она. — Я держу тебя.

Но я не могла оторвать рук от Генри. Он похолодел, его глаза были распахнуты и не моргали, грудь не двигалась. Богам не нужно дышать, но Генри обычно это делал. Его сердце всегда билось, а теперь я не видела признаков пульса.

Он мёртв.

Я не помню, как появились остальные. В одну секунду мама прижимала меня к груди, держа за окровавленную ладонь, пока я кричала и рыдала, не замечая ничего вокруг. А в следующую — над нами навис Уолтер. Тео опустился на колено рядом с телом Генри, его губы быстро шевелились.

— Уведите её отсюда, — произнёс Уолтер. Его громогласный приказ казался чем-то далёким, пока я жалась в тёмном уголке в глубинах своего сознания. Чьи-то ласковые руки подняли меня. Кажется, голос Джеймса шептал какие-то успокаивающие слова, которых я не могла разобрать. Сама же я дёргалась, вырывалась, визжала. Я не могла бросить Генри. Если я покину его, то больше никогда не увижу, и тогда он по-настоящему умрёт.

Он не может быть мёртв. Просто не может.

Ещё одна пара рук вмешалась, но я была слишком погружена в себя — с тем же успехом можно было закрыть глаза и раствориться во тьме. Здесь меня никто не тронет. Здесь Генри везде и всюду. Здесь вновь наступила зима, и мы часами лежим в обнимку под тёплым пледом. Моя ладонь покоится на его тёплой груди, я чувствую его сердцебиение под своими пальцами, ровное и вечное. Здесь никто не умер.

Плач привлёк моё внимание, и я распахнула глаза. Никакого золотого зала уже не было, его сменила детская во дворце Каллиопы. Моё сердце сжалось. В колыбели лежал Майло. Значит, мама его не спасла.

Я стояла рядом с ним, притворяясь, что могу взять его на руки и покачивать, пока не уснёт. Притворяясь, что это не просто вопрос времени, когда огонь титанов в моих венах поглотит меня, а Майло останется сиротой. Я не знала своего отца, но дорожила временем, проведённым с матерью. У Майло даже этого не будет. Всё наше время вместе составили те несколько секунд перед тем, как Каллиопа убила его отца. Он даже не запомнит этого.

Нет, у нас есть сейчас. Даже если он не поймёт, что с ним была я, я могу быть рядом. И буду. Устроившись рядом с его кроваткой, я смотрела на него, не моргая, впитывая каждую секунду.

И ждала наступления неизбежного.

* * *

«Кейт».

Голос Джеймса донёсся до меня, пробившись сквозь то, что осталось от моего сердца. Я моргнула. Сколько прошло времени? Несколько минут? Часов? Дней? Нет, даже такое чудовище, как Каллиопа, не оставило бы Майло одного на такой срок. Он сладко спал в своей люльке, его маленькая грудь поднималась и опускалась. Каждый его вдох успокаивал меня.

«Возвращайся, Кейт», — шептал голос прямо мне в ухо, но я не откликалась. Нет, в реальном мире не осталось ничего для меня. Мама прожила немало тысячелетий до моего рождения, проживёт без меня и ещё несколько. Придётся.

Воздух стал плотнее от напряжения, в голосе слышалось раздражение: «Кейт, клянусь, если ты не очнёшься, я скажу Генри, что мы целовались. И что ты считаешь, что у меня классная задница».

— Генри?

Мои глаза распахнулись, теперь уже настоящие. Как и каждый раз до этого, мысль о том, чтобы расстаться с Майло, лишала меня воздуха, и размытые фигуры плавали перед глазами, пока я не смогла сосредоточиться.

Небесно-голубой потолок и пол цвета заката. Вот только если тот зал был залит золотым светом, то эта комнатка казалась меньше, скромнее, мрачнее.

Я отчаянно оглянулась по сторонам, ища взглядом Генри, но его здесь не было. Значит, Джеймс решил просто жёстко пошутить, чтобы вытащить меня из единственного места, приносившего мне некое подобие утешения.

— Как ты себя чувствуешь? — Мама стояла рядом с кроватью, прикладывая к моей руке компресс из чего-то, пахнущего мёдом и мандаринами. Заметив мой взгляд, она ласково убрала мои волосы назад и слабо улыбнулась, вот только глаза оставались грустными. — Это снимет боль. Тебе придётся походить с перевязанной рукой, но яд распространяться уже не будет.

Я замотала головой.

— Сними.

— Что? — Она свела брови. — Милая, это нужно для спасения твоей жизни…

— Не хочу, — я резко села, срывая компресс. Моё тело протестующе заныло. Плевать. Генри мёртв, а я больше не смогу взять сына на руки. Не хочу, чтобы мою жизнь спасали.

Мама опустила ладонь на моё здоровое плечо и мягко, но уверенно надавила, возвращая меня в лежачее положение. У меня не было сил сопротивляться.

— Жаль. Я твоя мать, и нравится тебе это или нет, но я не дам тебе умереть, когда могу этому помешать.

Я шмыгнула носом, глядя в безоблачный потолок.

— Я не могу, мамочка.

Я не называла её так со второго класса, после того как самая популярная девочка в нашей частной нью-йоркской школе услышала, что я так обращаюсь к маме, и дразнила за это последующие четыре года.

— Не можешь что?

Она вернула компресс на мою руку. Было адски больно, но это ощущение больше не распространялось.

— Мой малыш, — прошептала я. Она хоть знает, что стала бабушкой? Знает про замысел Каллиопы? Или думает, что я просто сбежала с Авой на девять месяцев, забыв про неё?