Ну, черт возьми. Мои трусики плавятся, когда он рядом, это точно. Не то чтобы у меня что-то было с тех пор, как я проснулась на Ледяной планете. Последние несколько дней я ходила как солдат под его длинной туникой и леггинсами, и хотя это определенно довольно неприкрытое ощущение, это также заставляет меня остро осознавать, насколько сильно меня возбуждает присутствие Рокана. Прямо сейчас мы сидим лицом друг к другу, и я понимаю, что это первая ночь, когда я спала полностью одетой рядом с ним.

Я вроде как хотела бы, чтобы это было не так. Я также хотела бы быть достаточно храброй, чтобы смело снять штаны, но я не такая. Вместо этого я просто сижу там, как дура, пока он проводит губами по костяшкам моих пальцев.

Может быть, он чувствует мою застенчивость. Он улыбается мне, клыки выглядывают из-под растянутых губ, а затем перемещает мою руку от его рта вниз к груди. Он прижимает мои пальцы к своей груди, и я снова чувствую, как он мурлычет. Это должно что-то значить для него, что-то, о чем он действительно хочет со мной поговорить. Хотела бы я знать, что именно.

— Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что ты не женат, — шепчу я. — Иначе это станет очень странным.

Он наклоняет голову, затем показывает, что не понимает.

— Есть ли у тебя дома девушка, твоя девушка? — Слова срываются с моих губ, и я испытываю болезненное чувство ужаса и беспокойства в тот момент, когда они вырываются. Как будто я переступила через край. Как будто я разрушила чары пребывания с ним, и теперь реальность собирается подкрасться ко мне. — Кто-то, с кем ты делишь свою, эм, пещеру?

Его губы дергаются, и он качает головой, затем указывает на меня. Думаю, это должно означать, что я — его выбор? Или он останется со мной? Или, я думаю, если я хочу быть параноиком, есть миллион способов прочитать это. Но я должна знать.

— Никого? Никаких детей?

Он слегка хмурится и качает головой, затем наклоняется вперед и постукивает прямо по моей мурлыкающей груди.

Ладно, он выбирает меня. Или говорит, что нет никого, кроме меня. Это мило. Я одариваю его нервной улыбкой.

— Тогда ладно.

Мы молча смотрим друг на друга долгое, наэлектризованное мгновение. Интересно, ждет ли он, когда я сделаю первый шаг. Если так, то это может занять некоторое время. Я не уверена, что у меня хватит смелости.

Я начинаю отстраняться, а потом останавливаюсь. Что мешает мне прикоснуться к нему? Это другой мир, с другими правилами. Здесь нет никого, кто мог бы сказать мне, чтобы я была хорошей девочкой, или что я слишком застенчива или похожа на мышку, чтобы на меня смотрели парни. Здесь нет никого, кроме меня и Рокана, и он смотрит на меня так, будто я для него весь мир.

Поэтому я позволяю своим пальцам скользить вниз по выступам на его животе, к пупку. И я наблюдаю, как он отвечает на мои прикосновения.

Он втягивает воздух, и я чувствую это под своими пальцами, чувствую дрожь, сотрясающую его тело.

Я чувствую необходимость продолжать разговор, хотя у меня не хватает смелости посмотреть ему в глаза и увидеть его реакцию. Наверное, он должен понять меня, почему я такая пугливая.

— Это тяжело для меня, — говорю я ему. — Я не очень... не очень уверена в себе. Это кохлеарные имплантаты, хотя они и потрясающие. Были потрясающими. — Я хмурюсь про себя, думая о том, как тяжело без них. Но если не считать того, что первые несколько дней я была расстроена, я обхожусь без них. Рокан очень помогает. Знание того, что он не ведет себя так, будто ему в тягость пытаться общаться со мной, действительно заставляет меня чувствовать себя нормально. Мне это нужно. Я жажду этого. — Так что, да. Имплантаты. Я всегда чувствовала себя с ними таким странным ребенком, как будто я не была нормальной. Ты знаешь, как это бывает, когда ты подросток и думаешь, что ты самое ужасное, чокнутое существо на свете, даже если это не так? Это была я. Может быть, потому, что первые двенадцать лет своей жизни я была странным глухим ребенком, и у меня было не так много друзей. Мэдди заставляла всех быть милыми со мной, но если ее там не было, никто со мной не разговаривал. И даже после того, как я получила имплантат, это чувство никуда не делось. Наверное, внутри я все тот же грустный, одинокий ребенок.

И вот теперь я устно выкладываю ему свою историю. Боже. Если когда-либо и был способ отпугнуть парня, то, я полагаю, именно в этот момент. Однако я ничего не могу с собой поделать, точно так же, как не могу не поглаживать эти мышцы нижней части живота снова и снова, проводя пальцами по той части, где рельефные выступы его груди переходят в гладкий живот.

Кажется, я также не могу перестать говорить.

— Так что я никогда особо ни с кем не встречалась. И это своего рода, ну, заразительно, я думаю. Это похоже на то, что в тот момент, когда я поставила точку на свиданиях, все парни это словно почувствовали. Я полностью вышла из игры. Я за всю жизнь встречалась всего со двумя парнями. В восьмом классе у меня неделю был парень, а потом на моей первой работе я ходила с парнем на два свидания, пока он не начал задавать вопросы о моем имплантате и о том, могу ли я его снять. И это задело мои чувства, и я больше никогда с ним не встречалась, потому что снова чувствовала себя странно и неловко. Вот и вся моя история свиданий. За исключением того, что сейчас я здесь с тобой.

Я поднимаю взгляд, уверенная, что он будет смотреть на меня как на сумасшедшую. Как будто он хочет убежать и быть где угодно, только не здесь. Но когда мой взгляд встречается с его, я чувствую, как меня обжигает жар в его глазах. Там нет ни раздражения, ни стыда. Никакого раздражения или желания, чтобы я заткнулась.

Вместо этого он выглядит свирепым.

И совершенно изголодавшимся по мне.

Я дрожу, хотя мне не холодно. Мои пальцы находят его пупок, и я провожу вокруг него, затем трепещу, спускаясь ниже. И я снова смотрю на него, чтобы увидеть его реакцию.

Голод в его взгляде, кажется, усиливается. Он хватает меня в свои объятия и притягивает к себе, а потом я все-таки седлаю его колено, только на этот раз мы сидим в постели, а не лежим, и я прижимаюсь к нему. Моя рука тянется к его груди, в то время как одна сильная рука крепко обнимает меня за спину. Другой рукой он обхватывает мой затылок и притягивает меня к себе в поцелуе.

Не нежный поцелуй. Не робкий поцелуй.

Это обжигающий, яростный поцелуй, и он ощущается как клеймо. Претендующий. Поцелуй типа «нет никого, кроме тебя, Лейла». И от этого у меня перехватывает дыхание. Его язык скользит в мой рот, и тогда я вообще не могу думать — каждый раз, когда он целует меня, я удивляюсь, что на нем есть выступы, и эти выступы вытворяют всякие странные, сумасшедшие вещи с моими внутренностями. Каждый раз, когда он проводит своим языком по моему, я гораздо ближе к тому, чтобы спустить свои штаны.

Вместо этого, может быть, мне следует избавиться от его штанов.

Мысль дразнящая, и я провожу рукой по его груди, пока мы целуемся. Мысль о том, чтобы вот так взять на себя ответственность, кажется одновременно неприличной и чрезвычайно могущественной, но теперь, когда эта идея засела у меня в голове, я не могу от нее отказаться. Я хочу прикоснуться к нему. Мне нужно прикоснуться к нему.

Мне очень, очень нужно выяснить, есть ли у него там такие же выступы, как у него на языке. Или даже пенис. На самом деле, я почти уверена, что это пенис, потому что выпуклость в его набедренной повязке трудно спутать.

Но когда я опускаю руку вниз и провожу пальцами по его длине, чтобы очертить ее, я чувствую больше, чем ожидала. Вот толстый, ребристый (да, так это называется) контур его члена, который такой большой и твердый, что практически похоже на поглаживание большой бутылки с водой. Затем под ним мягкий мешочек его яичек, но когда мои пальцы обводят его у основания, я натыкаюсь на что-то твердое и почти... костлявое. Прямо над его членом.

Я так поражена этим новым открытием, что отдергиваю руку и прерываю поцелуй.

Он не понимает, что я схожу с ума. Его рука сжимает мои волосы в кулак, и он зарывается лицом в мою шею, вдыхая мой запах. Его дыхание учащенное, и когда он прижимает меня к себе, я чувствую, как его мурлыканье совпадает с моим. Я снова начинаю таять в его объятиях.

Но…

Я прикусываю губу и похлопываю его по плечу.

— Рокан?

Он отстраняется, пристально глядя на меня. В его глазах беспокойство и вопрос. И я пытаюсь придумать лучший способ затронуть эту тему. Я имею в виду, что на самом деле у меня не было большого опыта знакомства с человеческими пенисами, но я знаю, что они не идут в комплекте с дополнительными «штуками». Как мне сказать ему, что мне нужно самой проверить его «прибор», чтобы убедиться, что я хочу двигаться дальше?

Не то чтобы я была готова заняться сексом, конечно. Еще слишком рано для этого. Но, например, теперь, когда я знаю, что там что-то скрывается?

Я должна знать, что это такое.

— Можно... можно мне посмотреть на тебя? — спрашиваю я его. Я чувствую себя ужасно застенчивой и невероятно смелой одновременно. — Просто, чтобы, ты знаешь... посмотреть? Убедиться, что там нет никаких странных вещей? Никаких зазубрин, щипцов или вещей, для которых у меня нет отверстий?

Он показывает на свое тело, давая мне разрешение. О, так он не собирается делать это проще для меня? Тогда ладно. Время быть смелой и взять то, что я хочу. Я колеблюсь, затем снова кладу руку ему на низ живота.

Набедренная повязка Рокана кажется простой. Это длинный кусок кожи с толстым ремнем, чтобы поддерживать его. Также похоже, что если я развяжу завязки ремня, вся повязка просто спадет. Затаив дыхание, я остро ощущаю, как его большая рука движется вверх и вниз по моей спине, его костяшки пальцев слегка трутся об меня через одежду, и большое бедро, на котором я примостилась. У меня возникает безумное желание потереться о него, но прежде чем мы пойдем дальше, я должна увидеть «товар» лицом.