Я беру со стола завиток металлической стружки. Кручу его в руках. Он тускло-серебристый и плотный. Не похож на что-то, используемое в таком тонком приборе, как этот усилитель. На полу тоже стружка и наполовину расплавленные слитки. Я разгребаю их ногой, и там, у носка моей жуткой блестящей парадной туфли, лежит то, что я искал. Я поднимаю кусок металла и возвращаюсь к стулу с мёртвым солдатом. Металл идеально подходит к выемке у неё за головой. То же самое и с прорезями в подлокотниках и подножках.

Я взвешиваю ключ в руке. Он тяжёлый, цельный и приятный. Я только сейчас понял, что скучаю по тяжести ключа в своей груди. Он не похож на мой ключ. Он никого отсюда не выведет, но у этого ключа одержимости есть свои собственные чары, а с психическим усилителем, держу пари, именно так Мейсон заставил работать эту штуку, что позволило ему ездить верхом на людях там на Земле как Лоа[32] вуду.

Я думал, что мастерская Мейсона была наверху, но кузнечный горн и инструменты были просто для виду. Вот настоящая лаборатория. А эти мёртвые солдаты были его первыми экспериментами, когда он пытался заставить ключ работать. Это не подсказки Люцифера, и ничто из этого не приближает меня к тому, чтобы выбраться отсюда, но это всё равно полезно. У того, у кого есть ключ, также должен быть рабочий психический усилитель, тот, для которого Мейсон собирал запчасти по помойкам. Это означает, что мне не обязательно искать ключ. Если я смогу найти и разбить усилитель, это сможет уничтожить мощь ключа. А ещё лучше, если я смогу найти ключ и усилитель, то смогу поговорить с кем-нибудь в Лос-Анджелесе.

Это хорошие новости. Не открывай-шампанское-я-возвращаюсь-домой хорошие новости. Скорее, открывай-упаковку-из-шести-бутылок-пива-я-не-уронил-ключи-в-унитаз-на-работе хорошие новости. Но по прошествии трёх месяцев я приму любые хорошие новости, какие только смогу получить.

Расчленённый адовец действительно начинает вонять на всё помещение. Мне хочется вернуться в свой номер и отпескоструить всю кожу, но есть ещё кое-что.

Отдельно, в углу комнаты, стоит роскошный деревянный стол, на котором лежит чёрная лакированная шкатулка. Она идеально квадратная и невыразительная. Когда я касаюсь верха, то ощущаю слабые вибрации изнутри. Я ощупываю края и нахожу едва заметный шов. Затем другие поблизости. Нажимаю на один, и ничего не происходит. Другие смещаются на пару-тройку сантиметров. Эта чёртова штуковина — коробка-головоломка, но я не в настроении разгадывать загадки. Достаю чёрный клинок и сильно надавливаю, отрезая одну сторону. Никаких взрывов, ядовитого газа или змей с пулемётами. Хороший знак. Я отрезаю другую сторону, просовываю внутрь руки и давлю. Секунду спустя шкатулка разлетается на части градом щепок и чёрной бархатной подкладки. Довольно приятное зрелище. Как взрывающаяся чревовещательная кукла.

Что-то тяжёлое и металлическое ударяется о пол. Я пытаюсь поднять предмет, и на кончике среднего пальца появляется порез. Опустившись на одно колено, я просовываю под него клинок и поднимаю вверх, словно балансирующее яйцо. При свете я не вижу никаких острых граней. Осторожно кладу предмет на ладонь. Определённо, это оружие, но я никогда не видел ничего подобного. Когда я поворачиваю его из стороны в сторону, происходит что-то странное.

По мере того, как свет падает на него под разными углами, предмет меняет форму. Это шар с шипами размером с мандарин. Это длинный серебряный дротик с зазубринами на каждом конце. Это вращающийся конус огня. Это ледяные кастеты. Паранг[33]. Искусный нож-бабочка с шестью шарнирными соединениями, перемещающиеся под углами 180 градусов друг к другу. Что бы это ни был за нарезай-вырезай, он не предназначен для человеческих рук.

Бойцам нравилось травить байки об арене. Истории об абсолютном оружии, о котором они слышали, благодаря которому их невозможно было бы убить. После нескольких кувшинов горького адовского вина (наш приз за то, что мы пережили этот день), мы пришли к единому мнению, что абсолютным будет то оружие, что убьёт всех твоих врагов, а затем унесёт тебя на Небеса, или в Валгаллу, или в любое другое место, где, когда ты произнесёшь слово «Ад», местные спросят: «А что это?».

Один боец из какого-то адовского захолустья сказал, что видел настоящее абсолютное оружие. Оно было только у архангелов, и лишь Гавриил был достаточно храбр, чтобы пользоваться им.

«Ни один мятежный ангел не мог одолеть его, потому что каждый раз, когда он использовал своё оружие, оно становилось другим. Не было возможности напасть или защититься от этого. Прежде чем закончилась битва, тысячи наших восставших братьев и сестёр лежали мёртвыми у его ног. Эти остальные дураки думают, что нас победил Бог, но те немногие из нас, кто выжил в битве, знают, что это был Гавриил».

Я помню кое-что, что сказала Элис перед тем, как Самаэль забрал её обратно на Небеса. Я оставил её вдвоём с Нешамой, одной из пяти сущностей, составлявших Бога после Его нервного срыва. Элис сказала, что Аэлита убила Нешаму оружием, которого Элис никогда раньше не видела. Интересно, не потому ли, что то, что она видела, на самом деле было миллионом разных видов оружия? И в лучшие времена это было бы чертовски трудно описать, и ещё труднее, если это длилось лишь несколько секунд, пока кто-то потрошил у вас на глазах Бога.

Среди лакированных обломков лежит что-то вроде кожаных ножен, которые примерно соответствуют форме оружия, когда оно сконфигурировано в виде дисковой пилы. Я осторожно кладу штуковину в футляр и закрываю верхний клапан.

Интересно, Аэлита оставила оружие Мейсону, чтобы тот использовал его против меня, или он просто хранил его для неё, пока она выслеживала остальных четырёх братьев-Богов? В любом случае, теперь оно моё. Я кладу его в карман пиджака и убираюсь к чёрту из мясной лавки Мейсона.

Я направляюсь в спальню, но задерживаюсь в библиотеке, чтобы оставить красные «тащите немедленно сюда свои задницы» сигнальные карточки перед парой гляделок для Ипоса и Мерихима.

В спальне я стягиваю костюм и нюхаю его. Свежий аромат скотобойни, который так нравится всем детям, глубоко въелся в ткань. Он никогда не выветрится. Я швыряю костюм поверх мёртвой мотоциклетной куртки. Это в некотором роде утешает, видеть растущую кучу испорченной одежды. Я уничтожил много мужской повседневной одежды, пока в меня стреляли и пыряли. Теперь всё, что мне нужно, это кого-нибудь обезглавить, и у меня появится ощущение, что вот он, дом, милый дом.

Я беру из шкафа пальто и бросаю на кровать. Я чувствую себя достаточно собой, так что надеваю кожаные мотоциклетные штаны и ботинки, которые были на мне, когда я спустился сюда. В них удобно. Немного жёсткие от запёкшейся крови, по большей части моей. Надеваю свой худи. Он тоже жёсткий от крови, и один рукав отсутствует с тех пор, как один босяк[34] избавил меня от моей левой руки. Я разрубил его пополам, словно говяжью полутушу, гладиусом — своим огненным ангельским мечом. Я не снимаю перчатку, но оставляю протезную руку неприкрытой, так как никто не увидит её под пальто.

Вернувшись в библиотеку, я шлёпаю по гироскопу, как Мерихим, заставляя тот вращаться в обратную сторону. Голос из фильмов про монстров чирикает, как зарывшийся в мет-лабораторию сурок. Я проверяю на киноэкране изображение с гляделок. Бримборион слоняется по своему кабинету, улыбаясь подчинённым. Пытаясь делать вид, что всё хорошо. Он почти справляется, но если присмотреться, то можно увидеть, как у него в голове крутятся колёсики. Неужели один из этих уёбков продал меня? Может, лучше убить их всех, и пусть Бог, Дьявол или Опра рассортируют их.

В других частях дворца служащие исполняют забавные короткие кадрили, когда заворачивают за угол и обнаруживают адскую гончую. Техники в перерыве осматривают мой мотоцикл в подвале. Штатные ведьмы перебирают груды сушёных насекомых и растений. Снаружи пара офицеров выбивают дерьмо из адовца низкого ранга, а ещё один офицер при помощи длинной кожаной резиновой дубинки заталкивает в гиббет мёртвых байкеров. Похоже, книжный клуб закрылся пораньше.

Ипос и Мерихим появляются спустя несколько минут. Вынимая свой глаз, я рассказываю им о тайной комнате. Бросаю остальные гляделки в свои банки с физраствором, так что мой оказывается единственным, демонстрирующим на экран изображение. Они смотрят шоу, словно парочка в кинотеатре под открытым небом. Скучают во время тёмной части, но слегка вздрагивают, когда включается свет, давая им полный обзор игровой комнаты Эда Гейна[35].

— Какая жалость, что вы можете только видеть это место и не чувствуете запах. Это незабываемо.

— Думаешь, это работа Мейсона Фаима? — спрашивает Мерихим, когда мы подходим к первому крупному плану препарированного мозга.

— Если только это не то, что адовцы называют «поиграть в доктора».

Он бросает на меня взгляд. Я отвлекаю его, протягивая Волшебный Шар Номер Восемь[36].

— Когда-нибудь видели такое раньше?

Мерихим слишком умён, чтобы хватать предметы, которые Дьявол считает странными, но Ипос более импульсивен. Он хватает шар, поворачивает его, и тут же его ладонь пронзает шип.

Он ругается на уличном адовском низших слоёв, который звучит ещё хуже, чем обычный адовский. Словно всасывающий канализационные стоки пылесос. На экране я перемещаю тело солдата, а груда мешков для трупов на заднем плане образует пасторальную картину скотобойни. Мерихим наклоняется взглянуть на шар в кровоточащей руке Ипоса, но не делает попыток взять его.

— Что бы это ни было, от него попахивает неестественной силой. Тебе следует позволить мне взять его и похоронить в глубинах хранилищ Скинии.