Заведение Макбелла находилось в Деревне, на Шестой авеню, двумя кварталами ниже Восьмой улицы, и мы взяли такси.

Пара пустяков – найти бруклинского таксиста, согласного везти вас в Манхэттен, но вот уговорить манхэттенского ехать в Бруклин – задача нешуточная. Это лишний раз подтверждает, что мы живем в несправедливом мире. Впрочем, это ни для кого не новость.

К этому времени суматоха и гвалт, поднявшиеся у церкви Христа Спасителя, утихли, рыцари и разбойники отбыли. Рыцарями в данном случае были Рэй и двое дюжих молодцев из ближайшего участка, которых он призвал на подмогу. Шайку разбойников составляли: Меррей Файнзингер, Герберт Франклин Колкэннон, Джордж Эдвард (Кролик) Маргейт и – не забудем! – Мэрилин Маргейтс Харланом Ризом.

Джессика и Клэй пригласили нас, как и большинство присутствующих на панихиде, к себе, но я сказал, что мы заглянем к ним в другой раз. Прощание с тремя джентльменами из Филадельфии тоже было недолгим. Никто вроде бы не собирался выдвигать обвинения против Говарда Питтермана. Судя по всему, он неплохой распорядитель – когда не таскает овечек из хозяйской отары. Как я понял, Милошу Грачеку светила премия. Что касается Рэя Киршмана, то еще раньше было условлено: как только монета будет возвращена ее законному владельцу, он получает вознаграждение в десять тысяч долларов. При обычной юридической процедуре похищенная вещь должна фигурировать в суде в качестве вещественного доказательства. Однако процедура упрощается, если полицейский чин встречает понимание со стороны потерпевшего. Мистер Руслэндер не замедлил выразить такое понимание.

Таксист вез нас через Бруклинский мост. Отсюда открывался великолепный вид на воскресный город. Я сидел посередине, между Дениз справа и Каролин слева, и думал о том, до чего же я счастлив! Я только что разгадал тайны двух убийств, причем одно из них – убийство моего друга. Перед толпой народа я только что признался в совершении ограбления, но мне нечего было опасаться, что я понесу за это наказание. Я, наконец, катил в Манхэттен, и с одной стороны у меня – моя подружка, а с другой – мой кореш. Что еще нужно человеку для счастья?

Каролин была права насчет ирландского кофе. Именно такой напиток был нам нужен после всех передряг, и он оказался тем, чем и должен быть, – густой, черный, подслащенный мягким сахаром кофе с добавлением изрядной порции ирландского виски и с горкой густых взбитых сливок. Мы выпили по одной, потом по другой, и я уже начал разглагольствовать о том, что надо бы отметить сегодняшний успех обедом в хорошем ресторане, если, конечно, ни у кого нет других планов...

– Черт! – воскликнула вдруг Дениз. Мы сидели втроем за крохотным круглым столиком, на котором едва помещались три бокала на длинных ножках и огромная пепельница. Пепельница была доверху заполнена окурками, так как Дениз тянула одну за другой свои «Вирджинские тонкие». Воткнув в кучу очередной окурок, она отодвинула стул. – Нет, больше не могу.

– В чем дело?

– Ничего особенного, так. Вы еще поболтайте, а я побегу домой. А то мой парень забудет, как выглядит его мама. Когда тут закруглитесь, приезжайте ко мне, ладно?

– Можно, – сказал я.

Но Дениз обращалась не ко мне. Она приглашала Каролин. Та немного помедлила, потом кивнула.

– Прекрасно!.. – сказала Дениз и взяла свою сумочку. Оперевшись для устойчивости ладонью о стол, она поднялась и поцеловала Каролин в губы. Потом выпрямилась и пошла к выходу. Щеки ее пылали.

Несколько минут мы с Каролин молчали. Потом она перехватила взгляд официанта и заказала себе мартини. Я подумал, не заказать ли и мне, но почувствовал, что не хочу. У меня еще оставался ирландский кофе, однако и его допивать не хотелось.

– Хочу спросить тебя кое о чем, Берни, – сказала Каролин. – Как ты узнал, что Мэрилин Маргейт была наводчицей?

– Я заподозрил это, когда узнал, что она знакома с миссис Колкэннон. Я рассказывал тебе, как она ворвалась ко мне с пистолетом и стала обвинять в убийстве. Тогда она и назвала убитую Вандой. Сначала я подумал, что они подруги, но надо быть той еще штучкой, чтобы навести брата на дом подруги. Я рассудил, что это не случайность, что Кролик с Харланом забрались в особняк на Восемнадцатой улице. Тем более не случайность, что хозяев в это время не было дома.

Дальше? Когда я был в ее лавочке с этой дурацкой вывеской – «Волос великолепье», случайно услышал, как одна особа рассказывала Мэрилин о чем-то очень личном. Тут я и смекнул, что дамы делятся со своими парикмахершами буквально всем. Потом я раздобыл список похожих ограблений, совершенных поблизости от этого косметического кабинета.

– А сегодня утром узнал имена потерпевших в книге записей парикмахерской, так, Берни? Не слишком ли ты все усложнил? Проще было бы обзвонить ограбленных дам и расспросить, где они делают прическу.

– Я думал об этом. Но в таком случае у меня не было бы доказательств, что Ванда ходила именно сюда, а не куда-то еще. Кроме того, если бы в книге записей не оказалось каких-либо имен, я мог запросто вписать их.

– То есть совершить подлог?

– Я считаю это не подлогом, а средством ускорить следствие. И еще. Кто знает, сколько часов мне пришлось бы проторчать у телефона, причем без гарантии на полный успех? Я – вор, и у меня особый, м-м... нетрадиционный способ решать проблемы. Но главное – мне надо было посмотреть, там ли пистолет.

– Какой пистолет?

– С которым Мэрилин явилась ко мне. Говорила, что должна положить его назад, в ящик хозяйки. Слава Богу, пушка была на месте. Если б ее там не было, это означало бы, что она у нее в сумочке... А это уже проблема. Надо было бы предупреждать Рэя, а то, глядишь, пальнула бы с испуга прямо в церкви.

– Понятно...

– Угу... Послушай, Каролин...

– Вот гадство... Ты, наверное, хочешь поговорить о Дениз?

– Не знаю, что я хочу. Но, видимо, нам следует поговорить, как ты думаешь?

– Гадство и еще раз гадство!.. Наверное, следует. – Каролин допила свой мартини и огляделась, ища глазами официанта. Его не было видно, и она поставила бокал на стол. – Черт знает, как это случилось. Ей-богу, я не хотела.

– Она же тебе не нравится.

– Не нравится? О чем ты говоришь, Берни? Я терпеть ее не могу.

– И она не очень-то хорошо к тебе относилась.

– Она? Да она меня вообще не замечала! Презирала, говорила, что я недомерок, воняющий псиной.

– А ты ее жердью и костлявой кобылой...

– Выходит, ошиблась.

– Как же все-таки?..

– Сказала, не знаю, значит, не знаю. – Она схватила за куртку проходящего мимо официанта и сунула ему пустой бокал в руки. – Поскорей! – кинула она ему и обернулась ко мне: – Честное слово, Берни, не знаю, как это произошло. Видимо, нас всегда тянуло друг к другу, и мы скрывали это за внешней враждебностью.

– Вот это скрытность! Почище, чем в Уотергейте.

– Да уж. Я себя ужасно сейчас чувствую. И Дениз тоже. Сначала мы просто старались не фыркать и не кидаться друг на друга, как кошки. И вдруг нас как будто током ударило. Мы обе это почувствовали. Бред какой-то, думаю, быть того не может, во-первых, потому, что она твоя подруга, а во-вторых, – не из наших она.

– Ну и?..

– А она, смотрю, все больше заигрывает. Ты же знаешь, Берни, я перед чем угодно могу устоять, только не перед этим. Ну и... Короче, она пристала ко мне...

– Дениз – пристала?

– Ага.

– Не думал, что она лесба.

– Никакая она не лесба. Баба как баба, хоть кобеля заводи, если мужиков не хватает. На нее просто что-то нашло – захотелось попробовать со мной. Вот я и подумала, отчего не попробовать разок, а там видно будет. Не думаю, что у нас роман века, и вообще, Берни, если это повредит нашим с тобой отношениям, то хрен с ней, с Дениз. Баб кругом – хоть пруд пруди, а такого кореша, как ты, еще поискать надо!

– Да ладно, Каролин, ничего.

– Нет, чего, бред какой-то.