ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Женщина из банка извинилась за то, что заставила его ждать, хотя на самом деле прошло не более нескольких минут. Ее звали Марджори Ху, и она, казалось, искренне стремилась помочь, как будто он застал ее в трудный день, когда приветствовался любой перерыв в рутине.

- Я Джеффри Экинья, - запинаясь, произнес он. - Родственник покойной Юнис Экинья. Ее внук.

- В таком случае я очень сожалею о вашей потере, сэр.

- Спасибо, - торжественно произнес он, выдержав благоразумную паузу, прежде чем перейти к делу. - Юнис держала депозитную ячейку в этом отделении. Понимаю, что как член семьи я имею право ознакомиться с содержимым.

- Позвольте мне разобраться с этим для вас, сэр. Некоторое время назад были проведены некоторые восстановительные работы, так что, возможно, мы перенесли коробку в другую ветку. Вы знаете, когда был арендована эта ячейка?

- Некоторое время назад. - Он понятия не имел. Кузены ничего ему не сказали, предполагая, что они вообще знали. - Но это все равно будет на Луне? Я только что из Африки.

Он путешествовал, как любой другой турист, и уехал на следующий день после встречи с кузенами. После прохождения процедуры выезда в Либревиле его усыпили и упаковали в пассажирскую капсулу размером с гроб. Капсула была подана, как пулеметный патрон, в камеру ожидания капсульного нитепоезда с тупым корпусом, где она автоматически вставлялась на место и подключалась к внутренним шинам питания и биомонитора, вместе с шестьюстами идентичными капсулами, плотно упакованными для максимальной эффективности транспортировки.

А три дня спустя он проснулся на Луне.

Не было ощущения, что он путешествовал дальше, скажем, Китая, - пока он не сделал свой первый неуверенный шаг и не почувствовал нутром, что он больше не на Земле. Он позавтракал и завершил иммиграционные процедуры для сектора, управляемого африканцами. Как и было обещано, пришло сообщение от кузенов: подробности о заведении, которое он должен был посетить.

Ничто в отделении Центральноафриканского банка в Копернике его не удивило, кроме того факта, что оно было точно таким же, как и любой другой банк, в котором он когда-либо бывал, от Могадишо до Браззавиля. Тот же запах нового ковра, та же мебель с эффектом дерева, та же подчеркнутая вежливость персонала. В условиях лунной гравитации все передвигались вприпрыжку, и акценты были разными, но это были единственные признаки того, что он был не дома. Даже изображения на стене, сменявшие друг друга, были в основном изображениями наземных объектов. Реклама продвигала страхование путешествий, пенсионные программы, инвестиционные портфели.

Марджори Ху попросила его посидеть в маленькой комнате ожидания без окон с растением в горшке и фальшивым видом на океанские волны, пока она проверит местонахождение банковской ячейки. Он легко собрался в поездку, запихнув все необходимое в большую черную спортивную сумку на молнии с выцветшим логотипом сбоку. Он держал сумку между ног, выковыривая земную грязь из-под ногтей, пока дверь снова не открылась и не вошла Марджори Ху.

- Нет проблем, - сказала она. - Она все еще находится в наших хранилищах. Мы работаем там уже тридцать пять лет, то есть примерно столько же, сколько у нас был филиал в Копернике. Не могли бы вы последовать за мной?

- Я предполагал, что вы захотите проверить меня или что-то в этом роде.

- Мы уже это сделали, сэр.

Она повела его вниз по лестнице. Двери, достаточно тяжелые, чтобы выдержать давление в случае аварии, распахнулись при приближении женщины. Она повернула голову, чтобы посмотреть на него, пока они шли.

- Мы вот-вот выйдем за пределы досягаемости расширения, а я не говорю на суахили. - Из кармана юбки она вытащила маленький пакет, завернутый в пластик. - У нас есть переводчики для наушников.

- На каких языках вы говорите?

- Мм, давайте посмотрим. Китайский и английский, немного русского, и я изучаю сомалийский и хауса, хотя оба они все еще находятся в стадии проработки. Мы можем нанять человека, говорящего на суахили, который будет сопровождать вас, но это может занять некоторое время.

- С китайским у меня все в порядке, но подозреваю, что английский будет проще для нас обоих. Я даже знаю несколько слов по-сомалийски, но только потому, что на нем говорила моя няня. Она была милой леди из Джибути.

- Тогда перейдем на английский. - Марджори Ху убрала наушники. - Через несколько мгновений мы потеряем расширение.

Джеффри едва почувствовал этот переход. Это был отказ от неопределенных плавающих возможностей, а не внезапное сокращение потоков открытых данных.

- Сюда когда-нибудь заходил кто-нибудь, для кого вы не могли перевести? - спросил Джеффри.

- Ни разу с тех пор, как я здесь. Любому, кто говорит на таком непонятном языке, лучше иметь подкрепление. - Тон голоса Марджори Ху микроскопически изменился теперь, когда он услышал звуки ее речи, генерируемые гортанью.

Последний комплект герметичных дверей привел их в хранилище. Стены комнаты, похожей на морг, были уставлены маленькими шкафчиками с серебристо-оранжевыми фасадами, высотой в шесть уровней, всего около двухсот. Учитывая фактическую невозможность совершения кражи в контролируемом мире, в такого рода мерах по обеспечению сохранности больше не было особой необходимости. Несомненно, банк рассматривал размещение этих ящиков как утомительную обязанность по отношению к своим пожилым клиентам.

- Это ваша, сэр, - сказала она, направляя его к определенному ящичку, расположенному тремя рядами выше от пола, единственному в комнате с зеленой лампочкой над ручкой. - Открывайте ее, когда захотите. Я выйду, пока вы не закончите. Когда закончите, просто задвиньте ячейку обратно в стенку; она защелкнется сама по себе.

- Спасибо.

Марджори Ху издала тихий, нервный покашливающий звук. - Я обязана сообщить вам, что вы остаетесь под наблюдением. "Глаза" не являются достоянием общественности, но в случае проведения расследования мы были бы обязаны предоставить записанные изображения.

- Это прекрасно. Я и не предполагал бы иного.

Она выдавила деловую улыбку. - Я оставлю вас наедине с этим.

Джеффри поставил свою сумку, когда она вышла из комнаты, и дверь между ними с шумом захлопнулась. Он не терял времени даром. От его прикосновения ячейка выдвинулась из стены на гладких металлических направляющих, пока не достигла предела своего перемещения. Она была с открывающейся крышкой, внутри лежала коробка кремового цвета поменьше. Он вытащил коробку и поставил ее на пол. Даже с учетом лунной гравитации она показалась ему неожиданно легкой. Значит, никаких золотых слитков. Коробка, на которой был нанесен логотип банка, имела простую откидную крышку без замка или защелки. Он открыл ее и заглянул внутрь.

В коробке лежала перчатка.

Перчатка от скафандра. Слои ткани чередуются с пластиковым или композитным покрытием, придающим гибкость и прочность. Ткань была серебристой или грязновато-белой - трудно судить при тусклом освещении хранилища, - а пластины бежевыми или, возможно, бледно-желтыми. На манжете перчатки было соединительное кольцо из сплава, что-то вроде металлической вставки синего цвета со сложными позолоченными контактами, которые, предположительно, фиксировались на месте, когда перчатка крепилась к рукаву костюма. Перчатка была вычищена, потому что, несмотря на ее кажущуюся неряшливость, его руки остались незапятнанными.

Это было все, что там было. Ничего не зажато в пальцах, ничего не помечено снаружи. Он не мог разглядеть, что там внутри. Он попытался просунуть в нее руку, но не смог просунуть сустав большого пальца за манжету.

Джеффри не знал, почувствовал ли он разочарование или облегчение. Может быть, немного и того, и другого. Испытал облегчение от того, что здесь не было ничего, что могло бы запятнать память Юнис - ни одного компрометирующего документа, связывающего ее с каким-нибудь давно умершим тираном или военным преступником, - но слегка разочаровался, что не было чего-то более интригующего, какого-нибудь загробного росчерка, подходящего завершающего камня, которого требовала ее жизнь. Просто удалиться на лунную орбиту, дожить оставшиеся дни в Зимнем дворце и умереть было недостаточно.

Он начал укладывать перчатку обратно в коробку, готовясь убрать ее обратно в ячейку.

И остановился. Он не мог сказать почему, кроме того факта, что перчатка, казалось, заслуживала большего внимания, чем он ей уделял. Единственной константой в жизни Юнис было то, что она была практична, безжалостна к сантиментам и бессмысленным жестам. Она бы не положила туда эту перчатку, если бы она что-то не значила - и для нее, и для того, кто должен был найти ее после ее смерти.

Джеффри сунул перчатку в свою спортивную сумку. На нее он уложил толстовку футбольного клуба "Ашанти", сверху прижал своей бейсболкой, вернулся к теперь уже пустой коробке, снова закрыл ее и убрал обратно в ячейку. Он вдавил ее в стенку, после чего ячейка со щелчком встала на место, и зеленый индикатор сменился красным.

Он открыл наружную дверь и вышел из хранилища.

- Все готово, - сказал Джеффри сотруднице банка. - Во всяком случае, на данный момент. Я так понимаю, трудностей с повторным доступом не возникнет?

- Вовсе нет, сэр, - ответила Марджори Ху. Если у нее и был какой-то интерес к тому, что он нашел в коробке, то она хорошо это скрывала. Для меня это большое дело, - подумал Джеффри: - семейные секреты, незаметные командировки на Луну, депозитные ячейки с таинственным содержимым. Но она, должно быть, приводит сюда дюжину человек каждую неделю.

Все еще держа перчатку при себе, он направился к станции подземной железной дороги. Прозрачные вакуумные трубы, пробитые сквозь стены терминала на разных уровнях, протянулись между платформами, соединенными спиральными переходами и извилистыми эскалаторами. Все было стеклянным и полупрозрачным. Там были торговые площади и обеденные зоны, огромные многоэтажные скульптуры и баннеры, водопады, фонтаны и что-то вроде звенящей, ниспадающей каскадом фортепианной музыки, которая следовала за ним повсюду, как потерявшаяся собака.