Красавчика не стало, но у него остались навыки. Он мог отпускать остроумные остроты, он мог быть обаятельным, не прибегая к вкрадчивости, и он знал, как заставить людей открыться и рассказать ему то, что они обычно держали при себе. Но его лицо было барьером, который он не мог преодолеть. Работать на Джима больше не было возможности.

После этого он пробовал другие вещи. Ни одна из них не казалась ему подходящей, пока Кэрран и Кейт не отделились от Стаи. Он подписал контракт об отделении через полчаса после того, как Кэрран подписал свой. Он стал Серым Волком в городе, тем, кто приходил и находил тебя, если ты облажался и причинил боль не тем людям. Он помогал тем, кто в этом нуждался. Он стоял между теми, кому причинили боль, и теми, кто причинил вред. Он устранял угрозы, и вскоре одного его имени было достаточно для сдерживания. Так казалось правильно. Теперь его лицо соответствовало ему самому, соответствовало его чувствам и роли, которую он выбрал. Шуткам — нет.

Были и другие вещи, о которых он иногда думал, но эти вещи были вне его досягаемости. Он понял суть. Достижение того, чего он хотел, приносило ему боль. Не было необходимости делиться этим ни с кем. Объяснять это все было бы слишком долго, и звучало бы слишком мелодраматично.

— Остался ли еще сыр?

— Швейцарский?

Он сморщил нос. Швейцарский вонял.

— Какой придирчивый-препридирчивый.

Он вообще любил сыр. Лучше всего была моцарелла. Он отломил кусочек швейцарского и подержал его во рту на языке, чтобы посмотреть, заглушит ли вкус запах. Этого не произошло.

Джули наклонилась.

— Вода отступает. Еще полчаса, и мы сможем идти.

С неба упала тень. Он бросился вперед, оттаскивая Джули. Камень размером с баскетбольный мяч врезался в колонну в футе от ее ног. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как черная тень птицы заслонила луну, а когти размером с серп нацелились ему в лицо. Он прыгнул вправо и вверх, нанося удар птице сбоку. Она закружилась, взмахивая большущими крыльями, когда огромный желтый клюв обрушился на него, как топор. Когти вонзились в него со вспышкой ослепляющей боли. Он схватил хищника левой рукой за горло, правой — за левую лапу и потянул, пытаясь разорвать огромную птицу на части. Та завизжала пронзительным воплем, который почти оглушил его.

Джули закричала у него за спиной.

Он оглянулся, на камне никого не было. Страх впился в него ледяными зубами. Он поднял глаза и увидел ее, свисающую со второй огромной птицы на высоте двадцати пяти футов в воздухе.

Он отшвырнул птицу от себя, вложив в бросок всю свою силу.

Джули упала.

Отчаяние толкнуло его на безумный прыжок. Он поймал ее в воздухе, облегчение пронзило его, когда его руки сомкнулись вокруг нее, а затем он изогнулся, пытаясь приземлиться на колонну. Камень ударил его по ногам. Он тяжело приземлился, удар отразился от его ног, и он упал назад, пытаясь удержать их от падения с края. Она приземлилась на него. На мгновение они оказались лицом к лицу, а затем она спрыгнула с него.

— Сумка!

Он перекатился на ноги. Две птицы взмыли в воздух над ними, растворившись в ночном небе. Он прищурился и увидел рюкзак Джули, висящий в когтях правой птицы.

— У них камень! И образец! Черт возьми! — Джули топнула по колонне. — Черт возьми!

Она жива, сказал он себе. Расслабься. Все хорошо.

— Они летят на северо-восток, — сказал он. — Это в противоположную сторону от базы Уоррена и Адамса. Ты что-нибудь видишь?

Она встала и подошла к самому краю площадки камня и замерла в дюйме от падения, глядя на город, будто это был бесконечный океан цвета индиго, и она искала тот единственный парус на горизонте. Она медленно повернулась и указала.

— Там.

— Еще один светящийся камень?

Она кивнула.

Как и следовало ожидать, он ничего не мог разглядеть.

— Где?

Она указала на северо-восток, в том самом направлении, куда улетели птицы.

— Может быть, в пяти-шести милях.

Он оглянулся на них.

— Уоррен там.

Она повернулась и посмотрела в сторону Уоррена.

— Там ничего нет. Если птицы принадлежат Адамсу, то он забрал то, что у него было вон там, или же птицы принадлежат кому-то другому, или Адамс знает, как спрятать камень.

Он обыскал темный город.

— И ты не видела такого раньше?

— Нет.

— Допустим, я Калеб. Я хочу сверкающий камень, но мне не нравится пачкать руки. Я посылаю неких придурков забрать два куска камня. Они получают один от Лютера, но проваливают другую работу, убивают людей, и появляются копы. Поэтому я нанимаю неких идиотов-оборотней, чтобы они достали для меня камень и принесли его сюда. Я разрушаю связанный оберег, охраняющий это место, чтобы гребаные русалки съели оборотней.

— Потом, когда рассветет, лобасти спрячутся, а я приду и заберу камень, — сказала Джули. — Легко.

— За исключением того, что на месте Калеба я бы хотел убедиться, что все прошло по плану.

— Ты бы остался и посмотрел. — Глаза Джули сузились. — Ты бы увидел, как мы убиваем лобасти, а потом прячемся на колонне. Ты бы знал, что мы будем заперты здесь как минимум на час. Достаточно времени, чтобы составить новый план, призвать несколько птиц и забрать у нас камень. А потом попросить их отнести его туда? — Она указала на северо-восток. — Почему?

Если Калеб и наблюдал, то издалека, потому что Дерек его не учуял. Он мог спрятаться в любых руинах вокруг. Выслеживать его было бессмысленно — он уже ушел, отправился на северо-восток со своим собственным куском магического камня. Он ожидал, что они последуют за ним. У него было достаточно времени, чтобы устроить ловушку.

— Два варианта. Либо ему нужно что-то там сделать с тем камнем, либо он понял, что мы увидим, где он. Мы продолжаем вмешиваться и портить его планы. Возможно, он приготовил ловушку.

Дерек хотел бы знать, для чего нужен камень.

Джули смотрела вдаль, вероятно, на светящийся камень, с напряженным выражением лица. Она знала о ведьмах намного больше, чем он. Кейт была родственницей одной из трех пифий. Ее звали Евдокия, и Джули проводила с ней уроки каждый вторник.

— Что ты знаешь об Адамсе? — спросил он.

— Он колдун. — Она произнесла это слово так, словно оно было противным на вкус.

— Ведьмак. — Он знал это, также он знал, что Адамса боялись. Людям не нравилось упоминать его имя.

— Нет. — Она покачала головой. — Он не ведьмак.

— В чем разница?

— Ведьма стремится к равновесию. Для ведьмы все взаимосвязано. Все — это клубок связующих нитей, потяни за один конец слишком сильно, и может получиться узел, который никто не сможет развязать. Если ты болен, ведьма исцелит тебя, потому что чума — это дисбаланс, но если ты придешь к той же ведьме с просьбой подарить тебе еще один год жизни с помощью магии, она тебе откажет, потому что ты просишь о чем-то неестественном, а за это всегда есть цена. Слово «ведьма» происходит от древнеанглийского wicca, древнего слова, означающего практикующего магию. В древненемецком есть похожие на это слова, например, wigle или wīh, и они всегда означают такие вещи, как предсказание, или святой, или знание. Калеб Адамс не ведьмак. Он чернокнижник. Это слово происходит от древнеанглийского wærloga. Оно означает предатель, лжец, враг. Клятвопреступник. Его волнует только собственная выгода, и он перережет все возможные нити, чтобы получить то, что он хочет. Вот почему они изгнали его из ковена. Он нарушил завет. Нет предела дерьмовым поступкам, на которые он способен, чтобы добиться своего. Евдокия ненавидит его. Каждый раз, когда она упоминает его имя, она сплевывает в сторону.

Такой человек хотел бы заполучить магический светящийся камень только по одной причине — из-за власти. Адамс уже однажды убил ради него. Он убьет ради него снова, и если получит его, то будет использовать для продолжения убийств. Дерек подумал об Айвзах. О пятнах и запахе крови, вызывавшем отвращение, потому что он знал, кому она принадлежала, и потому что она звала его, угрожая разбудить то, что он держал прикованным глубоко внутри.

— Есть только одна вещь, которую можно сделать, — сказал он.

Она посмотрела на него с опасением на лице.

— Давай вернем камень, — предложил он ей.

Джули оскалила зубы. Она не была оборотнем и никогда им не станет, но прямо сейчас, при свете луны, она улыбалась как волчица.