ГЛАВА 17 Мистер Тинни-Вилли

Харлоу

— Доброе утро, куишле, — его голос шелковистый, с легкой утренней хрипотцой. Мой живот сжимается, вспоминая, как тот же голос становился глубоким и мучительным, когда он изливает свое семя, выкрикивая мое имя. Я сажусь за кухонную стойку, и он двигает ко мне горячую кружку кофе.

— Куда ты убежал прошлой ночью? — потягиваю кофе, зажав теплую чашку обеими руками. Его волосы взъерошены ото сна, а серые треники низко висят на бедрах. Я прилагаю все усилия, чтобы не отводить взгляд от лица на его обнаженный пресс.

— Мне больше нравились твои натуральные волосы, — его губы кривятся.

— Прости?

— Ты покрасила их в темный цвет из-за меня, нет? — от его наглой ухмылки мне хочется выплеснуть на него горячую жидкость.

— Не льсти себе, — я насмехаюсь.

— О, детка, ты сама мне льстишь, — он опирается локтями на край стола и наклоняется вперед, хватая конец моей длинной косы. Ухмыляется. — Мне нравится, что они длинные, без разницы, какой цвет. Дает то, за что можно держаться.

— Ты когда-нибудь не думаешь о сексе? — я отбрасываю волосы за спину, в недосягаемое для него место.

— Редко, — он отталкивается от стойки и открывает холодильник. Уродливый череп на его спине, смотрит на меня. Мой взгляд прослеживает рельефные пластины его мышц до длинного шрама.

— Откуда у тебя этот шрам?

— Получил на турнире по поединкам, — говорит он с серьезным лицом, и я не могу удержаться от смеха.

— Ах, да, мой рыцарь в сияющих доспехах, — успокаивающее тепло оседает в моих костях от этой легкой шутки. Это кажется... почти нормальным, домашним. Он ругается, доставая обугленный хлеб из тостера. Может ли это стать моей реальностью? Флирт за завтраком с подгоревшими тостами?

— Хотя, я уверена, что рыцарь должен спасти принцессу из башни, а не запереть ее.

— Почему? — говорит он, огибая стол и подходя ко мне. — Я запер тебя, чтобы ты была в безопасности, но теперь, когда русских нет на пути...

— Подожди, что ты имеешь в виду? — в моем сознании мгновенно возникает образ семейной фотографии Бет на выпускном вечере. Ее родители, бабушка, дедушка и дядя Иван стоят вокруг, все сияют от гордости, когда она держит свой диплом, ее шапочка сидит косо на голове со светлыми волосами. — Они...

— Я не убивал их, если ты об этом беспокоишься - по крайней мере, никого важного, — он смотрит на меня так, будто я трачу его время, но я не могу поверить в то, что больше не смогу продолжить расследование.

Я вскакиваю с табурета.

— Что, черт возьми, ты натворил, Кэш? — у меня трясутся руки, когда я понимаю, что любая смерть во имя защиты меня — это кровь на моих руках. Глупый мираж милого утра разбивается вдребезги. Вот моя реальность.

— Что я сделал? — Кэш подходит, так близко, что мне приходится отклонить голову назад, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я сделал то, что должен был, чтобы обеспечить твою безопасность - когда ты это поймешь, Харлоу? — мой желудок скручивает, ведь он редко называет меня по имени, внезапно осознавая, что меня больше устраивало слово, которое я даже не понимаю: ку-иш-ле.

— Только я могу причинять тебе боль и ломать, — я чувствую, как его грудь гулко отдается от силы, с которой он говорит, тяжелыми, хриплыми, точными слогами. — Но также, лишь я могу тебя защищать и заботиться. И я буду делать для это все.

Я сглатываю, чувствуя, что моя душа только что была куплена за тот хаос, который он устроил от моего имени.

— Это была семья Бет.

— И с ними все в порядке, — его руки дрожат по бокам в сжатых кулаках. — Господи, ты думаешь, я не знаю, что с тобой будет, если уничтожу твои единственные живые связи с ней? Ты действительно думаешь, что я поступлю так с тобой, даже если они заслужили это, что подвергли тебя опасности? Может, я и монстр, но я твой монстр, — он хмурится, но в его глазах боль, как будто я отвергла подарок. — И чертова благодарность тоже не помешает.

Ненавижу слабость в себе, которая хочет извиниться за то, что я такая обуза. Но я также поняла, что Кэш хочет не хочет слабачку, и я такой не буду. Поэтому борюсь с желанием попросить его простить меня и подсластить его самолюбие. Слишком многих женщин учили сжимать себя в угоду мужскому эго. Я отказываюсь подчиняться.

— Не буду говорить тебе спасибо, если не знаю, за что благодарить.

Он втягивает нижнюю губу между зубами.

— Я перехватил их входящие поставки кокаина. Потом взорвал их один за другим, пока он не согласился проверить мое алиби. Я спросил Стеллу, какие видеозаписи ты смотрела, которые убедили тебя, что я говорю правду, и показал их Козлову. Он тоже счел их вполне убедительными.

Я падаю обратно на свое место.

— И все, угроза просто исчезла? Ты сказал, что весь город будет охотиться за мной.

— Они никому не рассказали. Не хотели, чтобы кто-то другой добрался до тебя первым.

— Откуда ты знаешь, что они говорят правду?

— Потому что после того, как Козлов рассказал мне, я засунул пистолет в штаны его секунданта и спросил, правдив ли его слова, или его маленький член поплатится.

Я в шоке смотрю на нег.

— Ты бы серьезно отстрелил ему член?

— Куишле, я бы отстрелил свой собственный член, лишь бы ты была в безопасности, — говорит он с однобокой улыбкой. Жутко, но... вроде как мило?

Сладость пропадает, когда мне приходит в голову другая мысль.

— Если бы не я, ты бы убил его, да?

— Без раздумий, — его слова скользят, как тающий лед. — Никто не смеет нарываться на мою семью, а потом жить припеваючи. Никто не выживал. До сих пор.

Его предыдущие слова эхом отдаются в моем сознании.

— Но, раз уж только ты можешь причинять мне боль...

— Не так, куишле. Никогда, — он прижимается к моему лицу, его большой палец гладит мою щеку. Его нефритово-зеленые глаза становятся серьезнее. — Я причиню боль твоему телу, потому что знаю, что ты любишь боль. Сломаю твою решимость, потому что мне нравится слышать твои мольбы. Но не буду ранить твою душу или разбивать сердце.

— Кэш...

Входная дверь распахивается, и внутрь заходит белая женщина средних лет, а за ней Альфи, в руках которого коричневые пакеты с продуктами.

Кэш бросает на них быстрый взгляд, но затем его глаза возвращаются к моим.

— Ты меня поняла? — я киваю, хотя и не уверена. Он прижимает губы к моему лбу, затем отстраняется, чтобы поприветствовать прибывших.

Наклоняется, чтобы поцеловать пожилую женщину в обе щеки. У нее короткий боб, выкрашенный в коричневый цвет, хотя у корней волос проглядывает седина. Она улыбается от уха до уха, обхватив Кэша за плечи.

— Я не думала, что ты будешь дома, но рада увидеть своего любимого маленького Лисёнка, — она сжимает его руки, прежде чем отпустить и повернуться ко мне. Она оглядывает меня сверху до низа, как будто у меня две головы. — И кто это у нас здесь?

Я поднимаюсь, чтобы пожать ей руку.

— Здравствуйте, я Харлоу.

— Донна. Приятно познакомиться, — у нее южный акцент.

— Мне тоже. Жаль, что я не выгляжу более презентабельно. Кэш не сказал, что его мама приедет, — я натягиваю ночнушку и заправляю выпавшие пряди волос за ухо. Кэш поворачивает голову с того места, где помогает Альфи распаковывать продукты, его лицо твердое, как камень, и мне вдруг становится страшно.

Она неловко смеется.

— Я просто домработница, а не его мама.

— Пойдем со мной, — кричит Кэш, хватает меня за руку и тащит по коридору в свою спальню.

Он захлопывает за собой дверь. Его подбородок опущен на грудь, а плечи напряжены. Когда он медленно поднимает голову, в его глазах закипает беспокойство. Я готовлюсь к тому, что будет дальше. Если он хочет выйти из себя из-за невинной ошибки, которую, черт возьми, мог бы предотвратить, представив меня сам, тогда хорошо, что он уладил эту вражду с русскими, и я могу свалить отсюда.

Едва не падаю с ног от того, что он делает дальше.

Я сталкиваюсь с его грудью, когда он тянет меня вперед, обхватив мое лицо руками. Все еще оправляюсь от шока, когда его рот прижимается к моему.

Чувствую, как его отчаяние излучается через ладони, сцепленные по обе стороны от моей головы. Он с жаждой целует меня, уговаривая открыться нежным языком мой рот. Обхватываю его шею руками, это ощущение естественно и необходимо, как дыхание. Моя мягкая грудь прижимается к его твердой груди, а он опускает руку, чтобы схватить мое бедро и крепче прижать к себе.

Я тихо вскрикиваю, когда он тянет меня за волосы, чтобы откинуть мою голову назад. Его грудь поднимается и опускается в такт биению моего сердца.

— Она бы полюбила тебя, — шепчет он, в его голосе слышна боль. Мне не нужно спрашивать, о ком он говорит. Я узнаю эту боль, как свою собственную.

— Когда она умерла?

Его хватка, запутавшаяся в моих волосах, ослабевает, и он массирует мне затылок.

— Почти пятнадцать лет назад... — он резко заканчивает предложение, но его губы приоткрываются, словно он еще не закончил говорить. Я повторяю его движения, нежно поглаживая затылок, и жду. — У нее тоже была мишень на спине.

Он сглатывает и отказывается смотреть мне в глаза, когда я спрашиваю:

— Ее убили? — ему не нужно отвечать мне устно, чтобы я поняла. — Братва — это только начало, да? Пока я с тобой, то всегда буду в опасности.

— Нет, — он поднимает голову и повторяет: — Нет.

— Но...

— Я эгоистичный ублюдок, куишле. Я выбрал тебя. И никогда не отпущу, никогда не позволю никому забрать тебя.

Я не понимаю, что плачу, пока его покрытая чернилами рука не стирает слезу с моей щеки. Образ лисы, который раньше преследовал меня по ночам, теперь вытирает мои слезы. Зажмуриваю глаза и прислоняюсь к его ладони, позволяя себе хоть раз просто почувствовать.

Отбрасываю назад свои страхи и всю логику, которая кричит мне бежать. Я отбрасываю все это, пока не чувствую только тепло его ладони и ощущения в груди, привязывающие меня к нему. Чувствую, как мои легкие раздуваются, грудь прижимается к его груди, твердой и горячей. Держа глаза закрытыми, я наклоняю лицо вверх, приглашая его к поцелую.