7

7

Николай

Два часа ночи, а я все еще не сплю и смотрю в темный потолок над своей кроватью. Частично это из-за того, что мое тело все еще находится в душанбинском времени, но в основном я просто слишком взвинчен, мои мысли мечутся между планами на Брансфорд и адреналиновыми воспоминаниями о вчерашнем дне. Последние особенно навязчивы, наполняя мою грудь всевозможными бурными эмоциями.

Хлоя убежала от меня. Я чуть не потерял ее. Еще несколько минут и…

Блядь. Хватит значит хватит.

Складываю нож с кровати и иду к шкафу, чтобы натянуть шорты для бега. Я уже бегал этим вечером. Как только я закончил купать Хлою и уложил ее на ночь, я зашнуровал кроссовки и вышел. Но мне нужен еще один заход. Это или хороший, жесткий спарринг с Павлом или охранниками. Или еще лучше, пробежка и спарринг, так как мне нужно еще и избавиться от серьезного сексуального расстройства.

Прикосновение к мокрому обнаженному телу Хлои без ее траха потребовало всей моей силы воли, а потом еще немного.

Прежде чем выйти из комнаты, я включаю видео с Хлои на своем телефоне. Я попросила Павла установить небольшую камеру на телевизор над ее кроватью, пока я ее купала, чтобы я могла следить за ней, не заходя в ее спальню и не нарушая ее сна.

Как и ожидалось, на экране моего телефона видно, как она прячется под одеялом в темноте, и только звук ее ровного дыхания наполняет тишину. В отличие от меня, она мирно спит, и я этому рад. Ей нужен хороший отдых, чтобы прийти в себя, поэтому я должен держаться от нее подальше, как бы это меня ни убивало.

Я сильнее дикого зверя внутри меня.

По крайней мере, я надеюсь, что да.

Оставив телефон в своей комнате, я спускаюсь вниз, и моя грудь расширяется, как только я выхожу на улицу. Ночь темная и прохладная, горный воздух свежий и чистый.

Я отправился в лес, сбегая с горы и в лес, по моему обыкновению. Но на этот раз, вместо того, чтобы вернуться в дом после того, как я отработал большую часть своей беспокойной энергии, я направляюсь к северной стороне комплекса, к бункеру охранников.

Я не удивлюсь, обнаружив там Павла, играющего в карты с Аркашем и Буревым у костра. Как и я, он, должно быть, слишком закручен, чтобы уснуть, даже с Людмилой рядом.

Увидев меня, он вскакивает на ноги, и остальные тоже. — Все хорошо, — говорю я, показывая им, чтобы они расслабились. «Просто нужна тренировка, вот и все».

— Ты понял, — говорит Павел, его глаза блестят от нетерпения. «Ножи или нет?»

— Ножи, конечно.

Охранники предоставляют оружие, и в течение следующих сорока минут мой разум блаженно свободен от всего, кроме примитивной цели выживания, не быть разрезанным на куски безжалостным клинком Павла. Дважды меня чуть не выпотрошили; трижды я чуть не промахнулся, когда мне перерезали яремную вену. Павел не выдерживает ударов, и к тому времени, когда я, наконец, прикасаюсь острым лезвием к его горлу, мы оба покрыты жгучими порезами и порезами.

Задыхаясь, я отступаю назад и возвращаю нож Аркашу, который хлопает меня по плечу в знак поздравления. Ни один из охранников не настолько хорош, чтобы сразиться с Павлом с клинком и победить, но опять же, никто из них не обучался у него с тех пор, как они были в возрасте моего сына.

Оставив их заниматься своими делами, мы с Павлом вместе возвращаемся домой. Поначалу мы оба слишком устали, чтобы много говорить — ссора была такой изматывающей, как я и надеялся, — но когда дом появляется в поле зрения, Павел тихо говорит: — Знаешь, ты действительно должен ее простить.

Я смотрю на него с удивлением. «Хлоя? У меня уже есть." Как бы меня ни огорчало, что она сбежала, я понимаю, почему она это сделала. То, что сказала ей моя сестра, напугало бы любого, не только уязвимую молодую женщину, которая уже повидала худшее, что есть в человечестве.

"Нет. Алина». Павел бросает на меня косой взгляд. «Она расстроена. Людмила застала ее плачущей».

Блядь. Я должен был знать, что он встанет на сторону моей сестры. «Она должна быть расстроена. Она облажалась, по-крупному». Мои слова звучат резче, чем я намеревался. Я пытался не зацикливаться на роли Алины во всем этом, но дело в том, что Хлоя чуть не умерла .

Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить Алину за это.

— Она знает, что облажалась, — ровным голосом говорит Павел. — Но она все еще твоя сестра.

— А кровь гуще воды, да?

Он игнорирует мой сарказм. — Ей нехорошо так расстраиваться. Головные боли…

— Я знаю все о ее чертовых головных болях. Я делаю успокаивающий вдох. «Послушайте, я не отсылаю ее и не наказываю ее каким-либо образом. Мы все равно отпразднуем ее день рождения в пятницу, как и планировали. Но ты не можешь ожидать, что я просто прощу и забуду. Высоко или нет, но Алина знала, что делает, когда открыла свой большой рот и вручила Хлое эти ключи от машины».

— Но она не знала. Выражение лица Павла мрачное, когда он встает передо мной, преграждая мне путь. — Ты не сказал ей, что Хлоя в смертельной опасности. И не забывай, почему прошлой ночью она была под кайфом.

Мои коренные зубы скрежещут друг о друга. «Уйди с моего гребаного пути. В настоящее время." Он может быть моим другом и наставником, но если бы я прямо сейчас приставила нож к его горлу, мне было бы все равно — не с темными воспоминаниями, всплывающими в моей голове, наполняющими мой желудок ядовитой смесью ярости, ужаса, горя, и вина.

Алине нужны лекарства по моей вине.

Каким бы большим ни был ее косяк, он не может сравниться с моим.

Павел должен понимать, что зашел слишком далеко, потому что он мудро уходит с моего пути и бросает тему. Мы преодолеваем оставшееся расстояние до дома в напряженной тишине, все преимущества нашего спарринга сводятся на нет из-за этого короткого обмена мнениями.

Я сейчас никак не засну.

Не тогда, когда я снова чувствую, как мой клинок вонзается в живот моего отца, и вижу чудовище, которое есть я, в его умирающих глазах.