Глава 10

Трис наблюдала за тем, как Кис поднял всех, и собрал в гостиной Фэрузы, чтобы оповестить об убийстве Яли. Результатом стал хаос. Занта ударилась в истерику. Фэруза засадила в стену кулаком, пытаясь удержаться от слёз; Поппи сидела и качалась, заливаясь слезами; проживавшие там мужчины засыпали Киса вопросами. Глаки сжала свою куклу и кричала, зовя свою покойную мать и Тётю Яли.

— Убери её отсюда! ‑ взвизгнула Фэруза. Поппи, пошатываясь, встала, сгребла ребёнка в охапку, и вынесла наружу.

Трис подошла к завывавшей Занте, и подумала было отвесить пощёчину, чтобы та прекратила истерику. Её удержала крупица жалости. Вместо этого она взяла из кошеля на своей перевязи нюхательный флакон, который она носила с собой как раз для подобных случаев. Трис вынула пробку, и провела флаконом у Занты под носом. Блондинка мгновенно вдохнула и закашлялась. Запах заставил вздрогнуть даже стоявших рядом с ней мужчин.

— Что это за дрянь? ‑ потребовал флейтист, миловидный молодой парень с бронзового цвета кожей и серо-зелёными глазами. ‑ Пахнет ужасно!

— Моя знакомая, которая это приготовила, называет это средство «Безотказное», ‑ ответила Трис, вновь закупоривая флакон. Она решила не упоминать о том, что её приёмная мать Розторн не уважала истерики. Травы для её версии нюхательной соли были выбраны соответствующим образом. ‑ Нам нужно воды.

Пока Занта пила, Трис огляделась. Барабанщик удерживал Фэрузу, его мышцы были напряжены, не давая ей снова распустить руки. Трис вспомнила, что слышала, как что-то разбилось, пока занималась Зантой: на полу у ног Фэрузы лежала разбитая на части тарелка. «Глаки же может наступить», ‑ подумала она, и пошла за метлой, чтобы подмести осколки. Закончив, она взглядом поискала Глаки. Ребёнок отсутствовал, как и Поппи.

Так же недоставало одного из мужчин-яскедаси. Он вскоре вернулся, разнеся вести по соседям. С ним пришли другие, мужчины и женщины, чтобы оплакивать погибшую и проклинать убийцу вместе с городом, который не беспокоился о смертях яскедаси. Вскоре у Трис дико заныла голова. Медвежонок и Чайм сбежали из комнаты ещё в момент прихода первых гостей.

Когда Трис окинула набитое людьми помещение в последний раз, она увидела, что Поппи вернулась. Брюнетка сидела вместе с Фэрузой, они распивали содержимое кувшина вместе со своими соседями. Поппи всё ещё плакала, беззвучно.

Трис спросила у одного из мужчин, где находится комната Яли — она решила, что Поппи оставила Глаки там. Трис подумала, что девочка, наверное, поплачет, пока не заснёт, но ей не нравилась мысль о том, что Глаки проснётся в одиночестве.

Трис вышла во двор, обрадовавшись прохладному, менее спёртому воздуху. Она на минуту позволила дождю падать себе на голову, наслаждаясь успокаивающим ощущением бьющих по её косам капель. Тогда-то, среди мягкого стука капель, она и услышала всхлипы. Глаки сжалась под лестницей на верхние этажи, рыдая, зарывшись лицом в мех Медвежонка. Чайм сидела на её плече и ворковала, расчёсывая спутанные волосы ребёнка своими когтями.

С миг Трис могла лишь в ужасе глазеть на них. Поппи что, просто притащила сюда ребёнка, и оставила плакать в одиночестве?

Как часто сама Трис это делала — заползала в угол, чтобы плакать, зная, что в она небезразлична лишь домашним животным? Она не теряла мать или тётку, как это случилось с Глаки, но её постоянно передавали от одних родственников к другим. Именно услышав о том, что из-за её странностей Трис отошлют жить к другому родственнику, она уходила плакать в укромном уголке. Когда скончалась Кузина Юрэлль, у которой она прожила дольше всех, Трис оплакивала не злую, скупую старуху, а потерю самого постоянного дома на её памяти.

Она тронула девочку за плечо. Глаки вздрогнула, и сильнее прижалась к Медвежонку, подняв руку, чтобы защитить лицо. Трис мягко отвела её руку в сторону. На щеке девочки ясно проступал отпечаток ладони. Поппи дала девочке пощёчину, чтобы заставить её умолкнуть.

— Это всего лишь я, Глаки. Ты видела меня вчера, помнишь? ‑ Трис произнесла всё это нежным голосом, садясь на плиты галереи первого этажа. Она прислонилась спиной к деревянной колонне.

— Мама, ‑ наконец прошептала девочка. ‑ Тётя Яли. Когда они вернутся домой?

Трис подтянула колени к груди, и обняла их руками. Она знала, что не умеет обращаться с детьми, хотя этому конкретному ребёнку искренне сочувствовала. Что она могла сказать? Что другие люди говорили в таких случаях?

Она знала только то, что она скажет. Трис ненавидела людей, которые пытались увильнуть от правды:

— Они умерли, Глаки. Мама и Тётя Яли умерли. Они не вернутся домой.

Слёзы наполнили глаза девочки. Они полились вниз по её грязным щекам.

— Нет, ‑ ответила Глаки, мотая головой. ‑ Нет.

— Мне жаль, ‑ мягко сказала Трис. ‑ Да.

Глаки снова начала хныкать, затем завыла. Трис прикусила губу, пытаясь решить, как правильно поступить. В конце концов она приняла решение, руководствуясь знанием Сэндри, её добросердечной названной сестры. Трис села рядом с Медвежонком, и потянула Глаки себе на колени. Девочка сопротивлялась, пытаясь вернуться к псу.

— Собачка! ‑ закричала она, багровея лицом.

— Это Медвежонок. Его так зовут, ‑ объяснила Трис, тяжело дыша и таща к себе брыкающегося ребёнка. ‑ Он никуда не денется. Если сядешь со мной, то он будет здесь, как и Чайм. Нам нужно поговорить, Глаки. Тебе нужно усвоить новые, трудные уроки. Хотела бы я, чтобы тебя им научил кто-то милый, но тебе придётся обойтись мной. ‑ Она наконец забрала девочку к себе на колени. Глаки выла, била Трис по груди кулачками и стучала пятками по земле. Трис решительно удерживала её, продолжая тихо говорить: ‑ Это неправильно, то, что случилось с твоей матерью и Яли. Я надеюсь, что ты вырастешь кем-то поразительным, чтобы жизнь возместила тебе все эти несчастья. Почему, как ты думаешь, говорится, будто боги тебе благоволят, когда вываливают на тебя ужасные вещи? Потому ли, что другое объяснение — что горе является результатом случайностей, и что это не помощь пытающихся сделать тебя сильнее богов — это объяснение слишком жуткое, чтобы над ним задумываться? Давай всё же считать, что это — боги. Будем считать, что это чья-то воля.

Продолжая говорить, не останавливаясь, на любые приходившие ей в голову темы, вне зависимости от того, понимала её Глаки или нет, она прижимала девочку к себе. Трис так привыкла к брыканию ребёнка, что сначала даже не заметила, что плач Глаки стал утихать, и что её маленькое тельце расслабилось в объятиях Трис. Только когда Глаки начала тихо посасывать большой палец, уткнувшись Трис в грудь и похныкивая — только тогда та поняла, что можно ослабить хватку. Её руки и ноги покалывало от того, что они долго находились в одном и том же положении. Она убрала мокрые, спутанные кудри с лица ребёнка.

— Вот так хорошо. ‑ Она помедлила, затем неловко поцеловала Глаки в лоб. ‑ Мы не можем позволять тебе недужить, вдобавок ко всему остальному.

Прошло некоторые время, прежде чем Глаки позволила Трис встать, не закатывая истерику. Каждый раз, когда ребёнок повышал голос, Трис садилась обратно. Наконец Глаки сама встала у Трис с колен.

— Горшок, ‑ прошептала она, избегая взгляда Трис.

— Ночной горшок? ‑ спросила Трис. Глаки кивнула. Трис со стоном поднялась на затёкшие ноги. ‑ У вас тут нету настоящей уборной? ‑ Глаки покачала головой. ‑ Чудесно, ‑ сказала Трис, разминая затёкшую спину. Она протянула ладонь: ‑ Показывай, где, ‑ сказала она.

Глаки взяла её за руку, и повела вверх по лестнице. Медвежонок последовал за ними, а Чайм ехала у него на спине.

— Пойдём туда, где ты спишь, ‑ предложила Трис.

По опрятности комнаты и по отсутствию пыли Трис догадалась, что это была комната Яли, а не Иралимы. Пока Глаки пользовалась горшком, Трис открыла ставни, чтобы впустить воздух. Она на миг высунулась из окна, призывая к себе свой любимый ветерок. Он приехал вместе с ней от самого Спирального Круга, и был самым преданным спутником Трис на знойном юге. Когда она протянула руку, ветерок обвился вокруг неё.

— Найди Нико, ‑ дала она указание. ‑ Скажи ему, что я в порядке, и что я не знаю, когда буду дома. ‑ Ветерок понёсся прочь.

Она уже потерпела неудачу, посылая ветра на поиски убиваемой женщины, но что ещё она могла сейчас сделать, чтобы помочь? Кис совсем пал духом — слишком сильно, чтобы пытаться сделать ещё один шар. Никто этого не упоминал, но Трис было совершенно ясно, что они не могли полагаться на то, что убийца будет ждать день между нападениями — только не после того, как он забрал Яли на следующий же день после предыдущей жертвы.

Она должна была что-то сделать. Кроме ветров у неё ничего не было.

Трис огляделась. Глаки и Медвежонок свернулись вместе на кровати, девочка наблюдала, как пёс спит. Чайм сидела на подоконнике рядом с Трис, склонив голову на бок и с любопытством в глазах.

— Ты полежишь тут немного, молча? ‑ спросила у Глаки Трис. ‑ Мне нужно кое-что сделать. Тут будет ветрено, но не волнуйся. Это всего лишь я. Я — маг. Я могу делать вещи с ветром. ‑ Она не была уверена, что девочка поняла, но полагала, что не помешает говорить так, будто та понимает. Трис никогда не могла взять в толк, зачем взрослые говорят с детьми как с младенцами.

Она подошла к двери, и распахнула её, призывая свои ветерки со двора. Она также позвала любые потоки воздуха в Капике, которые ответят на зов, притягивая их к себе через дверь и окно. Они влетели внутрь, заставляя одеяла, занавески, юбки, волосы и шерсть качаться, и они немного покружились вокруг Глаки, Медвежонка и Чайм, с любопытством их исследуя, прежде чем окружить Трис.

Она позволила своей силе растечься вокруг, по возможности пытаясь передать звуки, которые хотела услышать, и досадуя, потому что было бы гораздо проще, если бы она могла видеть то, мимо чего дули ветры. Только убедившись, что дальнейшие объяснения ничего не дадут, она отпустила их.