- Хор-рошо быть холостяком! - Раттак быстро прошел в гостиную, из нее - в спальню, вернулся в гостиную. Широко раскинул в стороны руки. Хорошо! - повторил он: - Пусть ненадолго, но - сам себе хозяин! Хорошо!

- Значит, план прежний: выпить - и в "Ройял". Возражений нет? Тогда что будете пить, господа? - Виктор уже доставал из бара бутылки, рюмки. Раджан отправился на кухню за соками и содовой. Раттак молчал, подозрительно рассматривая новенький магнитофон. Наконец, все трое уселись в кресла, закурили. Виктор взялся за горлышко пузатой матовой бутылки:

- "Наполеон"?

- Славный коньяк! - одобрительно прогудел Раттак.

- Императорский, - слабо улыбнулся Раджан. Однажды у Виктора он имел неосторожность выпить почти полбутылки этой огненной жидкости - потом целый день провалялся в постели.

- За что выпьем, господин Раттак?- спросил Виктор.

- По мне, самый лучший тост - никакого тоста!

Раттак громко захохотал, обнажив крупные желтые зубы заядлого курильщика.

"Боится, что я предложу обычный тост "агентов Москвы": "За мир и дружбу", - подумал Виктор. Вслух предложил:

- За объективных и честных газетчиков!

Раттак вежливо хихикнул. Залпом выпил. Сам себе налил. Снова выпил залпом. Раджан тянул по капле.

"Психологию национальную учитывает, козел! - весело подумал Виктор. Небось, с западниками цедит тот же коньячишко по унции в час. А с русским фужерами. По монастырю и служба. Ну-ну, Раттак, валяй. Ловчи дальше". Спросил:

- А теперь за что?

- За большевиков! - Раттак опять громко захохотал.

Виктор молчал.

- Ведь им принадлежит пальма первенства во всем, - продолжал Раттак. - Они запустили спутник. Они разгромили Гитлера. Они совершили революцию. Они же сотворили и хаос. Американцы - "Эмпайр стейт билдинг". Англичане - железную дорогу. Ной - ковчег. Большевики - хаос. Ха-ха-ха!..

- Что верно, то верно, - отвечал со злой веселостью Виктор. - Была и революция. И победа была. И спутники. А вот Великий хаос двадцать девятого-тридцать третьего годов и многие ему подобные - это уже из другой оперы - из классической западной оперы, в которой участвуют сотни миллионов голодных статистов! Выпьем за то, чтобы никогда процветание одиночек не строилось на несчастьи целых народов.

Лохматый каламбурист поморщился.Но выпил.

- Вы читали сегодняшний номер "Индепендент геральд"? спросил Раттака Виктор.

- Не люблю читать издания, которые дышат на ладан. Извините, но это так, Раджан-джи. Эта газета умрет вместе с Маяком. А он далеко уже не мальчик. К тому же страдает комплексом неполноценности. "Неполноценный, видите ли, - социализм в Индии строим..."

- Маяк - один из немногих, кто действительно стоит за социалистические преобразования в индийском обществе, - неожиданно резко возразил Раджан.

На мгновенье Раттак опешил. От Раджана он, видимо, такого не ожидал. Затем выкрикнул:

- Демагог он, твой Маяк! Демагог вы-сше-го ка-ли-бра!

- А Неру? Разве не то же говорит ваш премьер-министр? осторожно спросил Виктор.

- Ну, Неру - это еще далеко не Индия! - огрызнулся раттак.

"Это уж точно, - подумал Виктор. - По Раттаку, Индия это монополии, концерны, тресты, банки. И земельные магнаты. И твердый курс на Запад. Во всем. До конца. Для таких Киплинг безнадежно устарел. Восток, переиначенный на их манер, должен во что бы то ни стало сойтись с их Западом!.. А выпил господин Раттак уже прилично. Даже белки глаз покраснели. Пожалуй, самое время ошарашить его вежливым вопросиком".

- Неужели вы действительно верите в призыв к "рабскому труду"? Виктор отпил глоток, поставил рюмку на стол.

- Какой "рабский труд"? - Раттак недоуменно смотрел Виктору прямо в глаза.

- Ну, тот, к которому якобы так настойчиво призывал советский посол Бенедиктов, - вступил в игру Раджан.

- Ах, вот что! - Раттак широко заулыбался. - Во-первых, я полагал, мы собрались, чтобы побеседовать о девочках...

Он встал, подошел к стене, долго рассматривал репродукцию с герасимовского полотна "В бане", бормоча что-то одобрительно себе под нос. Потом вдруг выключил магнитофон - даже выдернул штепсель из розетки.

- Во-вторых, - усаживаясь в кресло, проговорил он, - если призыва якобы не было, то почему бы в любой газете, хотя бы и в "Индепендент геральд", не поместить опровержение?

- От имени посольства? - спросил Виктор, разглядывая на свет напиток в своей рюмке.

- Разумеется. В таком случае "Хир энд дер" от дальнейших выступлений по этому поводу воздержалась бы.

- Не слишком ли это... - вспылив, Виктор никак не мог подобрать нужное слово. - Не слишком ли это несолидно для посольства великой державы?

- Ха! Как вы сказали? "Несолидно"?! Ха-ха! Со мной судятся монархи и премьеры, уважаемый господин пресс-атташе!

- Господин Раттак, - примирительно заметил Раджан, - а если спуститься на землю?

- Я на земле. Я очень даже на земле, любезный Раджан-джи, добродушно усмехнулся Раттак. И повернулся к Виктору: - Ну, а вы, чего бы вы, собственно, хотели?

- Я бы хотел, уважаемый господин Раттак... мне казалось, что если бы вы сами опубликовали в своей газете опровержение...

- Никогда! ни за что на свете! - решительно воскликнул Раттак. - Даже если бы вы предложили мне тысячу, десять, сто тысяч рупий. Слышите? - И вид у него был такой, словно Виктор уже протянул ему чек на эту сумму, а он не желает этот чек даже видеть. - Я потеряю доверие читателей. Доброе имя, которое мои предки и я создавали с таким трудом. Нет и нет!

"Пустой номер. С самого начала было ясно, - тоскливо думал Виктор. Еще хорошо, если только этим дело и кончится. Ведь от него чего хочешь можно ждать. Возьмет и тиснет у себя в газете фельетон о нашей сегодняшней встрече..."

"Ничего у Виктора не выйдет, - отметил про себя Раджан. - Раттак получил за заметку доллары. Сполна. Конечно, очень соблазнительно получить и за публикацию заметки и за опровержение на нее. Но даже и для такой свиньи, как он, это чересчур грязно".

- И последнее, - сказал Раттак. - Уж очень несимпатичен мне этот ваш Бенедиктов. Занес меня в какие-то свои черные списки. На ваши приемы не приглашают. На пресс-конференции тем более...

- Ну, это дело поправимое, - сказал Виктор.

Раттак, разливая коньяк по рюмкам, в ответ улыбнулся, словно хотел сказать: "Что ж, вот тогда и поговорим"...

- Выпьем за мужское братство, - произнес он возвышенно и прочувствованно.

Через полчаса Картенев, Раджан и Раттак сели в шоколадный "крайслер" и помчались в ресторан. Раттак был заметно навеселе, но руль держал твердо. В "Ройяле" стоял прохладный полумрак. Пока они осматривались, к ним рысцою направился владелец ресторана, румяный француз с фатоватыми усиками.

- Парле ву франсэ, месье? - спросил он с дежурной улыбочкой. И, не дожидаясь ответа, не переставая тараторить, проводил их в открытый бельэтаж, где Виктором был зарезервирован столик.

заказывали, пользуясь большим, в полгазетной полосы, и объемным, в двадцать пять страниц, меню. Закурили. Шторы наглухо задернуты. Высоко на стенах - старинные фонари, в которых тускло горят свечи. Стены облицованы черным деревом. Столики причудливых форм. В центре нижнего этажа невысокая эстрада. На ней четыре джазиста. Перед эстрадой на крохотном пятачке, свободном от столиков, четыре пары, плотно обнявшись, щека к щеке, то замирают,то едва двигаются. Блюз. Но вот зачастил твист. И - как по команде - пары задергались, завихлялись. Время от времени гитарист подходит к микрофону и приятным, слабеньким тенорком тянет:

"Этот парень сам меня покинул,

А того парня бросила я.

Этот парень из груди моей сердце вынул,

У того парня сердце вынула я.

А зачем мне сердце того парня?

Этот парень - вернись, вернись!"

Не обращая внимания на заунывный мотив, Виктор, Раттак и Раджан начали свою трапезу, перемежая ее шутками, анекдотами, пикировкой...