Я моргаю. Если бы я не была так зла, я бы, наверное, увидела в этом гениальность. Он сыграл в совершенстве, манипулировал и оркестровал каждое движение до тех пор, что даже я не смогла этого предвидеть. Заставить людей поверить, что Габриэль главный, в то время как на самом деле это была я, — это именно то, что меня задело.

— Хорошо сыграно, — шепчу я.

Изо рта Ронана вырывается облачко дыма.

— Я хотел бы сказать тебе, как очень умно было сыграть раненого маленького оленёнка вместо кровожадного льва.

— Хорошо. Ты заполучил картель, так чего же ты хочешь от меня? — я быстро теряю терпение, и мой темперамент обвивается вокруг меня, как виноградная лоза.

— Всё. — На его лице появляется садистская ухмылка, его глаза полны обещаний именно… всего.

Он сдвигается с места, и его пиджак распахивается, обнажая белую рубашку, туго обтягивающую его мускулистую грудь. Под этой утончённой внешностью скрывается что-то смертоносное и дикое. Я помню, каким опасным казалось его твёрдое тело, прижатое к моему, как лезвие вонзилось мне в бедро. Угроза. Обещание. Немногие мужчины могут давать такие обещания, но этот… Я знаю, что он бы справился. Это не должно захватывать меня, но это так. Я должна быть в такой ярости из-за того, что он забрал то, что принадлежит мне, но это не так.

Ронан Коул бросил вызов: достойный соперник.

Это не Хесус Гарсия, который ходил за мной по пятам с высунутым членом и танцевал под любую мелодию, которую выстукивали мои наманикюренные ногти. Внезапно всё, что было до этого, кажется несущественным и незначительным. Если я смогу выиграть, я выиграю всё. Мой взгляд скользит по его дико красивым, точёным чертам лица. Какое удовольствие я получила бы, играя в его извращённую игру власти. Мой разум перебирает все дикие и опасные возможности.

— Что ж, я с нетерпением жду, когда ты попробуешь это сделать, — говорю я. Это вызов, угроза, мольба. Я уже ничего не знаю, но больше всего на свете мне бы хотелось пойти на войну с этим ублюдком.

Он наклоняется через диван, прижимаясь губами к моей шее.

— И это всё — включает и тебя. — Прежде чем я успеваю отреагировать, он смеётся прямо мне в ухо и отодвигается на другой конец дивана. — Позвони своему брату, — говорит он, вытаскивая из кармана телефон и протягивая его мне.

— Зачем?

— Разве ты не хочешь поговорить с ним?

— Только не по твоему указу.

Он суёт телефон мне в руку.

— Это была не просьба.

— Если хочешь, чтобы мой брат бегал вокруг, как твоя сучка, позвони ему сам. — Я прижимаю телефон к его груди.

Из его груди вырывается звериное рычание. Его рука выползает, как змея, и он хватает меня за горло до синяков, но я всё равно улыбаюсь ему. Тихий голосок в глубине моей головы подсказывает мне действовать осторожно, но я всегда показываю этому голосу средний палец. Его хватка усиливается, и я наслаждаюсь болью, вызовом в его хватке.

— Я не буду танцевать под твою дудку, Русский.

Он отпускает меня и со смехом откидывается на спинку дивана.

— Ты сделаешь это, или твой драгоценный картель заплатит. Я разберу его на части, кусочек за кусочком, и закончу с обезглавленным трупом твоего брата.

— Тебе нужен картель, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Мне ничего не нужно. А теперь позвони ему, дай ему знать, что ты в безопасности и всё хорошо.

Я хочу стереть эту самодовольную ухмылку с его лица, но вместо этого встаю с дивана и набираю номер Гейба. Я могла бы сказать, что Русский блефует, но иногда нужно выбирать, за что сражаться. Мне не нужно вступать с ним в войну из-за телефонного звонка. К сожалению, моя гордость с этим не согласна, так что я должна проглотить её.

Телефон звонит дважды, прежде чем отвечает.

— Привет, — произносит Гейб.

— Габриэль. — Ронан наблюдает за мной с дивана, небрежно покуривая сигару и командуя своими маленькими марионетками.

— Камилла!

— Включи его на громкую связь, — говорит Ронан. Я хмуро смотрю на него, а он просто приподнимает бровь.

— Это тот ёбанный Русский? — спрашивает Гейб.

— Да. — Я включила громкую связь. — Не хочешь рассказать мне, почему ты решил расстелиться под ним? — я едва могу подавить свою ярость. Я оказалась в такой ситуации, потому что мой тупой брат вляпался в какое-то дерьмо, пока я была в тылу врага, пытаясь убить Хесуса и вернуть наш город обратно.

— Это сложно, — стонет он, — очень сложно, но он помог нам заполучить Хуарес.

— А теперь я в его доме в качестве пленницы, — говорю я с рычанием.

— Скажи этому бледному ублюдку, что он может отсосать мой колумбийский член!

Мой брат опрометчив и может спровоцировать наших врагов, как никто другой, но у него есть определённая манера обращаться со словами. Я подхожу к пианино и кладу локти на крышку.

— Мне сказали позвонить тебе. Я предполагаю, что это доказательство моей жизни, — говорю я, и он вздыхает. — И что, он угрожает убить меня, и ты вдруг становишься его сучкой?

— Мила…

— Как продвигается бизнес? — повисает пауза. — Гейб?

Ронан щёлкает пальцами.

— Хватит болтовни, — велит он. Я смотрю на него и приподнимаю бровь.

— Скажи этому засранцу, чтобы поцеловал меня в задницу, — отвечает Гейб. — Хесус мёртв, и Лос-Зеты охотятся за нами.

— Хесус мёртв?

Все фрагменты внезапно складываются воедино в моём сознании. Я смотрю на Ронана, и на его губах медленно появляется улыбка. О, теперь понятно. Помоги Габриэлю выиграть войну, а затем посади его на фальшивый трон с его сестрой в качестве залога, чтобы он хорошо себя вёл. Умно. Действительно, гениально. Неужели Габриэль никогда не слышал, что не следует заключать сделки с дьяволом? Я отключаю телефон от динамика и прижимаю его к уху.

— Ты заключил сделку с Ронаном? — спрашиваю я.

Ронан свирепо смотрит на меня.

— Повесь трубку.

— Он держал меня за яйца, — кричит Гейб.

Ронан встаёт, и я отступаю, огибая пианино, чтобы оно оказалось между нами.

— Мне насрать, — рычу я в трубку. — Что у него могло быть на тебя, Габриэль, ты тупой ублюдок?

— Всё, блядь, что угодно, Мила! Он как чёртов дьявол. Думаю, он владеет грёбаным ФБР!

Ронан, должно быть, услышал это, потому что его губы изогнулись в улыбке.

— Маленькая кошечка, я теряю терпение. — Он кружит вокруг пианино с сигарой в руке, и я повторяю его движения.

— Разберись с Лос-Зетами. Потроши их грёбаных шлюх, убивай их жён и детей, сожги их бизнес дотла. Если ты потеряешь мой картель, я повешу тебя на твоих собственных ёбаных кишках, Габриэль! — я вешаю трубку и пододвигаю телефон по пианино к Ронану.

— Как дико, — глаза Ронана вспыхивают, когда он поднимает трубку.

— Я оскорблена! Ты держишь меня в плену, заключая сделку с моим ебучим братом. Почему ты не пришёл ко мне и не заключил сделку? — я складываю руки на груди.

— Ты даже не можешь следовать простым инструкциям и повесить трубку. С какой стати мне заключать сделку с кем-то вроде тебя? Такая вспыльчивая. — Ронан цокает языком. Он затягивается сигарой и отходит в сторону, а я двигаюсь в противоположную сторону.

— Ах, но гнев эффективен, — говорю я.

— На самом деле это не так. — На его лице появляется снисходительная усмешка. — В конце концов, посмотри, к чему это тебя привело.

— Тебе повезло, Русский. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Мы оба это знаем.

— Я позволю тебе верить в то, во что ты хочешь верить. Я бы предположил, что такому человеку, как ты, трудно смириться с поражением.

Я наклоняюсь вперёд, упираясь локтями в пианино, и его взгляд на секунду опускается на мою грудь.

— Люди наиболее опасны, когда их загоняют в угол. — Я провожу пальцем по лакированной крышке пианино. — Как животные.

— А ещё, когда людей загоняют в угол, они оказываются в ловушке. Как и животные. — Он вдыхает. — Позволь мне прояснить одну вещь: я не из тех, кого можно испытывать. Ты делаешь то, что я говорю, и когда я это говорю.

— Можешь держать меня в плену сколько угодно, Русский, но это не значит, что я буду играть эту роль.

— Я не уверен, что ты понимаешь, что на самом деле означает слово «пленница». — Он наклоняется ко мне через пианино, его глаза сверкают какой-то болезненной формой восторга.

— Ты стал бы не первым мужчиной, пытающимся удержать меня, — говорю я.

И все они в конце концов поплатились за это.

Когда твой отец — могущественный наркобарон, ты становишься очень ценной… для всех, кроме него.

— Нет, я ничего не пробую. Я преуспеваю во всём. — Он затягивается сигарой, позволяя струйкам дыма пробираться сквозь его идеальные губы. — Я буду держать тебя так долго, как мне заблагорассудится.

— О, как нам будет весело, — саркастически говорю я, отходя от пианино и усаживаясь на диван. — Всё это дерьмо вокруг я могла бы сжечь. — Я провожу пальцем по подлокотнику его бархатного дивана.

Его глаза изучают меня, пока он обходит пианино и садится рядом со мной. Может быть, мне следует быть осторожной с ним, но мне нравится этот трепет предвкушения. Мне нравится, как бьётся моё сердце в груди, нравится непредсказуемость всего этого. Он мог бы убить меня. Он мог бы поцеловать меня.

Возможности, возможности.

— Ты мне не нужна, Камилла. Хесус оставил тебя, чтобы трахать. Я же держу тебя просто для развлечения… — он машет сигарой в воздухе. — По крайней мере, на данный момент.

Без предупреждения он хватает меня за волосы и притягивает моё лицо к себе на колени. Кожа головы горит, когда я борюсь с ним. Он слишком силён для меня, чтобы сопротивляться, и легко удерживает меня, душа меня в пряном аромате его одеколона, когда он сильнее прижимает моё лицо к своей промежности.

— Предупреждаю тебя, я кусаюсь. — Я обнажаю зубы.

Он приподнимает бёдра, его член набухает у моей щеки.

— Я даже отсюда чувствую запах твоей киски, — произносит он. — Как же нам с тобой будет весело!

Мой темперамент борется с первобытным желанием, стремительно пронизывающим меня насквозь. Я ненавижу его, но сексуальное напряжение между нами — обещание насилия — это как головокружительная форма прелюдии, от участия в которой я не могу отказаться.