10

КАЛЛИ

Я вздыхаю, когда пара рук обнимает меня за талию. Руки обвиваются вокруг меня, крепко прижимая к себе.

Я не предвидела его приближения, несмотря на то, что стояла перед зеркалом и серьезно обсуждала сама с собой, хватит ли мне сил справиться с сегодняшним днем.

Он утыкается лицом в изгиб моей шеи и вдыхает мой аромат.

— Как ты держишься? — Шепчет Алекс, от его порыва воздуха у меня мурашки бегут по коже.

— Плохо, — признаюсь я.

— В любое время, когда ты захочешь выбраться оттуда, все, что тебе нужно сделать, это сказать слово.

Я киваю в знак согласия. Он не в первый раз дает мне такие обещания, но я знаю, что это не то, на что я могу положиться.

— Я должна быть там, Алекс. Я нужна Нико. — Мои мысли ненадолго возвращаются к маме. Я должна чувствовать себя виноватой за то короткое время, что я видела ее с тех пор, как мы потеряли папу. Но я просто не хочу. В моем сердце слишком много боли и горя, чтобы позволить что-либо женщине, которой, очевидно, наплевать на то, как у меня идут дела.

За последние несколько дней я возвращалась сюда пару раз, в основном потому, что мне нужно было забрать кое-какие вещи. В основном, школьная работа, в надежде, что это могло бы как-то отвлечься, но, хотя я могла сидеть и пялиться в свои учебники, реальность заключалась в том, что ничего не выходило. Слова просто крутились передо мной, оставляя меня в не лучшем положении, чем, когда я начинала.

Единственное, что я смогла прочитать и по-настоящему впитать, — это статьи о ранней беременности, которые мы с Алексом читали вместе.

Бабочки порхают у меня в животе, когда я вспоминаю, каким милым он был, лежа со мной, пока я читала вслух, чего ожидать в первые недели, чтобы он мог учиться вместе со мной.

— Он справится. Но у него есть все мы. И Бри придет, верно?

— Да, хотя я не уверена, что он будет так уж впечатлен, когда узнает об этом.

Как она и обещала, Бри пыталась увидеться с Нико с тех пор, как мы поговорили на днях, но каждый раз он наотрез отказывался. Сначала у него было оправдание, что он все еще занят поисками выживших в развалинах, но поскольку власти прекратили поиски, а затем у дяди Дэмиена не было другого выбора, кроме как сделать то же самое после того, как он не нашел никого, ни живого, ни мертвого, в течение нескольких дней у него не было опоры.

Сейчас он просто ведет себя как придурок.

Я имею в виду, я понимаю. Я тоже не хочу открываться миру прямо сейчас. Я бы с радостью навсегда спряталась в квартире Алекса, если бы это означало, что мне никогда не придется столкнуться со своей новой реальностью.

Поскольку среди развалин загородного клуба нет никаких признаков Деймона и никаких других намеков на то, что могло произойти какое-то чудо и он мог выбраться — чем все любят меня дразнить и вселять ложную надежду, — единственный серьезный вывод из всего этого заключается в том, что он был похоронен слишком глубоко и что мы никогда его не найдем. Перспектива этого, необходимости наблюдать, как растет мой живот, иметь нашего ребенка, жить без него разрывает меня надвое. Это своего рода глубоко укоренившаяся боль, от которой я не уверена, что когда-нибудь избавлюсь.

— По крайней мере, это даст ему еще о чем подумать, — легкомысленно бормочет Алекс.

Он поднимает голову, кладет подбородок мне на плечо, изучает меня в зеркале. Мое черное платье облегает меня, как вторая кожа, и его глаза темнеют, когда он оценивает это.

— Ты выглядишь сексуально, малышка Си.

— Не совсем тот вид, в котором я собиралась присутствовать на похоронах моего отца.

— Нет, я знаю. Но ты все равно должна быть способна чувствовать себя хорошо, пока все разваливается.

— Не уверена, что это возможно.

Убирая с меня руки, он кладет обе свои огромные ладони мне на живот.

— Ты должна сосредоточиться на хорошем, — шепчет он. — Они оба будут так гордиться тобой, и даже если их здесь нет, ты просто знаешь, что они будут очень сильно любить этого малыша.

— Прадва? — спрашиваю я, когда мои глаза наполняются слезами. Моя тушь, может быть, и водостойкая, но я не думаю, что даже самая дорогая марка в мире способна выдержать подобные слова, когда Алекс произносит их.

— Ты знаешь, что это правда.

Когда его глаза снова поднимаются на мои, его собственное горе сияет так же ярко, как и мое.

Извиваясь в его объятиях, я обнимаю его за плечи и крепко прижимаю к себе.

— Спасибо тебе, — шепчу я ему на ухо. — Я бы ничего из этого не смогла сделать без тебя.

— Конечно, ты справилась бы, Кэл. Ты Чирилло, ты можешь справиться с чем угодно.

У меня в животе тяжестью сидит страх перед тем, с чем мне придется столкнуться сегодня.

Раздается стук в дверь наверху лестницы, прежде чем она открывается. Мы с Алексом расстаемся, когда Джослин зовет нас вниз. — Машины приехали.

— Мы будем через минуту, — отвечает Алекс, очевидно, понимая, что у меня нет ни малейшего шанса выдавить слова из гигантского, беспорядочного комка эмоций в моем горле.

Он отступает от меня, берет мои щеки в ладони и удерживает мой взгляд.

— У тебя все получится, Калли. Выйди с высоко поднятой головой и дай всем понять, каким крутым ублюдком был твой отец.

Я киваю, это единственный ответ, который я могу дать, поскольку горе угрожает поглотить меня и никогда не выплюнет обратно.

Алекс берет меня за руку и тянет к лестнице.

Джослин одаривает меня мягкой, сочувствующей улыбкой, когда мы проходим мимо нее. Она одета так же безупречно, как всегда, но ее белая рубашка была заменена черной, поскольку она скорбит вместе с нами.

Голоса доносятся из официальной гостиной, и когда мы появляемся в дверях, все взгляды обращены на нас.

Мама сидит в центре дивана с тетей Селеной и Айрис по обе стороны от нее. Но не похоже, что она нуждается в их поддержке. Ее макияж и прическа безупречны, а дизайнерское платье кричит о деньгах и притворстве.

Ее глаза находят мои, и что-то похожее на ненависть вспыхивает между нами.

Мы сказали друг другу едва ли десять слов с тех пор, как узнали, что папа умер, но мне их было достаточно, чтобы понять, что она не одобряет тот факт, что я фактически переехала к Алексу. Я имею в виду, ничего официального не произошло или что-то в этом роде, но он был моей опорой на этой неделе. И последнее место, где я хотела бы быть, даже если оно окружено утешительными воспоминаниями о моем отце, — это здесь, с ней.

Она, конечно, опустошена. Но… Я не знаю. Что-то в ее поведении мне просто не нравится. Хотя, я, вероятно, могла бы сказать это о том, как она вела себя большую часть моей жизни, так что на самом деле там не так много нового.

— Привет, — говорит Эмми, подходя ко мне и снимая странное напряжение между мной и моей матерью.

— Привет, спасибо, что пришли.

— О, тише. Ты знаешь, что сейчас мы были бы только там, где могли бы поддержать тебя. — Я смотрю через ее плечо и вижу стоящего там Тео, а затем дядю Дэмиена, стоящего с Кристосом. Джером лежит на другом диване, неловко вытянув перед собой ногу.

Последние несколько дней он уверял меня, что с ним все в порядке, но потребуется некоторое время, чтобы снова быть в состоянии использовать ее должным образом.

Я улыбаюсь ему, желая, чтобы он знал, что я ценю его поддержку.

— Мы все готовы идти? — Спрашивает дядя Дэмиен необычно грубым голосом, делая шаг к своей жене и протягивая ей руку. Она улыбается ему, глядя прямо в глаза, и я уверена, что в глубине его души она видит гораздо больше боли, чем он когда-либо позволит нам увидеть.

— Да, — говорит мама, поднимаясь на ноги. Мое внимание привлекает вспышка белого, и я обнаруживаю, что она сжимает в пальцах белый носовой платок. Кажется, немного бессмысленным, когда нет никаких доказательств того, что она пролила сегодня хоть одну слезинку, но неважно. У меня сейчас достаточно своих проблем, чтобы беспокоиться о ней.

Ее проводят к двери между Айрис и Кристосом, а остальные из нас идут на шаг позади.

— Где, черт возьми, Нико? — Я шепчу Эмми в надежде, что она что-то подслушала.

— Понятия не имею. Он не ответил, когда мы постучали к нему. Он не отвечает на звонки. Но он должен быть здесь.

Вид черных похоронных машин, припаркованных на нашей подъездной дорожке, потрясает меня до глубины души, но это ничто по сравнению с моментом, когда мой взгляд останавливается на гробе в задней части катафалка, а затем на цветах перед ним, которые напоминают о папе.

— Боже мой. Это происходит на самом деле, не так ли?

Все мое тело дрожит, когда горе вскипает во мне, отчаянно пытаясь найти выход.

— Ты можешь это сделать, Калли. Мы будем прямо за тобой, хорошо?

Алекс целует меня в висок, рука обвивается вокруг моего плеча, и меня притягивают к другому телу.

— Он прав, малышка Си. Мы с тобой, — обещает Тео, ведя меня вперед к машине прямо за катафалком, где дядя Дэмиен и тетя Селена как раз проскальзывают внутрь.

Делая глубокий вдох, я отрываю взгляд от папиного черного с медью гроба и сосредотачиваюсь на том, чтобы ставить одну ногу перед другой.

***

Похороны, а затем поминки, которые, к счастью, организовали дядя Дэмиен и тетя Селена, чтобы избавить маму от необходимости поднимать идеально наманикюренный палец, были самой изматывающей вещью, которую я когда-либо испытывала.

Эмоции, слезы, боль… все это было совершенно истощающим. Не говоря уже о беспокойстве за Нико.

Он появился. К счастью. Но в самую последнюю минуту.

Нас всех проводили в церковь на начало службы, когда его машина ворвалась на автостоянку. Он вышел в своем черном костюме, выглядя таким же учтивым, как и остальные парни, но я едва обратила на это внимание, потому что мрачный взгляд его глаз напугал меня.

Он не справляется, это более чем очевидно. Я волновалась раньше, но вид его боли, истекающей кровью, только ранил мое сердце еще сильнее, чем это уже было.

Я хочу помочь ему, обнять его, попытаться убедить его, что однажды все будет хорошо. Но он воздвиг вокруг себя барьер такой высоты, что я даже не уверена, что смогу его преодолеть.