Глава 276. Цитадель Тяньинь. Я пожертвую собой[276.1] ради тебя

На месте казни царила торжественная атмосфера. Все новые осколки духовного ядра Мо Жаня вынимались, а иногда и просто вырезались из его груди.

Кусок за куском.

Твердо и упорно он терпел эту жестокую пытку. Расплачиваться за свои грехи — одно дело, но показывать слабость — совсем другое. Он был непоколебим, как скала, не желая кричать от боли перед Му Яньли.

Его страдания были подобны бескрайнему морю, которое то поднимало его на своих волнах, то бросало на самое дно невыносимой боли.

Вдруг он услышал голос, взорвавшийся внутри его черепа раскатистым ударом весеннего грома.

— Мо Жань!

Не может быть. Разве это возможно?

Как это мог быть он…

Наверняка от слишком сильной боли его разум помутился, а сердце породило эту прекрасную иллюзию.

— Мо Жань!

Вокруг поднялась суматоха, казалось, кто-то громко кричит, а потом поднялся сильный ветер, и рука Му Яньли опустилась.

Отчаянно дрожа, Мо Жань из последних сил поднял голову, пытаясь посмотреть вверх…

И увидел как его бог верхом на драконе стремительно спускается с небес.

Когда он оказался достаточно близко, чтобы можно было разглядеть черты лица, до поры скрытого рогами дракона, сердце Мо Жаня сжалось от боли, которая была куда мучительнее, чем страдание от пронзившего его плоть ножа.

Он увидел, что его бог плачет, Чу Ваньнин… он рыдал!

— Учи… тель…

Из раны на груди хлынула кровь. Когда, собрав последние силы, Мо Жань поднялся на ноги, цепь на сдерживающем кольце зазвенела, словно рассыпанная по каменной брусчатке яшма.

За мгновение до того, как Чу Ваньнин приземлился перед установленным вокруг помоста для наказаний магическим барьером, огромный светоносный дракон Чжу превратился в ослепительное золотое сияние и вернулся в амулет призыва.

— Юйхэн!

— Учитель!

— Старейшина Юйхэн!

Все, кто сидел на трибуне Пика Сышэн, вскочили на ноги. Один за другим пораженные люди из других духовных школ начали подниматься со своих мест, и даже простолюдины в растерянности спрашивали друг у друга:

— Так это и есть тот самый уважаемый Бессмертный Бэйдоу, о котором все говорят?

— Это отец-наставник Мо Жаня!

— Но разве он не сказал, что их отношения полностью разорваны?

Глаза Чу Ваньнина и без того были красными от подступивших слез, но стоило ему увидеть серебряный поднос с окровавленными осколками духовного ядра, он совсем сломался.

Его горло мучительно пересохло. Когда он попытался заговорить, голос подвел его, дыхание перехватило.

— Вы… не можете поступить с ним так...

Со всех сторон зашумели и загалдели.

— Что он такое говорит?

— Он с ума сошел? Мо Жань ведь потерявший человеческий облик убийца!

Каждое слово вонзалось в сердце Чу Ваньнина, словно острый нож, каждый упрек, словно шило, пронзал его грудь. Было невыносимо больно.

Чу Ваньнин смотрел во влажные черные глаза человека, отделенного от него магическим барьером Цитадели Тяньинь. Молча он смотрел на своего мужчину, чье сердце было безжалостно вскрыто, а духовное ядро полностью уничтожено.

Мужчину, который и сам не знал, что обвинен несправедливо, несмотря на то, что тысячи людей тычут в него пальцем и винят его во всех смертных грехах.

Так нелепо и глупо.

Губы Чу Ваньнина едва заметно шевельнулись и задрожали вместе со всем телом.

Его рука коснулась прозрачного магического барьера Цитадели Тяньинь:

— Решение суда ошибочно… приговор ошибочен… — задыхаясь от поступивших к горлу рыданий, сказал он.

«Не нужно вонзать в него кинжал, вонзите его в меня. Вонзите в меня…»

Всем известно, как безжалостен Тасянь-Цзюнь и как безнравственен Мо Вэйюй.

В прошлой жизни каждый обличал и ругал его в надежде увидеть, как он сгинет.

В этой жизни, не зная покоя ни днем, ни ночью, он так и не смог сбежать от раскаяния и осуждения в своем сердце.

Но кто может знать всю правду?

Му Яньли, похоже, оправилась от первоначального шока и снова подняла кинжал, с острия которого, капля за каплей, продолжала стекать кровь.

— Не смотри, — прошептал Мо Жань.

С чавкающим звуком кинжал снова вошел в его сердце. Хлынула кровь.

Зрачки Чу Ваньнина сузились, а потом в тишине раздался его хриплый крик, который, казалось, мог пробить небо и разорвать облака:

— Не-е-ет!

В следующий миг вспыхнул ослепительный золотой свет и поднялся сильный ветер.

Тяньвэнь мгновенно откликнулась на его зов. Взметнулась золотая плеть, и несколько десятков лучших заклинателей Цитадели Тяньинь, что все это время поддерживали магический барьер, не выдержав, упали на колени, харкая кровью. В тот же миг преграда исчезла. Окруженный ослепительным сиянием, исходящим от грозно сыпавшего искрами непревзойденного божественного оружия у него в руках, Чу Ваньнин устремился к центру платформы для наказаний.

— Кто-то собирается отбить осужденного!

— Чу Ваньнин хочет освободить заключенного!

Му Яньли тотчас же собрала осколки духовного ядра с подноса и сунула их в свой мешок цянькунь. Повернув голову к стражникам, она сурово приказала:

— Задержать его!

— Слушаемся, глава Цитадели!

Когда волна одетых в золотые одежды воинов Цитадели Тяньинь сошлась с бушующим духовным потоком Чу Ваньнина, заклинатели на зрительских трибунах были потрясены. Никогда прежде они не видели Чу Ваньнина таким… обезумевшим и убитым горем.

В нем больше не было и капли хладнокровия и здравомыслия.

Увидев, что Чу Ваньнин неумолимо приближается, Му Яньли тихо выругалась. С холодным блеском в глазах, она, наконец, вырезала последний осколок духовного ядра и, спрятав его в мешок цянькунь, резко повернулась к Чу Ваньнину, готовясь принять бой.

— Образцовый наставник Чу, вы в самом деле собираетесь спасти его? Вы ведь ясно понимаете, что, переступив эту черту, покроете свое имя вечным позором? Впоследствии вы оба будете нести этот груз на своих плечах!

Отсвет ее божественного оружия отражался в пристально взирающих на Чу Ваньнина больших миндалевидных глазах.

В следующий момент Тяньвэнь обвилась вокруг ее поясного клинка и похожие на лунные блики брызги света разлетелись во все стороны.

Отчетливо произнося каждое слово, Чу Ваньнин ответил:

— В таком случае я буду вместе с ним!

«Официальная история аккуратна и педантична, и все герои в ней подлежат строгому учету.

Но я просто хочу быть с тобой, даже если это место в биографии тирана или строчка в списке самых гнилых нечестивцев и отъявленных злодеев этого мира.

Я не хочу, чтобы, упоминая нас, грядущие поколения почитали меня как бога, а тебя называли демоном. Я не хочу, чтобы в книге для будущих поколений написали, что мы с тобой отвернулись друг от друга, и учитель с учеником стали врагами.

Если я не могу снять с тебя несправедливое обвинение…

Мо Жань, Мо Вэйюй, Тасянь-Цзюнь…

Я хочу вместе с тобой быть проклятым в веках.

В Аду слишком холодно.

Мо Жань, я последую за тобой в могилу[276.1]».

Над помостом сгустилась туманная дымка. Мелькающие вспышки света ослепляли людей. Не понимая, что происходит, зрители за сценой были еще более напуганы. Среди хаоса и сумятицы, что царили на помосте, они смогли разобрать лишь звон, с которым Тяньвэнь разорвала сковывающие преступника цепи.

В следующий миг Мо Жань повалился на колени и упал прямо в теплые объятья Чу Ваньнина.

Его кровь мгновенно окрасила белые одежды.

Мо Жань, который с самого начала не проронил ни слезинки, дыхание которого не сбилось, даже когда ему снова и снова вскрывали грудь и разрезали сердце, в этот момент оказался полностью разбит и повержен. Его дрожащие руки поднялись вверх, чтобы сразу же снова опуститься вниз.

Он так сильно хотел обнять Чу Ваньнина и в то же время так сильно хотел оттолкнуть его. Он так страстно мечтал под небом и в загробном мире никогда не разлучаться с ним и всем сердцем желал, чтобы у Чу Ваньнина отныне было все хорошо, чтобы он вечно оставался таким же чистым и непорочным, впредь не имея никакого отношения к его собственной грязи.

Поэтому Мо Жань не знал, обнять его и не отпускать или оттолкнуть как можно дальше.

Эта пара рук так сильно и долго дрожала, но, в конце концов, очень осторожно и бережно соединилась за спиной Чу Ваньнина.

Мо Жань зарыдал.

— Учитель… почему ты не винишь меня… — простонал он, — почему все еще хочешь меня спасти…

Чу Ваньнин почувствовал невыносимую боль в сердце и еще крепче сжал его в объятьях, больше не заботясь о множестве глаз, что смотрели только на них. Тысячи слов вертелись в его голове, но он никак не мог найти те самые, что нужно сказать именно сейчас.

— Я такой грязный… могу испачкать и тебя… — пробормотал Мо Жань, и каждое его слово было пропитано густым запахом крови. Чем больше он плакал, тем сильнее была его скорбь, и пусть перед другими этот мужчина никогда не показывал свою слабость, в объятьях Чу Ваньнина он полностью сбросил свою броню. — Но я так боюсь, что ты не захочешь меня… если даже ты не захочешь меня… я и правда не знаю, куда мне идти…

Очевидно осколки раздробленного духовного ядра пронзили сердце Мо Жаня, но в этот момент Чу Ваньнин почувствовал, что его сердце тоже судорожно сжимается от боли, словно это его подвергли казни через тысячу порезов, и теперь оно изорванное и растерзанное истекает кровью.

Оказалось, что подобно мышцам и кости оба они неразрывно связаны.

Все больше последователей Цитадели Тяньинь окружали их со всех сторон, шаг за шагом осторожно подступая ближе.

Одетый в испачканные кровью белые одежды Чу Ваньнин одной рукой держал Тяньвэнь, а другой поддерживал Мо Жаня.

В людском мире очень много зла и добра, черного и белого, правды и лжи, и на самом деле их довольно сложно отделить. Слишком многие считают себя непогрешимыми праведными судьями, имеющими право судить об истинной справедливости. Также есть множество людей, у которых в каждом деле есть свои скрытые корыстные мотивы.