Изменить стиль страницы

— Твои глаза…

— Целы и невредимы, — едва заметно улыбнувшись, Ши Мэй подошел к Мо Жаню. — Я пришел, чтобы повидаться с человеком, которого жажду, люблю и уважаю[244.6]. Кому бы я понравился, если бы был слеп и уродлив?

— …

От подобной несвойственной ему фривольной манеры разговора на какое-то время Мо Жань опять лишился дара речи. Подобно огромной грозовой туче, накрывшей опустевший город, страх и растерянность накрыли его разум.

— Ты… как это можешь быть ты… великий мастер Ханьлинь?!

Волна возмущения и гнева захлестнула его сердце.

В этот момент Мо Жань наконец понял, что пережил Сюэ Мэн в прошлой жизни. Все-таки ничто не может сравниться с болью от предательства старого друга, с которым столько лет прожил бок о бок.

— Значит, ты — великий мастер Ханьлинь?!

— Ой, может, и правда он, — Ши Мэй рассмеялся. — Целая вечность впереди, ни к чему так спешить с объяснениями, — с этими словами он шаг за шагом приблизился к Мо Жаню почти вплотную, после чего со смехом продолжил. — Вместо того, чтобы обсуждать великого мастера Ханьлиня, после всех пережитых перепетий, взлетов и падений, я все же хочу сначала поговорить по душам с дорогим моему сердцу человеком.

В сердце Мо Жаня под яростным пламенем гнева поселился леденящий холод. Его лицо стало белым, как мел.

— Между мной и тобой какие еще могут быть разговоры?

Утонченный красавец усмехнулся:

— А? — его прекрасные влажные глаза уставились в лицо Мо Жаня. — Наши темпераменты совершенно несовместимы, так что нам в самом деле не о чем говорить.

С этими словами, подметая длинными одеждами каменный пол, он прошел мимо него и остановился перед Чу Ваньнином. Прежде чем Мо Жань успел среагировать, Ши Мэй уже протянул белоснежную руку и, наклонившись, ласково погладил Чу Ваньнина по щеке.

— … — Мо Жань замер в растерянности, все еще не понимая смысла этого жеста.

Ши Мэй какое-то время пристально смотрел на Чу Ваньнина, а потом, словно кроме них двоих рядом никого и не было, мягким голосом нежно произнес:

— Учитель, этот грубиян причинил тебе боль? Какая жалость… но опять же… ведь ты сам захотел вернуть воспоминания?

Белые, словно корни рогоза, кончики пальцев коснулись нижней губы крепко спящего человека. Прекрасные глаза чуть сузились, вглядываясь в лицо спящего человека. Этот Ши Мэй был по-прежнему невероятно привлекателен, но вкус его красоты был подобен отравленному вину.

— Не так уж и плохо, что ты восстановил память. Изначально ты смог претворить в жизнь такой грандиозный замысел, последствия которого по сей день я не мог никак объяснить. Когда ты проснешься, мы сможем обсудить друг с другом все хитрости и приемы, — помолчав, он с улыбкой продолжил. — Весьма прискорбно, что в прошлой жизни ты разработал такой изощренный план, что смог ввести в заблуждение и так жестоко обмануть своего ученика. Если бы не ты, а кто-то другой доставил мне такие неприятности, то даже сто мучительных смертей не искупили бы его вину. Однако это ты противостоял мне, а тебя я по-прежнему горячо люблю и обожаю.

Сказав это, он бросил короткий взгляд на Мо Жаня, после чего, склонившись, поцеловал Чу Ваньнина в щеку и, опустив глаза, вздохнул:

— Кто позволил мне полюбить тебя? Мой прекрасный[244.7] Учитель.