До конца.

…

— Вырезание духовного ядра, — с каменным выражением лица произнесла Му Яньли. В момент объявления приговора эта женщина выглядела очень беспристрастной и хладнокровной. Ее хрупкая фигурка, облаченная в ярко-желтый наряд и омытая волнами золотого солнечного света, совершенно не соответствовала холодному ореолу ее личности, что, казалось, была вырезана изо льда и посыпана инеем.

Стрелка замерла.

Заостренный дрожащий конец теперь указывал на три слова «Вырезание духовного ядра».

Это и было окончательным приговором по делу образцового наставника Мо.

Му Яньли повернулась лицом к огромной толпе зрителей внизу и трибунам с представителями десяти самых влиятельных духовных школ мира совершенствования…

Их и правда было десять, ведь в Цитадели Тяньинь все еще сохранилась трибуна Духовной школы Жуфэн, на которой сейчас сидел всего один человек — облаченная в черные одежды Е Ванси.

За спиной у нее был старый колчан Наньгун Сы, а на коленях лежал навечно потерявший хозяина Наобайцзинь. Ее лицо было изможденным, однако глаза ярко блестели. Вместе со всеми она внимательно наблюдала за происходящим на судейском помосте.

Му Яньли объявила:

— Ясное небо — неподкупный судья, светлое зеркало правосудия подвешено высоко и всегда сможет отличить правильное от неправильного. Цитадель Тяньинь, что беспристрастно судит все заслуги и провинности, никогда не использует свое положение ради выгоды, ни разу не замечена в предвзятости и предумышленном причинении людям вреда, вынесла приговор: приговорить Мо Жаня, известного также как Мо Вэйюй, к наказанию пыткой посредством вырезания духовного ядра. Ровно три дня спустя со всем почтением мы объявим волю небес всему миру и, если не будет возражений, через трое суток…

Все это время Сюэ Мэн, закрыв глаза, сдерживался из последних сил, но в этот момент он, наконец, не выдержал и вскочил с места. Ярко сверкнула на солнце его легкая серебристо-голубая броня.

— У меня есть возражения.

— …

— Не обязательно ждать трое суток, я могу высказать свои возражения прямо сейчас.

Толпа внизу забурлила и загалдела:

— Пик Сышэн? Да этот ублюдочный орден надо поскорее закрыть и разогнать! Что эти ничтожества себе позволяют?!

— Правильнее всего будет допросить Сюэ Чжэнъюна вместе с Сюэ Мэном! Девять из десяти, все это одна шайка, иначе разве посмели бы они что-то говорить в защиту этого демона!

— Когда явились эти марионетки Вэйци Чжэньлун, почему они убили только несколько человек Пика Сышэн? Неужели этот орден и правда логово демонов?

От гнева лицо Сюэ Мэна смертельно побледнело, однако он приложил все силы, чтобы подавить свой гнев и возмущение.

Му Яньли, естественно, слышала негодующий рев этих заклинателей, однако полностью проигнорировала его и лишь холодно произнесла:

— Молодой господин Сюэ, что вы хотели сказать? Я вас охотно выслушаю.

Сюэ Мэн открыл рот и на мгновение показалось, что он просто не знает, что говорить. Взволнованная до крайности госпожа Ван тихонько потянула его за рукав:

— Мэн-эр, у нас есть еще три дня. Мы все тщательно обдумаем и взвесим, прежде чем решить, что нужно сказать…

Сюэ Мэн, однако, казалось, не слышал слов матери. Некоторое время он в оцепенении смотрел на Му Яньли, затем повернулся, чтобы посмотреть на весы, и, наконец, его взгляд остановился на маленькой черной точке вдалеке.

Это был лежащий на помосте Мо Жань.

Ресницы Сюэ Мэна затрепетали, словно полог под порывом сильного ветра, создав рябь в том, что отражалось в его глазах. Не тьма, но и не свет.

Вдруг он сказал:

— У него уже нет духовного ядра.

— Что это значит? — спросила Му Яньли.

Сюэ Мэн вдруг вскипел и, взглянув на нее, сказал:

— Что это значит? А так, значит, не ясно? Разве не он был тем человеком, который заставил марионеток Вэйци Чжэньлун отступить и тем самым спас вас всех на Пике Сышэн? Глава Цитадели Му, я хочу знать, каким образом вы собираетесь привести в исполнение этот приговор? Его духовное ядро раздроблено! Что еще вы собираетесь с ним сделать? Вырезать его сердце?

В его глазах блестели слезы, ногти глубоко впились в ладони.

— Вырезать духовное ядро… Вырезать духовное ядро… но если нет духовного ядра, значит вы хотите забрать его жизнь!

Прищурившись, Му Яньли ответила:

— У Цитадели Тяньинь есть свои методы.

— Согласно правилам, после вынесения приговора он будет приведен в исполнение через три дня, — внезапно в их разговор вклинился тихий чуть хрипловатый голос. Когда люди подняли глаза и нашли взглядом говорившего, то оказалось, что это была Е Ванси. — Глава Цитадели, давайте прямо сейчас проясним, какие именно методы вы будете использовать.

Сразу же некоторые люди из Усадьбы Битань поспешили обрушить на нее свой гнев:

— Какое право ты имеешь открывать свой рот? Ничтожество, кем ты себя возомнила?!

Собравшиеся внизу люди начали шептаться:

— Опираясь на поддержку Цзян Си и на то, что героическая гибель Наньгун Сы очистила имя Духовной школы Жуфэн, она в самом деле стала мнить о себе невесть что. Иначе с чего какая-то безродная баба смеет допрашивать хозяйку Цитадели Тяньинь, словно она ей ровня?

Е Ванси пропустила их слова мимо ушей, но в этот момент кто-то из затаивших обиду на род Наньгунов, громко крикнул ей:

— Е Ванси, Духовная школа Жуфэн сгинула, или ты думаешь, что раз уж одна сидишь на этой трибуне, то теперь можешь считаться главой ордена?

Е Ванси обняла громко взвывшего у нее на руках все еще не восстановившего свои духовные силы Наобайцзиня, а потом поднялась со своего места и встала прямо — одна на всю трибуну. Она не выказывала злости и раздражения, не кричала и не бранилась, но когда все эти возмущенные или насмешливые голоса постепенно стихли, спокойно сказала:

— Командующий тайной стражи Духовной школы Жуфэн все еще здесь, неважно, сгинул мой орден или нет, ваши слова не имеют никакого веса.

— Ты…

Е Ванси больше не желала отвлекаться на посторонних, так что теперь ее глаза смотрели лишь на Му Яньли:

— Прошу главу Цитадели дать точные пояснения.

— В этом мире нет способа восстановить духовное ядро, — ответила Му Яньли, — и его духовное ядро без сомнения разбито вдребезги, однако осколки по-прежнему в сердце преступника, и, как сказано ранее, вырезать духовное ядро, это вовсе не означает достать его целым.

Лицо Сюэ Мэна стало белее бумаги:

— Так что вы замыслили?

— Исполнить закон и вырезать все осколки духовного ядра, — ответила Му Яньли, — Цитадель Тяньинь не может желать забрать его жи…

Прежде, чем она успела договорить вторую часть слова «жизнь», Сюэ Чжэнъюн тоже поднялся со своего места и с мрачным лицом, которое, казалось, затянули свинцовые тучи, переспросил:

— Вырезать все осколки духовного ядра?

— Верно.

— Сколько раз вы будете резать? — тигриные глаза Сюэ Чжэнъюна расширились от гнева, казалось, в этот момент седины на его висках стало значительно больше. — Пять раз? Десять? Вырезание духовного ядра повреждает сердце, и один раз это уже невыносимо больно… Несколько лет тому назад в Цитадели Тяньинь уже вырезали духовное ядро одной преступнице, так она не выдержала и, вернувшись в камеру, умерла в тот же день.

Му Яньли все так же бесстрастно ответила:

— Конечно, это случилось из-за того, что она была слишком слаба, не стоит винить в этом Цитадель Тяньинь.

— Тогда не лучше ли будет, если вы просто заберете его жизнь! — в гневе закричал Сюэ Чжэнъюн, — Му Яньли, это ведь осколки духовного ядра! Как у вас язык повернулся так легко об этом говорить! Если его духовное ядро разбито на две части, нужно будет резать дважды, если на три, то трижды… а если оно разбито на тысячу осколков? Собираетесь устроить ему казнь тысячи порезов[271.3]?! Линчевать его решили!

— Если оно действительно разбилось так сильно, то такова его судьба.

Сюэ Чжэнъюн онемел.

Судьба?

Вот это все было судьбой.

Внезапно он почувствовал себя очень нелепо и глупо.

Что такое судьба?

По воле судьбы он по ошибке вырастил и воспитал этого ребенка, приняв его за своего племянника.

Он принял этого ребенка как члена своей семьи, дал ему наставника, дом и семью. Однако какая судьба была изначально ему предназначена?

Брошенный отцом ублюдок, который с малолетства не ел досыта и вместе с нищей матерью попрошайничал и зарабатывал на пропитание уличными представлениями.

Когда умерла его мать, этот хилый малыш остался совсем один и был вынужден на себе тащить разлагающийся труп матери, чтобы своими руками похоронить в безымянной могиле то единственное тепло, что согревало его в жизни.

Не счесть сколько раз этого ребенка били и бранили, его закрывали в собачьей клетке, его оклеветали и посадили в тюрьму по ложному обвинению.

Все ждут от мира справедливости, однако с самого рождения именно к нему судьба была особенно несправедлива…

Почему в этих краях отпрыски знатных родов утопают в роскоши, выменивая целые состояния на улыбки продажных красавиц? А другие, что рождены в бедности, лишены всех благ и обречены всю жизнь мыкаться по белу свету? Для этих людей черви — еда, небо — крыша, а циновка — дом.

Отчего одним можно вести себя с матерью как избалованные дети и не беспокоиться ни о чем? А другим приходится тащить останки своей умершей матери к богатому дому, чтобы услышать в ответ на мольбу о помощи: «если тебе на роду написан метр, не стоит просить о трех»?

Почему некоторые не достойны даже самых простых похорон. А кто-то уже рожден знатным и богатым.

Это несправедливо.

Когда судьба так несправедливо обрушивается на тех, кто и так находится в самом низу, когда один указ о корректировке цен может забрать у них самого близкого человека…

Где тут справедливость?

Все они просто живые люди из плоти и крови, так как тут можно не затаить в своем сердце ненависть, как можно отстраниться от случившегося и с легкостью простить и отпустить.