Глава 210. Учитель может подарить платок только мне

Когда поздно ночью Чу Ваньнин проснулся, Мо Жань уже встал. Аккуратно одетый, он сидел за столом перед одиноко горящим в ночи огоньком[210.1], низко опустив голову, и возился с кучей каких-то вещей.

Прежнее волнение и страхи поблекли и растворились в рассеянном свете и послевкусии телесных удовольствий. Разомлевший Чу Ваньнин какое-то время лениво смотрел на Мо Жаня, прежде чем спросил:

— Что ты делаешь?

— Учитель проснулся? Свет слишком яркий…

— Нет, — прервал его оправдания Чу Ваньнин и снова спросил, — что ты делаешь?

Мо Жань поджал губы и немного смущенно улыбнулся.

Чу Ваньнин набросил на себя халат и босиком подошел к нему, чтобы посмотреть, что там. На столе перед Мо Жанем лежал его собственный платок с вышитыми цветами яблони и еще три белых платка, на которых Мо Жань вышивал похожий орнамент, то и дело сверяясь с оригиналом.

— Ты платки вышиваешь?

— …Я думал, что Учитель вышьет платок только для меня, — воткнув иголку в вышивание, другой рукой Мо Жань обнял Чу Ваньнина за талию и, притянув к себе, поцеловал его в грудь.

Под сердцем у Чу Ваньнина был шрам.

Учитель никогда не рассказывал, как получил этот шрам, а Мо Жань особо и не расспрашивал, но в моменты особой близости он подсознательно тянулся поцеловать именно это место.

— Платки для остальных я вышью сам, — решительно сказал Мо Жань, — в любом случае они даже не поймут, кто именно это сделал… — после этого он взял тот платок, который был почти закончен, и со смехом спросил, — посмотри на эту вышивку, Учитель, разве она не похожа на твою?

— Мне и смотреть не надо — я знаю, что похожа, — со вздохом ответил Чу Ваньнин.

И почему этот человек такой ужасный собственник?

Чу Ваньнин погладил Мо Жаня по голове, а тот, запрокинув голову, с легкой улыбкой посмотрел на него.

Свет от лампы был слишком тусклым, и от напряжения у Мо Жаня заболели глаза. Теперь, когда Чу Ваньнин поймал его взгляд, он не мог не отметить, что его глаза немного покраснели, но, несмотря на это, улыбка Мо Жаня была все такой же нежной и лучезарной.

— Все еще хочешь поговорить о тех вещах? — спросил Чу Ваньнин.

Мо Жань на миг замер, а затем прошептал:

— Не хочу.

— Хм, — ответил Чу Ваньнин, — хорошо.

— Будь что будет… — эту фразу Мо Жань сказал скорее для самого себя, чем для Чу Ваньнина.

Будь что будет.

Слишком мало у них было таких дней.

В этом суетном мире Мо Вэйюй не бог, а лишь ряска, плывущая по течению жизни. Человек эгоистичен. Дай умирающему от жажды пригубить стакан воды, а потом попроси его по своей воле выплеснуть все, что осталось, на землю. Слишком тяжело, и вряд ли кто-то в этом мире способен совершить подобное.

Так что Мо Жань намеревался пить этот благодатный дождь до тех пор, пока это будет возможно.

Если в будущем он снова вернется в чистилище, ему уже не будет так больно.

Этой чистой воды прошлого хватит, чтобы утешать его всю последующую пустынную жизнь.

На следующий день множество людей собрались у ворот Горной усадьбы Таобао, чтобы вместе отправиться в путь к горе Цзяо.

Глава Ма приказал своим подчиненным дать всем по крепкому быстроногому скакуну. На каждом черном с золотом седле висел украшенный вышитым полуночным котом[210.2] мешок цянькунь. Стоило севшему на лошадь Сюэ Мэну увидеть этот мешок, и он тут же презрительно наморщил нос.

Вдруг он услышал, как рядом с ним кто-то со смехом сказал:

— Все-таки вкус главы Ма оставляет желать лучшего. Ну, допустим, спереди мешок цянькунь расшит головой кота, но зачем было с оборотной стороны вышивать красной нитью иероглиф «Ма»[210.3]? Однако очень забавно.

Сюэ Мэн повернулся и увидел Мэй Ханьсюэ, который, сидя верхом на абсолютно белом благородном скакуне, также забавлялся с мешком цянькунь. Подняв свои светло-зеленые искрящиеся от смеха глаза, он с улыбкой взглянул на Сюэ Мэна. Висевший у него на лбу каплевидный кристалл, ярко сияя на солнце, отбрасывал мягкие блики на его очаровательное лицо, лишь подчеркивая экзотическую красоту.

Сюэ Мэн побледнел. Бросив на Мэй Ханьсюэ презрительный взгляд, он тихо выругался себе под нос:

— Подонок.

«Подонок» лишь усмехнулся и, что удивительно, совсем даже не разозлился, а наоборот, прищурив свои выразительные глаза, как ни в чем не бывало продолжил беседу:

— Сам молодой господин Сюэ сегодня почтил нас своим присутствием. Выглядишь не очень хорошо, не выспался?

— …

— Под глазами синяки, а на чело легла тень тяжелых дум. У меня с собой есть травяная мазь, что, с божьей помощью, поможет тебе успокоить разум и вернуть утраченный сон…

— Мэй Ханьсюэ, тебе заняться нечем? — Сюэ Мэн старался сдержаться, но надолго его не хватило. Не в силах больше терпеть, он сердито оглянулся и обрушился на наглеца с гневной речью. — Дворец Тасюэ выгнал тебя из наставников? Иначе с чего вдруг ты ошиваешься возле людей с Пика Сышэн?

— Глава моего ордена отправила меня сюда, — все так же улыбаясь заявил Мэй Ханьсюэ, — чтобы доставить твоему отцу тайное оружие, которое он просил у нее вчера вечером.

— Так быстрее отдай его и свали!

Но Мэй Ханьсюэ даже не подумал злиться на его грубость и со смехом ответил:

— Ну тогда сей же миг сваливаю.

— ..?!

Сюэ Мэн нутром чуял, что этот человек ненормальный. Те несколько раз, что он видел его, тот был то нежным и мягким, словно баба, то холодным и бесстрастным, точно камень. После того, как он случайно столкнулся с ним в Духовной школе Жуфэн, Сюэ Мэн даже мысленно ругал себя за то, что дразнил его, а сегодня этот псих опять надел благонравную личину «ударь меня по левой щеке, и я подставлю правую», прям оскорбленная невинность[210.4]. При виде такого лицемерия Сюэ Мэн не смог сдержать раздражения. Натянув удила, он развернул лошадь и уставился на исключительно изящного и элегантного светловолосого наездника напротив.

— Мэй Ханьсюэ, между нами ведь нет вражды?

— Нет.

— Тогда, может, мы с тобой очень близки?

Мэй Ханьсюэ рассмеялся. Конечно, он и не собирался отвечать, лишь в паре светлых глаз замерцали осколки света. Поднявшийся ветер подхватил выбившиеся из-под капюшона длинные золотистые пряди, и в лучах солнца их цвет, казалось, стал еще теплее и мягче.

На самом деле, Сюэ Мэн не нуждался в его ответе и поэтому он, нахмурившись, процедил:

— Доставь тайное оружие и катись. Твои шашни с людьми из других школ меня не касаются, но даже не мечтай наладить со мной отношения, чтобы, воспользовавшись случаем, ловить рыбку в мутной воде и порочить учениц Пика Сышэн.

— ...Пф! — не сдержавшись, Мэй Ханьсюэ рассмеялся в голос, но тут же, сжав руку в кулак, прикрыл губы, маскируя смех за приступом кашля. После этого он еще какое-то время с большим интересом смотрел на Сюэ Мэна, прежде чем смиренно ответил: — Хорошо.

Он натянул поводья, и под порывом ветра привязанный к его белому запястью серебряный колокольчик тихо зазвенел.

Улыбающийся Мэй Ханьсюэ исподлобья взглянул на Сюэ Мэна:

— Я ухожу.

Сюэ Мэн злобно уставился на него:

— Ну так уходи! Или мне нужно устроить фейерверк в честь твоего отбытия?

После этого Мэй Ханьсюэ, в самом деле, наконец, развернул лошадь и даже успел проехать пару шагов, как вдруг, словно что-то вспомнив, повернул голову и сказал:

— Точно, есть ведь еще кое-что.

Сюэ Мэн не собирался его слушать, однако любопытство победило здравый смысл, и в итоге он раздраженно спросил:

— Что?

Слегка улыбнувшись, Мэй Ханьсюэ указал длинным белым пальцем на губы, а потом рассмеялся и, чуть понизив голос, с бестактностью, свойственной этой скотине, натянувшей личину благовоспитанного господина, заявил:

— А ты действительно горяч.

Лицо Сюэ Мэна мгновенно позеленело!

— Ты!.. Ты! Ты!.. — его почти стошнило от омерзения. Голова разрывалась от множества гневных слов и отборной брани, но пока Сюэ Мэн пытался собрать из них достойный ответ, возглавившие поход главы духовных школ дали приказ сформировать строй и отправляться в путь. Воспользовавшись этим, улыбающийся Мэй Ханьсюэ напоследок помахал ему рукой и, подстегнув лошадь, ускакал прочь.

Когда Мо Жань неспешно подъехал к Сюэ Мэну, Мэй Ханьсюэ уже растворился в людском море, поэтому все, что он увидел — это как его младший брат вне себя от злости бьет себя по груди, с трудом сдерживая рвотные позывы.

Мо Жань удивленно спросил:

— …Что за дрянь ты съел?

— Бэ… Вот только тебя с разговорами мне не хватало. Блять, мало того, что с утра пришлось сожрать собачье дерьмо…

— …Конечно нужно поститься, но как бы ты ни был голоден, собачье дерьмо жрать не стоит… — ответил Мо Жань.

— Отвали! — Сюэ Мэн толкнул Мо Жаня в грудь, чтобы убрать его со своего пути, и направил свою лошадь прочь. Охватившую его сейчас злость было просто не передать словами[210.5]. Покраснев как рак, он поднял голову и взревел:

— Оу!.. Дерьмо ты собачье! Сам ты, блять, горяч!

Шумная колонна из нескольких тысяч человек отправилась в путь от Горы Гушань к горе Цзяо. На самом деле, подобное зрелище было довольно необычным, ведь большинство присутствующих здесь путешествовали исключительно на мечах, поэтому даже во время войны прибывали на место сбора практически мгновенно, и очень редко такое огромное количество заклинателей из разных духовных школ отправлялись куда-то верхом.

В итоге в кавалькаде оказалось множество людей, которые не привыкли проводить так много времени в седле. В первый день все было более-менее терпимо, но на следующий многие не выдержали. К счастью, в каждом мешке цянькунь хозяина Ма оказалось множество полезных вещей: тонизирующие пилюли, роскошный маленький ароматизированный веер, а также несколько изготовленных из тончайшего шелка брошюр, в которых были напечатаны различные диковинные товары Горной усадьбы Таобао и цены на них.

Во время привала Сюэ Мэн во все глаза уставился на главу Ма, не в силах поверить, что второй по богатству человек в мире, не жалея времени и сил, полным энтузиазма голосом орал во все горло: