— Я пообещаю то, что ты хочешь, если позволишь поиметь тебя один раз.

Этот Мо Вэйюй отличался от того взрослого Мо Жаня, которого он теперь узнал. В этой версии он выглядит слишком безумным, его красивое лицо очень бледное, белая кожа совсем не того цвета спелой пшеницы, который он успел оценить.

— Сам встань на колени... вылижи меня своим языком...

Обрывки этих грязных фраз доносились до него из глубин кошмара. Как будто какая-то тварь билась о стенки черепа, пытаясь вырваться из оков разума, чтобы наброситься на Чу Ваньнина и разорвать его в клочья.

Он дрожал от холодного ужаса, и в то же время все его тело томилось и плавилось от возбуждения.

Чу Ваньнин видел, как приблизившись вплотную, Мо Жань начал срывать с него одежду. Звук рвущегося шелка еще никогда не был таким ясным, и тут же сон начал темнеть, словно погружаясь в грязную воду.

Как и бесчисленное множество раз до этого, кошмар оборвался именно на этом моменте.

Раньше, после того, как он заканчивался, Чу Ваньнин крепко засыпал и спокойно спал всю ночь. Но по неизвестной причине, на этот раз перед его глазами вновь забрезжил свет.

Чу Ваньнин хотел как следует осмотреться, но этот новый сон был таким расплывчатым, словно он лежал в облаке пара. Оглянувшись, он смог рассмотреть только какие-то мутные алые пятна.

Его зрение оставалось затуманенным, но постепенно усиливались обоняние и осязание. В итоге, когда эти два чувства обострились до предела, Чу Ваньнин вдруг ощутил взрыв страстного желания и внутреннего жара, а потом, наконец, увидел прямо перед собой хорошо развитое мужское тело, навалившееся на него сверху и плотно придавившее его к постели. Испугавшись, Чу Ваньнин инстинктивно хотел сбросить наглеца, но, пребывая в мире грез, он не был хозяином своего тела.

Чу Ваньнин слышал тяжелое прерывистое дыхание мужчины и чувствовал, что его самого бьет дрожь. Чужое горячее дыхание обжигало его ухо, но еще сильнее жгли губы, которые дразняще и легко касались мочки его уха и тут же отступали, не желая идти дальше.

Повернув голову, он обнаружил, что лежит на мягком широком ложе, которое скрипит и качается в такт движений человека на нем. В нос ударил животный запах тела мужчины, который мог бы исходить от шкуры хищника, смешавшийся с другим неприятным сладковатым запахом[133.6]. Из-за этого зловония казалось, что вся кровать застелена не простынями, а звериными шкурами. Раскачиваясь вверх и вниз словно на волнах, Чу Ваньнин попытался вытянуть руку и ухватиться за простыни, но понял, что у него просто нет сил.

Этот мужчина был такой свирепый и вбивался в него с таким усердием, словно поставил себе цель разорвать его тело на части. В какой-то момент, как будто со стороны, Чу Ваньнин услышал, как из его собственного горла полились хриплые и похотливые стоны.

В отчаянии он затряс головой, пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, но это было бесполезно, ведь сила оседлавшего его человека была так велика, что, казалось, он одним ударом может не только размозжить все кости в его теле, но и вырвать его сердце. Чу Ваньнин чувствовал, что от ужаса кровь стынет в его жилах, и все его тело, с головы до пят, бьет неконтролируемая дрожь...

Может быть дело было в том, что этот сон был слишком реальным, а может, он просто очень сильно вымотался, но проснулся Чу Ваньнин только в полдень и еще долго лежал на кровати, пытаясь прийти в себя. Ему казалось, что стоит приподнять голову, и он снова почувствует животный запах шкуры зверя, смешавшийся со сладковатой вонью сырого мяса.

Он несколько раз моргнул и с облегчением обнаружил, что в одиночестве лежит в своей холостяцкой кровати с резным балдахином из темно-красного сандалового дерева в Павильоне Алого Лотоса. Вокруг царил покой, и все было как обычно.

Только вот...

Чу Ваньнин прислушался к себе, затем медленно опустил глаза вниз и замер.

— …

Годами следуя в своем совершенствовании по пути очищения сердца и усмирения желаний, старейшина Юйхэн уже забыл, когда у него были естественные для половозрелого мужчины плотские реакции. И вот, проснувшись поутру, этот святой человек обнаружил, что самым позорным образом... он… кончил...

Все годы воздержания и совершенствования по пути духовного очищения теперь что, псу под хвост?!

А эти ночные грезы… что это вообще такое? Как могло ему присниться что-то настолько безобразное?! Как… как могло с ним такое случиться?

Неужели это все из-за того, что в купальне Мяоинь он увидел тело Мо Жаня, а потом прочитал в этой грязной книжонке про его «достойную восхищения» незаурядную штуку?

Настроение Чу Ваньнина совсем испортилось. Он спрятал лицо в ладонях и свирепо растер его. Когда старейшина Юйхэн сел на кровати, вид у него был все такой же мрачный.

…

Что с ним не так?

Поджав губы, он собирался уже пойти искупаться в холодном пруду с лотосами, чтобы погасить сжигающий его сердце огонь и унять плотское желание. Но как только его пальцы коснулись пола, он почувствовал колебание барьера, установленного им вокруг Павильона Алого Лотоса.

Кто-то вошел.

Чу Ваньнин тут же переменился в лице и поспешно прикрыл одеялом нижнюю часть тела. Нежданный посетитель видимо не пренебрегал тренировками цингуна и двигался довольно быстро, так как в дверь буквально сразу дважды постучали:

— Учитель, вы уже встали?

Этот голос был точь-в-точь как у того мужчины из сна. Только во сне он был более низким и влажным, пропитанный безграничным желанием и раскаленный страстью.

Голос за дверью звучал ровно и почтительно, даже с некоторой долей тревоги. Видимо заметив, что уже день на дворе, а Чу Ваньнин еще не появился, этот человек и правда был обеспокоен.

Сидевший на кровати Чу Ваньнин, услышав этот голос, еще сильнее вцепился в толстое хлопковое одеяло, чувствуя, что стена между сном и реальностью пошла трещинами. Этот сон, где его прижимают к кровати и без капли сострадания яростными толчками выбивают из него дух, с голосом человека снаружи грозился стать реальностью... Ярко вспыхнувшие чувства захлестнули его как огненный прилив, и у него просто не осталось сил, чтобы погасить охватившее его желание.

Он уже собирался снова лечь и притвориться спящим, как вдруг услышал голос Мо Жаня за дверью:

— Учитель, вы же дома? Если позволите, тогда я вхожу.

Тогда я вхожу…

Это были самые обычные слова, самая заурядная фраза и не более того, но Чу Ваньнин внезапно вспомнил о мужчине из сна. Как он навалился на него всем телом, как двигались его губы, как обжигал упирающийся в его тело член.

И тогда, задыхаясь, тот мужчина сказал ему:

— Расслабься немного, я хочу войти.

Лицо Чу Ваньнина залилось лихорадочным румянцем, тело оцепенело, и он, бездумно глядя перед собой, сидел на кровати, как мраморное изваяние. Одежда в беспорядке, в сердце пылает пламя гнева, в глазах злость и нежелание сдаваться на волю чувств, похожие на острую необтесанную гальку на отмели. Зимой в лютую стужу при одном взгляде на эти каменные клыки в сердце рождается страх. Но под лучами жаркого солнца растают снега, весенние воды станут стремительным течением, которое обточит самые острые грани, забрав как минимум половину злости.

Он редко чувствовал себя настолько смущенным и беспомощным и практически никогда не испытывал такого сильного сексуального желания.

Совсем потерянный Чу Ваньнин тупо продолжал сидеть на том же месте, а Мо Жань тем временем толкнул дверь. Только тогда он встрепенулся, вспомнив, что хотел притвориться спящим, но было уже поздно.

Таким образом, когда Мо Жань вошел, он увидел Чу Ваньнина, сидящего на кровати. Черные как ночь блестящие волосы свободно струятся по телу, окутав его с головы до ног. Солнечные лучи падают на прекрасное лицо, похожее на покрытое льдом озеро. Брови свирепо сдвинуты, глаза яростно сверкают. Когда он в упор посмотрел на Мо Жаня, его взгляд был как ледяной клинок, в ослепительном сиянии показавшийся из ножен.

Но из-за того, что уголки глаз Чу Ваньнина покраснели, то, что должно было быть холодом, стало уязвимостью, гнев обернулся обидой и унижением. Сейчас он выглядел так, словно только что его мучили и творили с ним недопустимые вещи. На самом дне влажных глаз затаилось тонущее в горячем желании упрямство.

Мо Жань молча смотрел на него, не в силах отвести взгляд от мужчины, похожего на колючий куст, в глубине которого за острыми шипами спрятался нежный розовый бутон. Мо Жань замедлил шаг, от этого зрелища на миг забыв, как нужно дышать. Словно огромная каменная глыба упала на его грудь, породив в сердце девятый вал, грозящий заслонить небо и похоронить землю…