Ручку чайника тут же перехватил Мо Жань.

— Этот чай уже остыл. Не нужно его пить, это вредно для желудка.

— … — Чу Ваньнин ничего не ответил, только многозначительно взглянул на него и протянул руку к чайнику, всем видом демонстрируя, что он все равно собирается выпить холодного чаю.

— Давайте я схожу и принесу вам чашку горячего.

— Не нужно…

Но Мо Жань уже ушел искать хозяина гостиницы. Через пару минут он вернулся с чайником горячего зеленого чая, налил чашку и передал ее Чу Ваньнину:

— Учитель, выпейте.

— Верно, Юйхэн, пей горячий чай. Холодный вреден для здоровья.

У Чу Ваньнина не было выбора, кроме как принять эту чашку горячего чая. Он чуть подул на него, но пить не стал, а просто поставил на стол рядом.

Его сердце и без этого чая было обжигающе горячим.

Если станет еще жарче, то, чего доброго, последний слой тонкого льда в его глазах растает. Если неудержимые весенние воды его грешных желаний перельются через край, он больше не сможет скрыть свои постыдные мысли.

После этого сможет ли уважаемый старейшина Юйхэн смотреть людям в глаза?

Позавтракав, вся компания уже была готова отбыть из гостиницы, как с улицы вошло несколько новых посетителей.

На предводителе этой группы был накинут бледно-голубой плащ, украшенный орнаментом из листьев и трав, лицо было скрыто под капюшоном. Выглядел этот мужчина довольно неприметно и ничем не выделялся из толпы. Стоило ему войти в гостиницу и увидеть Сюэ Чжэнъюна, то он тут же сам подошел к ним и по всем правилам поприветствовал его уважительным поклоном.

— Здравствуйте, дядя Сюэ.

— Это и правда ты!..

Человек откинул капюшон, и Сюэ Мэн с громким «ах» тут же отступил на шаг назад. Сюэ Чжэнъюн же весело рассмеялся:

— Ого! Разве это не Ханьсюэ?

Мэй Ханьсюэ поднял голову. Он родился со светлой кожей и высокой переносицей, четко очерченными надбровными дугами и глубокими глазами. Своей экзотической красотой этот мужчина довольно сильно выделялся среди прочих людей. К тому же кожа его была безупречна и даже в полумраке комнаты словно светилась своим собственным светом. Может быть потому что с раннего детства он рос среди льда и снегов на горном хребте Куньлунь, весь его облик дышал морозом и инеем, отчего он казался ослепительно чистым и ярким, но отчужденным и высокомерным.

Одним словом, если судить только по его облику, никто не заподозрил бы в нем прославившегося на весь мир ветреного развратника[152.2] Мэй Ханьсюэ.

— Ваш покорный слуга прибыл сегодня в Линьи по делам Дворца Тасюэ. Я не думал встретить вас здесь, дядя Сюэ, — Мэй Ханьсюэ держался слишком холодно. Несмотря на учтивость его слов и вежливую улыбку, в глазах молодого человека было лишь безразличие, а от его почтения веяло прохладой. — Племянник хотел бы отдать дань уважения и справиться о здоровье[152.3] дяди и тети.

— Хорошо, очень хорошо. Ох, вот бы Мэн-эр был таким же вежливым.

Неожиданно, Сюэ Мэна очень расстроили эти слова. Стоя позади, он бросал на Мэй Ханьсюэ взгляды, похожие на маленькие ядовитые стрелы, каждый последующий из которых был яростнее, чем предыдущий.

Про себя же он думал: «Этот Мэй Ханьсюэ мелкая шавка! На показ один, а за спиной совсем другой! Совершенно ясно, что по натуре своей он бездушный извращенец, что не гнушается ни мужчинами, ни женщинами! В Персиковом Источнике он даже пытался пощупать его за поясницу, а сейчас перед старшими ведет себя как праведный монах на полпути к просветлению. Да у этой скотины настоящий актерский талант!»

За все время Мэй Ханьсюэ даже не взглянул на своего товарища по детским играм. Скромно потупив взгляд и еле шевеля губами, он весьма учтиво произнес:

— Дядюшка должно быть шутит. Молодой господин Сюэ – Любимец Небес и уже стал лучшим в соревновании на горе Линшань. Конечно, он от природы превосходит всех прочих.

— Вот именно! Отец, этот парень и правда побитый мной горе-вояка[152.4]…

— Мэн-эр... — госпоже Ван стало неловко за его поведение, и она потянула Сюэ Мэна в сторону. Взбешенный Птенец Феникса продолжал мысленно ворчать. Еще немного и от злости у него из ноздрей дым бы повалил.

— Дядя, вы сейчас направляетесь в орден Жуфэн? — спросил Мэй Ханьсюэ.

— Время терпит, часом раньше, часом позже, нет смысла спешить. Так или иначе у Наньгун Лю найдется для нас комната. Разве он не обещал, что за месяц до свадьбы освободит для гостей один из городов Жуфэн, чтобы все могли удобно разместиться? — со смехом ответил Сюэ Чжэнъюн. — Мы специально приехали пораньше, чтобы дать возможность младшему поколению поближе познакомиться.

На этих словах он многозначительно посмотрел на Сюэ Мэна, словно намекая, что все это для того, чтобы тот присмотрел себе невесту.

— … — Сюэ Мэн.

— Ханьсюэ, а ты не собираешься прямо сейчас отправиться в орден Жуфэн?

— Хозяин Дворца поручил мне одно дело, еще я должен прикупить побольше духовных камней и вернуться в орден. Поэтому я приехал в город раньше и останусь здесь на несколько дней, а за день до свадьбы снова вернусь. Думаю, успею управиться.

Сюэ Мэн тихо пробормотал себе под нос:

— Все с тобой ясно. Не хочешь приезжать раньше, потому что боишься, что охранники знатных семей, дочерей которых ты обманул, поймают и побьют тебя, как собаку.

Мо Жань тут же навострил уши и со смехом спросил:

— Мэнмэн, о ком ты? Что за собака?

— …

Сюэ Мэн фыркнул и, скрестив руки, ответил:

— Неважно, может у меня быть секрет?

— Пф, думается мне, ты просто боишься, что кто-то узнает, что у тебя с Мэем есть секрет.

— Ты опять чушь несешь!

Услышав эту фразу, Мэй Ханьсюэ наконец взглянул на них, и, встретив его взгляд, Сюэ Мэн на миг остолбенел…

Он почувствовал, что что-то не так, и этот Мэй Ханьсюэ был каким-то странным. Сюэ Мэн ясно помнил, что когда они виделись в последний раз в Персиковом Источнике, взгляд этого щенка был нежным, словно цветы персика, и даже когда он злился, его глаза все равно лучились теплом и весельем.

Но взгляд этого человека был совсем не ласковым. Какие там цветы персика, скорее уж мертвая ледяная пустыня. Это был равнодушный взгляд педанта и аскета, которому были чужды все страсти этого мира. Даже когда он улыбался, в его глазах был лишь холод.

Сюэ Мэн ошеломленно моргнул и на мгновение замер. Ему вдруг припомнилось, когда во время битвы за Небесный Разлом ученики дворца Тасюэ под предводительством Мэй Ханьсюэ пришли на помощь, этот сукин сын на людях тоже притворялся достойным и серьезным человеком. От этой мысли Сюэ Мэн вдруг пришел в ярость. Как может эта скотина так хорошо играть? Зачем так мастерски прикидывается? Он и правда зверь в человечьем обличии! Благовоспитанная мразь!

— Эй, Мэн-эр, куда это ты пошел?

— Здесь слишком душно! Я подожду снаружи! Как закончите разговор, выходите! — с этими словами Сюэ Мэн широким шагом быстро дошел до двери и, отбросив занавес, выскочил на улицу, все еще внутренне кипя от ярости. Любимец Небес действительно чувствовал себя несправедливо обиженным.

Он просто недоумевал, как такое возможно? Вся гостиная провоняла от этого отброса, но почему-то кроме него никто этого даже не заметил?

Как же это бесит!

Автору есть что сказать:

Сюэ Мэнмэн: — Мэй Ханьсюэ, почему мне кажется, что у тебя раздвоение личности?

Мэй Ханьсюэ: — А ты угадай. Угадаешь и приз твой.

Сюэ Мэнмэн: — Что за приз?

Мэй Ханьсюэ: — Золотая карта вип-клиента публичного дома «Циньхуай». Милые девушки из этого заведения владеют всеми секретами мастерства[152.5]. Гарантирую, что ты выйдешь оттуда с высоко поднятой головой, твоя уверенность в собственных силах взлетит до небес, и ты сможешь свысока смотреть на своего двоюродного старшего брата.

Сюэ Мэнмэн: — Ты… Да ты и правда сутенер! = =