Глава 3

Амара

— Обсудите со мной ситуацию ещё раз, наверху, — говорит Розалинда.

Я вздыхаю. Розалинда является фактическим лидером людей. Она красива со своими длинными темными волосами и надменными имперскими чертами лица. У неё всё под контролем, и ты понимаешь это, как только она входит в помещение. На корабле она была леди-генералом, и даже я, будучи женщиной-пилотом, могу только представить, чего ей стоило заслужить и сохранить эту должность. Она никогда не бывает стервозной, даже если кажется холодной. Её белый костюм скрипит при движении. Это едва уловимый звук, но я узнаю его по своей прошлой лётной форме.

Мы находимся в старом многоэтажном здании, которое до сих пор почти не повреждено. Он используется как место встречи, и Совет собирается за столом, состоящий из восьми человек, а также Сверре, парня Джоли, и Лейдона, парня Калисты, которые представляют народ змай.

Змай борются с той их частью, которая заставляет их убивать друг друга, поэтому для всеобщего блага мы избегаем того, чтобы в комнате было их слишком много одновременно. Люди в основном мои друзья, Розалинда, Джоли, Мэй, Калиста и некоторые из тех, кто представляет другую группу «интересов», гуманистов, как они себя называют. Все они отсталые ксенофобы.

Розалинда терпеливо наблюдает, ожидая, когда я начну заново. У неё есть то умение, которое я никогда не освою. Терпение. Проклятие всего моего существования.

Лейдон барабанит пальцами по столу, его крылья трепещут, а хвост дёргается туда-сюда. Он не скрывает своего волнения и беспокойства. Лейдон гигантский, даже для змая. Он загорелый с желтыми и синими акцентами по краям чешуи.

— Нам нужно оборудование. А ещё лучше, нам нужен доктор, который знаком как со змаями, так и с биологией человека, если мы отбросим наши желания улететь отсюда.

Розалинда кивает.

— Чего ещё тебе дать? — прорычал Гершом.

Гершом, чёрт его возьми, я его ненавижу. Ходячий мудила, если такой вообще существует. Громкий, дерзкий, самодовольный и расисткий кусок дерьма в довершение ко всему. Что поражает меня, так это то, что у него есть последователи среди выживших. Другие люди, которые также думают, что мы должны изолировать себя от змаев. Те, кто не доволен выбором некоторых девушек, кого они пригласили в свою постель.

Я бы сказала, что это всё какой-то клуб шовинистов, но среди его последователей есть и женщины. Он всегда борется против Розалинды, раздвигает границы и борется за власть. Чего, я думаю, он хочет. Силу. Власть для себя, чтобы он всегда мог добиться своего. Он машина, машина класса А.

— Что ты имеешь в виду, Гершом? — спрашивает Розалинда так, будто никто здесь не понимает, что он имел в виду.

— Было уже множество плохих… выборов, — он делает паузу, достаточную для того, чтобы все поняли, что он имеет в виду. — Насколько нам известно, мы единственные выжившие с космического корабля, у нас есть долг и обязательства перед нашей расой и нашими предками. Возможно, мы не добрались до планеты назначения, но судьба выбрала для нас эту.

— Судьба? — говорит Розалинда с явной насмешкой в ​​голосе. — Серьезно, Гершом?

— Издевайся, если хочешь, Розалинда, — говорит он, и за столом с его сторонниками раздается тихие бормотания.

Я не знаю их имен, мне всё равно. Они смешны до безумия. Я их не люблю, не хочу иметь с ними ничего общего и предпочла бы, чтобы их здесь вообще не было.

— Я не издеваюсь над тобой, Гершом, — ровным тоном говорит Розалинда. — Я подвергаю сомнению твою точку зрения.

Гершом улыбается и качает головой.

— Конечно, подвергаешь, — говорит он с такой снисходительностью, что у меня мурашки по коже.

— Уточни свою точку зрения, Гершом.

— Я хочу сказать, — говорит он, — что те, кто столкнулся с трудностями, заслужили должное отношение. Это никоим образом не должно мешать или подвергать опасности остальных выживших.

— Принято к сведению, — говорит Розалинда.

— Какое оборудование вам нужно? — спрашивает Лейдон, ставя локти на стол и наклоняясь ко мне.

— Кто-нибудь может перевести, что только что сказал этот монстр? — спрашивает Гершом.

Лейдон поворачивает голову и шипит, его крылья расправляются, а руки сжимаются в кулаки. Гершом отодвигает свой стул назад, и он падает, заставляя его оступиться. Его руки неэффективно крутятся перед собой, пока он пытается сохранить равновесие. Я не пытаюсь скрыть свое веселье.

Гершом и его гуманисты отказались изучать язык змай, что совершенно просто, нужно постоять перед одной из немногих работающих машин на этой планете и загрузить его себе в голову. Поскольку у нас, людей, нет машины, которая делала бы это для змаев, это поток в одну сторону.

— Видите! — восклицает Гершом.

— Видите что? Как ты шатался, как идиот? — спрашиваю я.

Он и его сторонники смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Я ухмыляюсь, приветствуя их неприязнь, поскольку она взаимна. Розалинда вздыхает и переводит Гершому, пока Сверре и Лейдон смотрят, как люди решают свои проблемы.

— Нужно что-то, что позволит нам заглянуть внутрь Калисты, — говорю я. — Мы называли их ультразвуковыми аппаратами.

Лейдон и Сверре обмениваются взглядами, затем Сверре пожимает плечами.

— УЗИ? — спрашивает Лейдон.

— Да, он использует звуковые волны, чтобы создать картину того, что происходит внутри. Мы не знаем, как… хммм, — я замолкаю, пытаясь подобрать слова для того, что я хочу сказать.

— Не знаешь что? — шипит Лейдон.

— Ну, если говорить прямо… Мы не знаем, что твой ребенок делает с внутренностями Калисты. Я бы и не догадалась, что межвидовое оплодотворение вообще возможно.

— Понятно, — говорит Лейдон, его голос спокойный и тяжелый одновременно от беспокойства.

— Здесь были медицинские учреждения, — говорит Сверре. — Может быть, что-то еще работает?

— Стоит попробовать, — говорю я.

— Приоритет на любые объекты или ресурсы должен быть в первую очередь ориентирован на человеческие потребности, — говорит Гершом.

— А ты думаешь, о чем мы здесь говорим?! Калиста и Джоли — люди! — прокричала я.

— Нет, это не так! Они спали с этими… тварями. Их решения могут стоить им жизни, но это лежит на их плечах. Есть множество выживших людей. Они могли бы внести свой вклад в наше общество, а не порождать…

Он не договаривает то, что хотел сказать, и я увидела это кристально чисто. Я знаю, что он хотел сказать, и мой гнев вспыхивает добела.

— Ты недалекий, невежественный, эгоцентричный, никчемный ублюдок, — говорю я, вставая на ноги. — Как твоя голова могла застрять так глубоко в твоей заднице?

— На что это ты намекаешь?

— Ты расист, — заявляю я.

— Нет, не расист, — говорит он, защищаясь. — Даже и не близко.

— Что с того, что ты перенёс своё невежество на инопланетян, поменяв местами с непримиримостью с другим цветом кожи? Я изучала документальные фильмы. Я знаю, какой была Земля, когда мы ушли. И теперь ты возрождаешь его здесь.

— Я не делаю ничего подобного, — говорит он. — Я реализовываю выживание для нашей расы.

— Ты невозможен.

Мужчины рядом с ним подходят ближе, и часть меня хочет перепрыгнуть через стол и сбить эту понимающую ухмылку с его лица. Это не принесло бы никакой пользы. Я откидываюсь на спинку стула, качая головой.

— Где это оборудование? — спрашивает Розалинда, придерживаясь сути дела.

— Я могу показать путь, — говорит Лейдон.

— Я пойду, — говорю я.

Розалинда кивает и закрывает собрание. Я сижу и смотрю, как все выходят, пока не остаются только Розалинда, Лейдон и я.

— Почему ты терпишь его? — спрашиваю.

— Потому что у него есть право на выражение своих мыслей, — говорит Розалинда. — Если мы потеряем это, то потеряем всё, что делает нас людьми.

— Но он чудовище!

— Нет, он подстрекатель и напуганный человек, который боится, что умрёт в одиночестве, но это не меняет того факта, что он имеет право чувствовать то, что чувствует.

— Он собирает последователей, — говорю я.

— Я знаю, — неумолимо говорит Розалинда.

— Хорошо, ну, он придурок, и я его терпеть уже не могу.

Розалинда улыбается.

— Я знаю.

— Ладно, — говорю я, глядя на Лейдона. — Пойдем?

— Да.

Мы выходим из зала Совета, и Шидан стоит сбоку от двери. Лейдон шипит на его неожиданное присутствие, и они оба смотрят друг на друга. Шидан меньше Лейдона, но не отступает. Это замечательно, и случайная мысль о том, как бы он выглядел без рубашки, проносится у меня в голове, но я отбрасываю её в сторону.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, делая все возможное, чтобы разрядить обстановку, прежде чем что-то обострится.

Из-за меня дрались два змая. Это сексуальная тема из книг, но на самом деле она ужасна и совсем не сексуальна.

— Я здесь ради тебя, Лютик мой, — говорит Шидан.

Лейдон переводит взгляд между нами двумя, когда произносит слово, которое кажется непереводимым. Мои щеки становятся горячими. Я знаю, что это слово означает больше, чем то, о чём я думаю, и это сводит меня с ума, но никто из тех, кого я спрашивала, не знает или не говорит.

— Зачем? — уточняю у него.

Шидан улыбается и пожимает плечами.

Я закатываю глаза.

— Ты как бездомная кошка, которую стоит покормить, и она никогда не уйдет.

— Кошка? — спрашивает Лейдон.

— Неважно, — качаю головой. — Пойдем посмотрим на это твоё оборудование.

Лейдон отправляется в путь, и я следую за ним, Шидан идёт рядом со мной. Солнечные блики сквозь купол отражаются от разрушенных зданий и поднимают волны жара от потрескавшихся, заросших улиц. Всё тихо. Вся моя жизнь до крушения прошла на корабле. Это было «нормально», но всё же это был корабль. Тесные помещения, ограниченное пространство, но наполненные жизнью. Я никогда не была одна. Нам даже пришлось делить личные комнаты. Это было совсем не то, что бродить по этому мёртвому, пустому миру.

Ненавижу это признавать, но я рада, что Шидан рядом со мной. Я бы не подумала, что это будет беспокоить меня. Больше всего в работе пилотом мне больше всего нравилось сходить с корабля в кромешную тьму. Тишина и уединение во время полёта на моем истребителе были желанным побегом от повседневной жизни. Но в городе по-прежнему слишком тихо. Слишком много мест, где можно спрятать вещи. Космос открыт, ты знаешь, что там, насколько хватает глаз. Там нет ни углов, ни теней, в которых можно было бы спрятаться. У меня мурашки по коже, когда я думаю об этом.