— Я причинил много вреда, — поспешно сказал Габриэль. — Я не говорю, что не делал. Но я не выпускал вирус. Я не убивал всех этих людей. Ты меня знаешь.

Но Мика уже слышал это раньше. Он напряженно смотрел сквозь очки.

— Я тебя не знаю. Я не знаю, чему верить.

Габриэль раскинул руки.

— Верь в нас.

— Я не могу, — выдохнул Мика, стараясь не шуметь. — Все кончено.

— Спроси Амелию, Мика. Она знает правду. Спроси ее…

Но Мика повернулся и зашагал по тропинке прочь от брата. Он присоединился к Уиллоу, Финну и остальным, слушая, как Гонсалес рассказывает о гидропонике.

Прикусив внутреннюю сторону щеки, он решительно выкинул слова брата из головы. Тот лишь пытался вбить клин сомнений и недоверия между Микой и Амелией. Он на это не поддастся.

Мысли о Габриэле лишь наполняли его бессильным гневом — и сожалением, и грустью, и обидой, безнадежно спутанными с любовью, которая все-таки продолжала существовать. Мика подумал о «Старике и море», о Сантьяго и его огромной рыбе, о том, как он любил и уважал ее, но все равно должен был убить.

Убийство любимых — меньший грех или больший? Мика все еще любил Габриэля, несмотря на все, что тот сделал. Он никогда не убил бы брата, но мог ли убить свою к нему любовь? Задушить свою привязанность к Габриэлю, чтобы перестать страдать каждый день?

Было бы легче, если бы любовь не мешала. Если бы он мог ненавидеть так же легко как Габриэль. Мика потерял брата, хотя тот находился на расстоянии всего трех футов.

Он выкинул эти мысли из головы. Он навсегда останется с этой душевной болью. Но сейчас ему нужно думать о настоящем. Ему необходимо сосредоточиться на том, что можно сделать.

— Удивительное место, — проговорила Элиза, хотя каждое слово давалось ей с трудом. Как и Мика, она была поглощена другими мыслями.

— А как насчет укреплений и оборонительных сооружений? — Джерико внимательно оглядел территорию вокруг фермы. — Я не вижу ни ограждений по периметру, ни сторожевых башен.

— Они нам и не нужны. — Гонсалес направился в обратном направлении.

Мика поспешил вдогонку. Он полностью вытеснил из головы мысли о Габриэле.

— Что значит «не нужны»?

— Судя по тому, что мы видим, мир катится к чертям собачьим, — проворчал Финн. — На самом деле, я думаю, что он вообще отправился в ад.

— Всем нужна защита, — добавила Уиллоу. — А как насчет банд?

— У нас есть защита. — Набирая скорость, резко ответил Гонсалес. — Мы мирный народ. И считаем, что насилие над человеком порождает только насилие. Кроме сигнализации, предупреждающей нас о случайных бродячих собаках или других диких животных, которых мы при необходимости отгоняем битами или выстрелами, нам больше ничего не нужно.

— Кроме того, мы, естественно, изолированы, — продолжал Гонсалес с ноткой раздражения в голосе. — Мы находимся в лесу, к нам ведет единственная грунтовая дорога. До нападений мы покупали и продавали товары в городке, расположенном по дороге. В Мейкон или Атланту редко приходится ездить. Нас почти не беспокоят. Большинство людей, которых мы видим сейчас, — это те, кого находят наши разведчики и приглашают сюда. Теперь, если нет других вопросов, я отведу вас в ваши покои, где вы сможете помыться.

Джерико пропустил Гонсалеса вперед.

— Мне это не нравится. Никакой обороны? Ни периметра безопасности, ни ночного дозора? Это неправильно.

— Что вы ожидали? — фыркнул Хорн. — Эти люди предпочитают жить так, будто прошлого века не существовало.

— Они же говорят, что живут мирно, — посмотрела Надира на Гонсалеса. — В этом нет ничего плохого.

— Я согласен с Надирой, — кивнул Мика. — Может быть, нам стоит отнестись к ним с пониманием.

Джерико наморщил лоб.

— В любом случае, завтра к вечеру мы уйдем. А до тех пор будьте готовы ко всему.