Хотя сельское хозяйство только начинало претерпевать такие изменения.13 В 1926 г. теоретик экономики Джон Клэпхэм отметил, что в 1831 г. "репрезентативный англичанин ... еще не был ... ни человеком, привязанным к железным колесам нового индустриализма, ни даже наемным работником на предприятии значительного размера". "Уже в 1851 г., отметил он, половина домохозяйств проживала в "сельских" районах, и только в некоторых из них были фабрики или угольные ямы. "В какой момент XIX века, - заключает он, - типичный рабочий может быть представлен как занятый выполнением работ, которые заставили бы предыдущие поколения ахнуть, - это вопрос для обсуждения. Можно предположить, что этот момент наступит довольно далеко в конце века". Массовое количество домашней прислуги заставляет задуматься об этом, но даже в британском производстве до конца XIX века занятия, достойные зевак, не были столь распространены. Как отмечают Максин Берг и Патриция Хадсон, в некоторых технологически застойных отраслях (строительство, скажем, или производство тканей до появления швейной машины, или вообще все услуги) наблюдалось значительное расширение и увеличение занятости, в то время как в некоторых технологически прогрессивных отраслях оно было незначительным или вообще отсутствовало (производство бумаги до отмены гербового сбора). Некоторые отрасли, работающие в крупных подразделениях, практически не меняли своих технологий (военно-морские верфи в начале периода). Некоторые, работавшие на крошечных предприятиях, были блестящими новаторами (металлургия, благодаря большому перевесу Великобритании в использовании угля для варки металла и стекла, а также в дроблении металла). Огромные мельницы в известных отраслях не были всем фактором два до середины XIX века, и ничем не были похожи на весь более поздний фактор шестнадцать. С 1870 по 1907 год ("довольно долгий путь в столетие") паровая энергия в Британии выросла в десять раз, т.е. намного позже, чем мрачные, сатанинские мельницы впервые вошли в сознание британцев.
Изменение производительности труда в 1780-1860 гг. происходило в текстильной промышленности очень быстро. Это происходит и по сей день. Хлопчатобумажная ткань, которая в 1700 г. была роскошью, к середине XIX в. стала самой распространенной и дешевой. Поэтому она нашла новое применение. В малой степени то же самое произошло с 1982 года при изготовлении "песочного" шелка. И так для каждой ткани. Синтетические ткани, такие как первая вискоза или следующий за ней нейлон, когда-то были очень дорогими. Теперь у вас полный шкаф одежды из всевозможных дешевых каучуков, получаемых из нефти. Причем шкаф большой: в домах, построенных в XIX веке, шкафов практически не было, потому что для хранения крошечного запаса одежды требовались шкафы.
Изменение производительности труда лучше всего видно по ценам на производимые товары.
Цены позволяют использовать простой (хотя и недостаточно распространенный) способ измерения изменения производительности до появления современной статистики по таким агрегатам, как "запас капитала" и прочим фантикам. Кусок хлопчатобумажной ткани, продававшийся в 1780-х годах за семьдесят или восемьдесят шиллингов (двухмесячная зарплата рабочего), к 1850-м годам продавался примерно за five шиллингов (зарплата за несколько дней), а к настоящему времени он уже превратился в зарплату за несколько минут. Небольшая часть снижения цен на готовые хлопчатобумажные ткани объяснялась снижением цен на сам хлопок-сырец, например, после внедрения хлопкоочистительной машины (усовершенствованной в 1793 г. на основе многочисленных более ранних машин) и особенно четырехкратного повышения урожайности хлопка в результате селекционных экспериментов на американском Юге и последовавшего за этим расширения посевных площадей под хлопок в Америке. Однако цены на другие факторы производства хлопка росли. Например, к 1860 году денежная заработная плата рабочих-хлопкоробов заметно выросла по сравнению с 1780 годом. Почему же тогда упала цена на производимые ткани? Она упала потому, что в хлопчатобумажном производстве с 1780 по 1860 г. и столь же значительно после этого совершенствовались организация и машины.
Этот случай характерен тем, что показывает больше различий вокруг средней производительности, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Например, расчеты показывают, что изменение производительности замедлилось в хлопководстве в самом начале XIX века - потому что электроткачество, появившееся позже, было явно менее важным, чем электрокардочесание шерсти-сырца и электропрядение шерсти в пряжу. И это подтверждает один из главных выводов историков экономики: изобретение - это не то же самое, что инновация. Героический век изобретений в хлопчатобумажном текстиле - создание первой версии макроизобретений - закончился к концу 1780-х годов, когда Харгривз, Аркрайт, Кей, Кромптон и Картрайт пережили свои великие дни. Однако в дальнейшем их изобретения постоянно совершенствовались. Это типичная картина: изобретение - это только первый шаг. То же самое можно сказать, например, о железных дорогах, которые вплоть до XX века совершенствовались множеством мелких способов, например дизельными двигателями, при значительном снижении реальных затрат. Поезд в пятьдесят вагонов был невозможен без поздних инноваций в области гидравлических тормозов и автоматического переключения. А еще позже стовагонный поезд, который в 1920 г. по "законам о полном составе" должен был состоять из шести человек, размещавшихся в кузове (на Milwaukee Road с моим дедом в качестве главного кондуктора), стал ходить с двумя людьми, без кузова. Реальная стоимость хлопчатобумажных тканей к концу восемнадцатого века снизилась вдвое. К 1860 году она должна была снизиться еще в два раза. А потом еще и еще.
В классический период промышленного переворота ни одна отрасль не была столь прогрессивной, как хлопчатобумажная. В черной металлургии производительность труда росла в полтора-три раза быстрее, что говорит о том, что производительность труда - это не то же самое, что производство. Производство чугуна в Великобритании с 1780 по 1860 год выросло в шесть раз, или на 5,5% в год.20 ("Малые темпы роста", как вы, возможно, склонны думать, что 5,5 - это и есть 5,5%, но если их оставить, то они превратятся в большие коэффициенты роста: 5,5% - это взрывной промышленный рост по историческим меркам, удвоение каждые 72/5,5 = 13,2 года; таков реальный доход на душу населения в Южной Корее с 1953 г.). Развивающаяся британская промышленность вытеснила железо, импортируемое из Швеции, и превратила Британию в мировую кузницу. Но дело в том, что это произошло в основном за счет применения несколько усовершенствованной технологии (так называемого пудлингования) на гораздо более широком поле, а не за счет впечатляющего и непрерывного снижения стоимости, которое наблюдалось в хлопке. Расчеты выглядят следующим образом: Стоимость исходных материалов для производства железа (в основном угля) с 1780 по 1860 год изменилась незначительно. За тот же период цена на продукцию (кованое железо) упала с 20 фунтов стерлингов за тонну до 8 фунтов стерлингов за тонну, что, безусловно, хорошо. Падение реальных затрат, опять же, является мерой изменения производительности. Так, производительность труда в производстве кованого железа выросла примерно в 2,5 раза, что является достойным восхищения изменением. Однако за те же годы производительность в хлопчатобумажном текстиле, как мы видели, выросла в 7,7 раза.
Другие текстильные производства, подражая нововведениям в хлопчатобумажной промышленности, значительно удешевляли свою продукцию, хотя, как правило, не так быстро, как ведущая отрасль эпохи: по сравнению с хлопком, производительность которого менялась на 2,6% в год, у камвольных тканей (шерстяная ткань, прядущаяся в тонкую пряжу и ткущаяся flat, без ворса) - на 1,8%, у шерстяных тканей - на 0,9%21. А вот в прибрежном и заграничном судостроении наблюдались взрывные темпы изменения производительности, аналогичные хлопчатобумажному текстилю (около 2,3% в год по сравнению с 2,6 в хлопчатобумажном). Показатель figure зависит от оценок Дугласа Норта для трансатлантического судоходства в этот период и составляет 3,3% в год в 1814-1860 гг. И снова "низкий" процент на самом деле велик по своему кумулятивному эффекту: ставки фрахта и пассажирские тарифы упали как камень, с индекса около 200 после наполеоновских войн до 40 в 1850-х годах. На каналах и железных дорогах изменение производительности труда составило около 1,3%. Таким образом, транспорт оказался в числе наиболее прогрессивных отраслей экономики.
Однако во многих других отраслях, например в черной металлургии, как мы уже видели, производительность труда менялась медленнее вплоть до конца XIX века.
Промышленная революция, что привело к снижению среднего показателя по экономике. Авторы "Двух ников", опираясь на исследования гениального Грегори Кларка и других историков сельского хозяйства, считают, что, напротив, оно показало неплохие результаты - около 0,7% в год изменения производительности труда. В любом случае, если брать один год за другим, 1780-1860 годы, сельское хозяйство все еще составляло почти треть национального дохода, а значит, имело большое значение, и его изменение производительности труда было в любом случае медленнее, чем у таких лидеров, как хлопчатобумажная и камвольная промышленность, каналы и железные дороги. Изменения производительности радикально менялись, как это происходит и в настоящее время: одна отрасль лидирует в повышении производительности труда в стране, в то время как другая оседает в рутине "отлаженной техники", компьютеры сменяют химикаты и электричество. В сельском хозяйстве, например, в XIX веке, в эпоху появления жатки и парового трактора, производительность труда менялась довольно быстро. А селекционная селекция животных и растений была, пожалуй, еще более важной - и все это в эпоху генетической инженерии в ХХ веке. Однако с 1780 по 1860 год лидировали текстиль и транспорт. Браво отважным британцам.