Глава 3 СУЧКИ И ИГРОКИ

Лили

Полуденное солнце светило в высокие окна студии, когда пианист начал играть Стравинского заново. Мы репетировали «Аполлона» для вечернего выступления, и наш балетмейстер — Уорд Стюарт стоял с суровым выражением лица, скрестив руки на груди, его седые волосы были аккуратно причёсаны. Он давал инструкции, указывал на ошибки, считал и исправлял во время репетиции этого куска. И был самым ненасытным из всех балетмейстеров, с ним мне приходилось работать чаще, чем с остальными.

Я кружилась вокруг Блейна вместе с Дженни и Надей, втроем мы плели сложный танцевальный узор вокруг него. Блейн был Аполлоном, а мы музами — муза поэзии, муза пантомимы, и, в моём лице, муза танца. Это завидная роль, муза, которую Аполлон выбирал для конечного па-де-де. (прим. фр. pas de deux [pa dǝ dø] — одна из основных музыкально-танцевальных форм в балете. Состоит из выхода двух танцовщиков (антре), адажио, вариаций сольного мужского и женского танцев и совместной виртуозной коды.)

Роли, которые я получила после повышения пару месяцев назад, до сих пор шокировали меня, как бы сильно я не работала, чтобы попасть на это место, никак не ожидала этого. Думаю, мне нужно сказать, что я действительно этого ожидала, но никогда не чувствовала, что имела на это право, или что была достаточно хороша, чтобы на самом деле заполучить их. Я обучалась у Изабель Ламон, а когда она получила травму в предыдущем сезоне, то решила уйти в отставку.

В день, когда я подошла к доске расписаний репетиций и увидела в списке своё имя рядом с «Жар-птицей», чуть не упала на пол. На эту роль не проводили пробы. Она давалась по заслугам, и её мог получить любой. День, когда это случилось, был лучшим в моей жизни.

В любом случае, я была всё новой ведущей танцовщицей, и Надя по стажу превосходила меня, но вот они мы, танцуем все вместе, и я заполучила важную часть.

И она не позволила бы мне это забыть.

Никто не был удивлён, когда роль Аполлона получил Блейн с его золотистыми волосами и небесно-голубыми глазами. Он был сложен, как греческий бог, и к тому же изящен. А па-де-де с ним буквально дало мне жизнь. Но репетиции никогда не были легки с Надей, и эта часть требовала абсолютной синхронности между тремя музами.

Я проскользнула под рукой Нади снова, и она сжала мою руку, удержав своё запястье так, что я не смогла повернуться. Моя лодыжка дрогнула, и я чуть не упала.

— Напрягись, Лили, — выкрикнул Уорд, требовательно взглянув на меня.

Я стрельнула взглядом в Надю, когда проскользнула мимо неё, но она лишь улыбнулась, и мне пришлось оттолкнуть ярость и сосредоточиться на музыке и своём теле. Я подняла ногу в арабеске, затем Надя и после Дженни. Я сделала буре, затем Надя и Дженни, и, когда я наклонилась, поставив руки в пятую позицию над головой, они повторили моё движение. Мы танцевали позади Блейна по всей студии, пока не построились в линию рядом с ним, и он наклонился к нам троим, а наши ноги вытянулись позади него.

Музыка закончилась, и Уорд привёл нас в чувство, дав последние указания. Напряжение висело между нами — Надя с одной и Блейн с другой стороны от меня. Мы сделали реверанс и поклонились, прежде чем отправиться к своим сумкам, пока пианист не начал играть снова. Мы с Блейном останемся еще с Уордом, а Дженни и Надя отправятся на свои следующие репетиции. Я схватила бутылку воды и сделала глоток, пока Дженни снимала свои пуанты.

Я посмотрела на своё красное отражение в зеркале.

— Боже, я вся потная. — Я покачала головой. — Думаю, что вспотела даже в промежности.

Дженни посмеялась. Мы всегда дружили, учились в одном классе в ШАБ и танцевали вместе в кордебалете. И повысили нас с разницей в один месяц друг после друга и как солистов, а теперь как ведущих балерин. Она была моим неизменным другом здесь, в этом мире, где давление и конкуренция в нашей работе так часто разрывали дружбу. Дженни можно смело назвать красивой танцовщицей и великолепной женщиной с чёрными волосами и светло-кремовой кожей, на которой, я почти уверена, не было ни одной веснушки. У неё также были самые длинные и изящные руки, которые я когда-либо видела.

Она застегнула свою сумку.

— Потные промежности случаются только с лучшими из нас.

Я обтёрла своё лицо и грудь полотенцем.

— Причина носить юбки номер один.

— Бедные парни не могут избежать даже этого.

— Ничего так не повышает либидо, как вспотевшие яйца в балетном трико.

Она рассмеялась, и я села, чтобы развязать один из своих пуантов.

— Мои пуанты сдохли. Посмотри на подошву. — Я согнула её, и кожа выгнулась дугой. — Чёрт, я только сегодня утром получила их.

— Фу, я ненавижу это. У тебя есть время сходить заменить их перед следующей репетицией?

Я вздохнула и стянула второй пуант.

— Мне придётся найти на это время.

Она покачала головой, когда сделала глоток.

— Только Уорд может измучить так сильно, что мы убиваем свою обувь за день.

Я хмыкнула.

— Жертвуя атласом и кожей, один концерт за один раз.

Она хихикнула и посмотрела мне за спину, слегка дёрнув подбородком. Надя стояла рядом с Блейном в дальнем углу комнаты, слишком близко, по моему мнению, и я почувствовала, как запылали мои щёки, когда она коснулась его руки. Мы с Надей похожи — одинаковое телосложение, длинные, светлые волосы и голубые глаза, но я была более милой, нежели привлекательной, а Надя обладала тем холодным, как лёд, модельным личиком. Неприятным и расчётливым. Немного худым.

Она что-то говорила Блейну, но я не могла разобрать из-за фортепиано, он вырвал свою руку из её хватки. Я не могла прочитать его выражение лица, потому что он уже отвернулся к своей сумке спиной к Наде, а она обернулась и нахмурилась, её прищуренные глаза нашли мои. Я встретила её суровый взгляд таким же своим, надеясь, что выглядела спокойной, хотя моё сердце бешено стучало о рёбра. Она даже не присела, когда сняла пуанты и закинула их в сумку, а затем быстро выскочила из помещения.

— В чем её проблема? — спросила Дженни.

Я.

Я пожала плечами.

— Кто знает. Дива никому не доверяет. Куда ты дальше?

Дженни застегнула свою сумку.

— На репетицию «Четыре темперамента» и потом на прогон моего вечернего сольного выступления. — Она покачала головой и взглянула на Блейна.

— Тебе повезло, что ты так часто выступаешь в паре с Блейном. И танцуешь «Лебединое озеро» тоже с ним. Я чертовски завидую. Мечтала танцевать Одетту с тех пор, как мне исполнилось семь.

Я с горящими щеками копалась в сумке в поисках балеток и дала ей стандартный ответ, который заготовила для тех случаев, когда поднималась тема нашего партнёрства.

— Мы в паре только из-за роста.

Она покачала головой.

— Не может быть. Вы так синхронно работаете. Ваши линии всегда идеальны. Это удовольствие — наблюдать, как вы танцуете вместе.

Я думала, что моё сердце не выдержит и разорвётся от такого комплимента.

— Спасибо, Дженни.

Она улыбнулась и приподняла бровь.

— Плюс, ты каждый день смотришь на его задницу.

Я хихикнула.

— Клянусь Богом, когда на нём балетное трико, моё лоно кричит его имя. — Я быстро надела свои балетки и подпрыгнула. — Уорд, мне нужно взять ещё одну пару обуви с нижнего этажа.

Он нахмурился.

— У тебя нет запасной?

— Нет, сэр, — ответила я, жалея, что не взяла ещё одну пару утром. — Эти совсем новые, и я выкинула запасные вчера.

Он кивнул, хотя был явно недоволен.

— Быстро.

Я сделала реверанс.

— Да, сэр. — Я помахала Дженни и поспешила к двери, мне на глаза попался Блейн, он одарил меня улыбкой, которая стёрла неловкость из-за задерживающейся репетиции.

Я прошла по коридору, где выстраивались в ряд гигантские оранжевые ящики, полные реквизита, париков и костюмов, которые переполняли каждый коридор здания. У НЮСБ (прим. Нью-Йорк Сити Баллет) было более четырёхсот постановок, и вещи для такой кучи людей занимали очень много места. У нас был целый ящик, полный фальшивых бород и усов. Серьёзно.

Я попала в конец коридора и спустилась на лифте в одно из самых почитаемых мной мест в этом театре.

Комната обуви была храмом — тихое место, заполненное полками, на которых располагались тысячи пар обуви ручной работы для танцоров труппы. В среднем в день репетиций мы использовали одну пару обуви, и многие из нас носили абсолютно новые пуанты для выступлений. Каждая пара обуви была особенной, потому что играла важную роль в наших дальнейших успехах.

Эта комната была полна возможностей. Полная мечтаний, которые ждали, когда они осуществятся.

Я протиснулась между полками, пока не дошла до шкафчика со своим именем. Я посмотрела вверх, как и всегда, насладившись мгновением и оценив стопку обуви — моих пуантов ручной работы от «Freed of London», выполненных специально по моим параметрам. Я пробовала с десяток пар обуви разных производителей, когда училась, пока не нашла подходящую, правильной формы и идеального покроя. В тот момент, когда я нашла свою фирму, имя которой было выбито на подошве каждой пары моей обуви, всё стало похоже на момент из сказки Золушка, когда она примерила хрустальную туфельку.

Я схватила два мешочка с обувью и повернулась, чтобы уйти, но резко остановилась, когда заметила кое-кого наверху.

Надя стояла в конце прохода, уперев руки в бёдра, а её улыбку можно сравнить только с оскалом Диснеевского злодея.

— Привет, Лили. — Моё имя из её уст было ядом.

— Что случилось? — сказала я вместо приветствия, выдвинувшись вперёд.

Она заблокировала проход, заслонив его своим телом, когда я приблизилась к ней.

— Что происходит между тобой и Блейном?

Я встретила её пристальный взгляд своим собственным.

— Не знаю, о чём ты говоришь.

— Не ври мне, Сочный Фруктик. Все знают, что ты влюблена в него, — она хихикнула. — Боже, ты смотришь на него этими большими щенячьими глазами. Реально думаешь, что он может когда-нибудь заинтересоваться тобой?