Глава 13

Изабелла

Я чувствую себя такой потерянной, когда Кай выводит меня на улицу и ведет к машине, а бабушка Стефи и Индиго следуют за нами по пятам.

Растерянность.

Это все, что я чувствую.

Не злость. Не грусть. Не боль.

Только растерянность.

Ничто не имеет смысла. И под этим я имею в виду: себя, свою жизнь, все вокруг меня. Я чувствую, что плыву, как будто мое тело каким-то образом осталось на земле, а мои ноги двигаются, но мой разум улетел в небо, где он может сидеть и пытаться осмыслить то, что только что сказал мне Кай. Но слишком многое нужно обдумать, слишком много вопросов проносится у меня в голове одновременно.

Моя мама в тюрьме за убийство.

Моя мама — убийца?

Моя мама жива, но я, вероятно, никогда больше ее не увижу.

Линн была права: моя мама — плохой человек.

Делает ли это меня плохим человеком?

— Я бы хотела, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что происходит, — говорит бабушка Стефи, когда мы подходим к ее машине. Она надевает солнцезащитные очки и скрещивает руки на груди, осматривая машину снаружи. — Почему эта папка так важна?

Кай бросает на меня косой взгляд, в его глазах читается безмолвный вопрос: ты собираешься ей рассказать?

В конце концов, я это сделаю. Мне просто нужно несколько минут, чтобы разобраться в своих мыслях.

Пальцы Кая разъединяются с моими, когда он обходит машину. Индиго отодвигается на несколько футов, чтобы зажечь свет. Я хочу схватить Кая за руку, потому что это помогает мне чувствовать себя немного лучше, но я не знаю, как это сделать, не получая вкрадчивых взглядов от моей бабушки и Индиго. К тому же, прилипчивость может вывести Кая из себя.

После того, как Кай осматривает машину снаружи, он останавливается возле багажника. Скрестив руки на груди, он наклоняется вперед и, прищурившись, смотрит на замок. Его глаза загораются, когда он протягивает руку и открывает багажник.

— Какого черта? — Бабушка Стефи подходит к нему. — Как ты это сделал без ключа?

— Замок был взломан. — Кай отряхивает руки. — Багажник на самом деле намного легче взломать, чем двери.

Она поджимает губы.

— И откуда ты это знаешь?

Кай перемещает свой вес, почесывая затылок.

— Эм… Случайная догадка?

— Не прикидывайся дурачком, молодой человек. — Но она откладывает выговор и указывает на багажник. — Но как они попали из багажника на заднее сиденье?

Кай наклоняется вперед, чтобы осмотреть внутреннюю часть багажника.

— Я предполагаю, что сиденье не было закреплено. По крайней мере прошлой ночью, если я правильно помню.

Через заднее стекло машины я вижу, как верх заднего сиденья откидывается вперед.

— Защелка сломалась недавно, — признается бабушка Стефи, когда Кай выпрямляется. — Я хотела починить ее, но, честно говоря, я думаю, что это портит характер машины.

Кай смотрит на меня, и я бросаю на него взгляд «а-я-что-говорила».

Я протискиваюсь между ними двумя.

— Но зачем кому-то взбрело в голову залезть в багажник и пробраться через заднее сиденье, когда можно было просто разбить окно?

— Так менее заметно. — Взгляд Кая скользит по парковке. — Особенно, если вокруг есть люди или камеры. Можно сделать так, чтобы это выглядело, как будто ты что-то достаешь из багажника или как будто заперла свои ключи в машине.

И снова моя бабушка бросает на него суровый взгляд, но Кай игнорирует его, его внимание приковано к камере, установленной в углу парковки.

— Они есть по всему сообществу, — говорит моя бабушка Стефи. — Их установили всего пару месяцев назад, после того как у нас случилось несколько взломов.

— Человек, который взламывал машину, вероятно, видел их. — Взгляд Кая перемещается от камер к багажнику. — С открытым багажником легче скрыть то, что делаешь, от камер.

— Но зачем кому-то понадобилось столько хлопот только для того, чтобы получить папку? — Я обмахиваю лицо руками, когда облако сигаретного дыма от Индиго кружит в воздухе вокруг меня.

Последние пару минут она была такой тихой, снимая стресс, подпитывая свою никотиновую зависимость. Я хотела бы, чтобы у меня было что-то, что помогало также и мне, что-то успокаивающее. Думаю о том, чтобы снова вложить свою руку в руку Кая, но не могу найти в себе мужества сделать это.

— Ну, это все зависит от обстоятельств. — Бабушка Стефи смотрит на меня сверху вниз, скрестив руки на груди. — Что было в папке?

Не знаю почему, но я бросаю взгляд на Кая, как будто он должен помочь мне не рассказывать ей. Я еще не готова рассказать, не готова сказать это вслух.

Хотя Кай, кажется, не поддерживает меня в этом. Он сочувственно смотрит на меня и говорит одними губами: «Я думаю, тебе следует сказать ей».

Я хмуро смотрю на него и открываю рот в ответ «предатель».

Уголки его губ приподнимаются.

— Изабелла Андерс. — В голосе бабушки Стефи звучит предостережение. — Перестань пялиться на своего друга-джентльмена и просто скажи мне, что происходит. — Ее тон немного смягчается. — Я знаю, что ты пережила много трудностей за прошедший месяц, но я обещаю тебе, что, что бы это ни было, даже если ты попала в какую-то беду, я с тобой. Но я не смогу тебе помочь, пока ты не скажешь мне, в чем именно тебе нужна помощь.

Я массирую виски кончиками пальцев, чувствуя, как начинает болеть голова. Я знаю, что она права. Она не сможет мне помочь, если я ей не скажу. Тем не менее, мне трудно произнести эти слова, потому что стоит их сказать вслух, они становятся очень реальными.

Зная, что я сильнее этого, делаю глубокий вдох и срываю пластырь. Я рассказываю ей, что Кай узнал о моей маме и что в папке содержалась какая-то информация о том, почему она оказалась в тюрьме. К тому времени, как я заканчиваю объяснять, у меня такое чувство, будто мне сдавливают грудь. Мне трудно набрать в легкие хоть немного кислорода.

— Иза, тебе нужно успокоиться, — говорит бабушка, когда я хватаю ртом воздух. Она кладет руку мне на плечо. У нее дрожат пальцы. Она напугана. Из-за меня? — Я думаю, у тебя может быть приступ паники, дорогая.

Я сгибаюсь, упираясь руками в колени.

— Я в порядке… Мне просто нужна минутка.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Моя мама. Убийца. Она убила. Кого-то. Неудивительно. Никто. Не хочет тебя.

— Иза.

Я чувствую другую руку на своей спине, как чьи-то пальцы осторожно рисуют узоры вверх и вниз по позвоночнику.

— Сделай пару вдохов, — говорит Кай, чуть приобнимая меня. Он что-то тихо говорит моей бабушке Стефи, а затем призывает меня пойти с ним.

Сделав глубокий вдох, я встаю и иду рядом с ним.

— Я не знаю, что со мной не так… У меня просто так сильно сдавило грудь.

— Я думаю, твоя бабушка права. У тебя паническая атака. — Его голос тихий, осторожный, как будто он боится, что громкость может заставить меня сломаться.

— Куда мы направляемся? — шепчу я, когда он уводит меня от апартаментов к дороге.

— На прогулку.

— На прогулку? — И это все?

Он с любопытством смотрит на меня.

— Что? Ты ведешь себя так, будто это странно. Мы раньше все время так делали, помнишь? Просто гуляли в парке. Это всегда помогало мне чувствовать себя лучше.

Я облизала пересохшие губы языком.

— Правда?

— Да. Это была единственная вещь, когда я чувствовал себя спокойно. Я всегда отключался от всего и просто сосредотачивался на том, чтобы быть собой.

— Это немного грустно. Я имею в виду, что это случалось с тобой только тогда, когда мы гуляли.

— Я знаю, но это была моя собственная чертова вина. Я позволил всему идти своим чередом.

Мы достигаем края жилого комплекса, и я думаю, что мы собираемся развернуться, но вместо этого он смотрит налево, потом направо, прежде чем переплести свои пальцы с моими и перебежать через дорогу.

Прямо напротив нас находится голое поле длиной не менее мили, окруженное коротким деревянным забором. Когда мы подходим к забору, он отпускает мою руку, чтобы перелезть через него. Затем протягивает мне ладонь.

Я указываю на табличку, прибитую к забору.

— Здесь сказано, что посторонним вход воспрещен.

— С каких это пор тебя волнуют правила? — Он поднимает брови, глядя на меня. — Да ладно тебе, Иза, ты же знаешь, что правила приятно нарушать.

— Нет, я не хочу, — говорю я, но все равно беру его за руку.

После того, как наши руки переплетаются, я перекидываю ногу через забор. Затем он помогает мне спуститься, хотя мы оба знаем, что я не из тех девушек, которым нужна помощь, чтобы перелезть через забор. Как только я опускаю ноги на землю, мы пересекаем поле, двигаясь к линии деревьев в задней части участка. Некоторое время никто из нас ничего не говорит. Единственные звуки, окружающие нас, — это мягкое дуновение легкого ветерка и хруст сухой травы под нашими ботинками.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он меня через пару минут.

Я киваю.

— Немного.

— Хорошо. — Он обнимает меня одной рукой и морщится. Он обхватывает свободной рукой живот и прижимает ее к боку с возможно сломанным ребром. — У меня уже было несколько приступов паники раньше. Свежий воздух и движение обычно помогают.

— У тебя были приступы паники? — ошеломленно спрашиваю я. У Кая? У находившего-юмор-во-всем, Кая?

— Сейчас уже нет, но, когда я был младше, такое случалось.

— Что их вызывало? — Поднимается ветер и сдувает пряди волос мне в лицо.

Его челюсть сжимается.

— Это долгая история, в которую я не хочу сейчас вдаваться

Я вынимаю несколько прядей волос изо рта.

— Ты постоянно так говоришь.

— Знаю.

— Кай, ты же знаешь, что можешь мне многое рассказать, верно? Мы проводим все время, разговаривая обо мне, и мне кажется, что мы никогда не говорим о тебе.

Он одаривает меня улыбкой.

— Это потому, что я заурядная личность, не как ты.

— Ха. И ты тоже. Я знаю, что у тебя действительно захватывающая жизнь, о которой ты никогда не говоришь со мной.

— На самом деле это не так уж и интересно.

— Прошлой ночью ты получил сотрясение мозга от парня размером с борца сумо. Я загибаю пальцы. — С Ти происходит что-то такое, в чем я еще не совсем разобралась, но я знаю, что из-за него у тебя, вероятно, сломано ребро. И даже не заставляй меня начинать про Большого Дуга.